Встреча с Мастером
Мне как зрителю повезло: я много раз видел народного артиста Виталия Венгера на сцене, начиная с того самого 1950 года, когда он приехал в Иркутск по окончании Московского театрального училища имени Бориса Щукина (я был тогда иркутским школьником). Могу, не сходя с места, назвать, пожалуй, сотню воссозданных им ролей. Последнее время мастер по нездоровью не выходит на подмостки. Но вот новая с ним встреча – о Венгере сняли фильм. Кажется, это первый фильм, снятый об иркутском театральном актёре за многие десятилетия. Но ведь и Венгер – один-единственный. Хороших актёров было и есть в Иркутске много, но Венгер – один.
В Иркутске всегда было много хороших актёров. Есть они и сейчас. Но
Венгер выделяется среди всех. Неуёмной энергией. Ядерной заряжённостью.
Мощью выразительных средств. По молодости я не соображал, в чём тут
дело. А потом, когда поближе приобщился к театру, понял, в чём секрет: в
актёре Венгере течёт вахтанговская кровь, и это отличает его от
остальных. В книге «Птицы небесные» Виталий Константинович формулирует
принципы вахтанговской школы. Театр как праздник. Романтическая
приподнятость. Заразительность. Обаяние. Темперамент. Юмор. Артистизм.
Чувство стиля. Вкус.
«Столичный актёр в провинциальном городе» – это диагноз режиссёра
Изяслава Борисова.
«Всё всегда вершилось вокруг этой личности, вокруг этого небожителя.
Когда на сцене Венгер, праздник всегда заполняет зал. Присутствие
Венгера изменило провинциальный Иркутск, сделало его
празднично-столичным. Я бесконечно счастлив, что работал с Венгером» –
это вердикт режиссёра Вячеслава Кокорина.
Этот фильм – как песня, как стихотворение. В нём много строк, строф,
мотивов, мелодий. В 58 минут уместилась прожитая в искусстве жизнь.
Снятых более или менее ловко (а иногда и неловко) интервью с актёрами
(да и с неактёрами – с кем угодно) полно. В массовидном варианте это
сляпано как-то на ходу, небрежно, без сердечного подключения, без
внутреннего трепета… Тут – другое. Фильм назвали «Виля». Так зовут
Венгера друзья, близкие. И ленту сделали друзья. По душевной
потребности. По неостановимому внутреннему зову. И снято это совсем не
на ходу, не между делами. Это плод годового творческого содружества
иркутян и новосибирцев: сценариста Сергея Захаряна, кинооператоров
Евгения Корзуна и Антона Коломийца, редактора Арнольда Харитонова,
мастера по монтажу Александра Новикова. Режиссёр Изяслав Борисов сегодня
живёт и работает на Оби, когда-то он был главным режиссёром Иркутского
драмтеатра и знает об актёре Венгере не с чужих слов. Известный
фотохудожник Александр Князев разрешил использовать для фильма свой
бездонный фотоархив. И ещё множество людей так или иначе с разных сторон
причастны к созданию этого фильма.
Работа была неспокойной, как всякое подлинно творческое дело.
Вздорили, конфликтовали, мирились и снова с головой кидались в омут
творческого поиска. И счастливо выплыли.
Джазовый выплеск. Седой ударник с азартом, с драйвом бьёт в барабан.
Что это? Может быть, это ритм жизни Венгера, всегда взволнованный,
стремительный? Танцуют немолодые люди. Парами. По старинке.
Воспоминание? Погружение в былое? Всё это подлежит любому истолкованию –
как зрителю заблагорассудится. Но эмоциональный заряд авторами фильма
задан. Он уже в нас попал.
На смену приходит щемящая лирическая мелодия. Плывут кадры старого
Иркутска. А в другой момент это московский пейзаж (в столице родился
герой киноповествования).
Эти два лейтмотива проходят через всю ленту, скрепляя её
композиционный строй, задавая настроение, атмосферу.
Но стержень снятого и поведанного, сквозное действие (употребим
театральный термин) – это прерываемый вставками и отступлениями монолог
актёра.
В первые мгновения он молчит. Но это молчание что золото. Где-то
вдалеке невнятно, так, что можно разобрать лишь обрывки фраз, слышен
голос, очевидно, режиссёра, дающего установку артисту, что он хочет от
него слышать, о чём следует поведать. А в кадре – Венгер. Молчащий. Но
красноречивее слов говорят его глаза, мимика, поворот головы. Он
подключается к процессу – озадачивается, заряжается, настраивается.
Замечательный фрагмент, прекрасно снятый кинооператором Евгением
Корзуном. Запечатлён человек, от которого невозможно оторвать взгляда.
А говорит Венгер прекрасно – как Артист, как Мастер, как чудесный
Рассказчик. Он словно заново проживает то, о чём рассказывает. Не только
говорит, но думает. Рассказ сопровождает то, что Станиславский называл
кинолентой видений. «Картинки», возникающие на внутреннем экране
рассказчика, передаются нам, зрителям.
Каждый его рассказ – драгоценная изюминка. То с юмором, то с
лирическим настроем, то с горечью, то с первозданным любовным порывом.
О поступлении в Щукинское училище он рассказывает так, словно это
было вчера. «Волк и ягнёнок», – объявляет абитуриент басню, которую
собирается читать. И от волнения неожиданно для себя добавляет: «На
псарне». Приёмная комиссия заходится от хохота. Как ни странно, это
помогает установлению живого контакта чтеца и слушателей. Ректор Захава
начинает подыгрывать Венгеру. Все ещё больше веселятся. Абитуриент уже
не волнуется, а чувствует себя так, словно что-то изображает перед
сверстниками в своём дворе в переулке на Сретенке. Успех. Венгер
становится студентом знаменитого училища.
История не столь уж необычная. Всё дело в том, как об этом
рассказывает Венгер. Рассказывает Собеседник, от которого ни глаз, ни
ушей не оторвать.
И резюме: «Я родился дважды: на Сретенке и в Щуке. А в Иркутске – как
человек и как актёр».
А как изумителен рассказ о первой встрече на концерте в филармонии с
прекрасной Эльзой – «Джокондой в красном платье». Вмиг «всё
преобразилось в этой деревне». Она стала его любовью, музой, подругой,
спутницей всей жизни. Да, наверное, и магнитом, который задержал Венгера
в Иркутске.
А вот и Его Величество Театр собственной персоной. Артист вспоминает о
рождении образа татарского паренька Муссы Валиева, который на войне
объяснялся в любви белорусской девушке. И акцент, и слова из пьесы
обсосаны, но всё чего-то не хватает. Выручила предложенная Венгером
песенка. Мало того, он сам подыгрывал себе на губной гармошке. (Отец его
играл по слуху на шести инструментах, что-то передалось и сыну). Венгер
воспроизводит эпизод с песенкой и губной гармошкой перед кинокамерой.
Это отсвет давнего спектакля, но такой живой и чудесный.
Режиссёр Изяслав Борисов читает страничку о Венгере из своей книги
«Фрагменты». О том, каким артист становится неконтактным,
раздражительным, недоступным в дни перед премьерой, когда идут последние
репетиции, – перед родами. От отчаяния режиссёр говорит артисту:
«Замучил ты меня. Я сошью твоё чучело и сожгу его перед Домом
правительства!». Но после этих слов актёр выдаёт на подмостках такое,
что режиссёр прощает ему всё и объясняется ему в любви навсегда. Таков
он, Венгер.
Из песни слова не выкинешь. «Жизнь актёра складывается и из горечи». И
Венгер вспоминает о пустом сезоне, без единой роли, даже эпизодической.
А режиссёр плакал, объясняясь с актёром, что он не знает, какую роль
ему предложить. Пришлось даже подумывать о переезде, против желания, в
другой город. Всё было.
… Фильм документальный, но это художественное явление. Со своей
поэтикой, фактурой, интонацией, композицией. Есть в театре драгоценное
понятие – атмосфера.
Венгер несёт атмосферу в себе. Он несёт её в спектаклях, создавая
всегда мощное атмосферное биополе. Он создаёт атмосферу и в фильме,
обволакивая нас потоком обаяния, притягательности, исповеднической
нотой.
Кто-то из великих, вспоминает Венгер, сказал: «Жизнь – проигранная
игра». И продолжает: «Но игра стоит свеч. Человек играет, когда он
человек. И он человек, когда он играет».
А что сегодня? Артист признаётся, что он и сейчас живёт своими
ролями: «Уже не отличить сценическое от житейского. Роли словно правят
твоей жизнью. Они напоминают о себе постоянно, будят по ночам, стоят
посреди дороги, перебегают улицу…».
Фильм «Виля» помогает нам ощутить, что так оно и есть.
… В заключение звучит стихотворение Анатолия Кобенкова, его
проникновенно, в тон ленте, читает Изяслав Борисов:
Разве дело в печали, которой я жив,
или даже в мотиве, которым я стар,
или в том, что я песенке сердцем служил,
а она убежала, от сердца устав…
И не в том эта боль, что прибилась ко мне,
и не в том, что могла бы прибиться к тебе,
а, наверное, в том, что в иной стороне
и с иной стороны я не стал бы иным…