Удивительно то благожелательное единодушие, с каким на расстоянии лет оценивают актёры бывшего своего лидера. Титов – эпоха в ТЮЗе, самый плодотворный период, работоспособный и талантливый режиссёр, крепкий постановщик, он тщательно подбирал труппу, тонко чувствовал артистов и заботился о них, особенно хорош был в показе, море обаяния, развитая интуиция, создатель романтического театра… Здесь через запятую собрана лишь часть высказываний о Л.Д. Титове разных людей. Можно не гадать, случались ли при нём и с ним конфликты, несогласия, обиды. Конечно! В театре просто не бывает иначе. Но человеческая память сохраняет и проносит сквозь годы самое главное. Коротко – в строчках Б. Пастернака: «Следы любви самоотверженной не подлежат уничтожению». Отсюда и первый вопрос:

– Лев Дмитриевич, а какой след оставил ТЮЗ в вашей судьбе?

– Иркутский ТЮЗ был первым театром, где я возглавил творческий коллектив после Высших режиссёрских курсов под руководством А.А. Гончарова. До них у меня был пятилетний стаж постановок в театрах Симферополя, Брянска, Ставрополя. И когда начальник управления культуры Козлов предложил мне на выбор охлопковскую драму или ТЮЗ, я, будучи тогда сам молодым и побаиваясь «стариков» из-за отсутствия опыта главного режиссёра, предпочёл театр юного зрителя. Влил в него, что называется, свежую кровь, пригласив молодых артистов из Центрального детского театра в Москве, из Харь-ковского театрального института. Я горел желанием поднять творческую планку, уйти от нажитых штампов, разрушить барьер между сценой и залом и сделать театр живым.

– Но помимо приезжих артистов в труппе были и свои кадры, которых вы вовлекли в процесс «оживления»?

– Да, мне помогали Елисеев, Филимонов, Проценко, Зикора…

– Как-то непривычно слышать эти имена без званий, которыми отмечено их творчество: заслуженные артисты, народные.

– Часть ребят взяли из выпускников театрального училища, где я потом вёл свой курс, – Солуянову, Гуркина, Ломоносову… Труппа как-то задышала, оживилась. Мне важно было привнести ту свежую энергетику, примером которой для меня когда-то служил «Современник». Хотелось создать живой ансамбль, потому что есть спектакли вполне профессиональные, но они мёртвые.

– Без хорошей драматургии задача вряд ли выполнимая.

– В первом же сезоне возникли «Московские каникулы», «В поисках радости» Розова, «До свидания, мальчики» Балтера. Я даже взял пьесу Рацера и Константинова «Любовь без прописки», которую сегодня назвали бы коммерческой. Внесли жанровое разнообразие сказки «Робин Гуд», «Одолень-трава», где в роли Кота Баюна выступил Борис Руденко и быстро стал любимцем детворы. Появилась обратная связь, которая придала мне уверенности. Я почувствовал увлечённость и поддержку не только молодых артистов, но и таких, как Вельяминова, Иванченко, Пётр Лавров, Васса Климанова. Роль Иркутского ТЮЗа в моей творческой биографии, вы спросили? Получилось не просто поставить удачные или менее удачные спектакли – я отвечал за программу театра, обретал общий язык с артистами и ставил проблемы перед зрителями.

– И никто вам не мешал? Не внутри ТЮЗа – извне?

– А вы сами судите. В 70-х годах пьеса считалась хорошей или плохой в зависимости от соотношения в ней положительных и отрицательных персонажей. А ещё должно было быть энное количество колеблющихся, которые в конце примыкали бы к хорошим. Так что и лавировать, и хитрить, и осторожничать, и идти на компромиссы – по-всякому приходилось защищать и отстаивать свои идеи. «Мужчина 17 лет» Дворецкого, пьесы Розова говорили о формировании личности. Но мне важно было донести мысль, что это даётся очень дорогой ценой. Личность не может проявиться и открыться, если не рискует чем-то – личным благом, репутацией, может быть, даже жизнью. Тогда остаются шрамы на теле и в душе, и мы пытались сделать их внятными для зрителя, независимо от жанра. Даже в сказке старались воздействовать не масками, чёрной либо белой, поскольку в жизни тоже добро борется со злом, но не всё так прямолинейно. Возник какой-то наш определённый почерк, он объединял, артистам интересно было играть в острых, проблемных спектаклях. И потом уже те, кто вливались в ансамбль, подхватывали общий тон – Казименко, Абашеев, Лацвиев, который закончил мой курс, Ощепкова, Тарновская, а впоследствии Кабаков и Привалов. Режиссёры Грушвицкая, Преображенский, при абсолютно разных почерках, поддерживали эту линию. Мы шли как бы в одной упряжке. Избитых истин избегали и не подсказывали залу, что хорошо и что плохо. Зритель это сам решал.

– Для вас, похоже, эти годы стали пиком творческой активности? Почётное звание само об этом свидетельствует. Но рефлексия, отличающая настоящих художников, до сих пор с вами. Ведь вы в этот приезд, поставив забавную сказку «Мымрёнок, или Здравствуй, Чудо в перьях», на сдаче её были явно недовольны почему-то собой? А детская аудитория смотрит эту сказку, замечательно оформленную Юрием Суракевичем, взахлёб!

– Реакция очень живая, я убедился. Просто у меня есть ответственность за этот коллектив, за этот театр, которому отдано почти десять лет жизни. И для меня он остаётся родным. Мне кажется, навсегда. А требовательность к себе диктует, помимо этого, тот факт, что я не только действующий режиссёр, но и педагог. Выпустил уже четыре курса актёрско-режиссёрских в Московском государственном университете культуры и искусства.

– А есть среди ваших учеников фигуры, ставшие известными?

– У меня заканчивал курс, например, Шапошников Геннадий, это был мой первый выпуск.

– Как неожиданно! Сейчас вы репетируете с молодым пополнением труппы «Дурочку» Лопе де Вега – комедию «плаща и шпаги», которая блистательно шла в вашей постановке с неподражаемой Ниной Ольковой – Финеей, а до неё – Зинаидой Скрипко. Пьеса, говоря кратко, о всепобеждающей любви. Но вы наверняка некий свой ракурс этой вечной темы предлагаете?

– Я не собирался возвращаться к этому названию, но на просьбу театра откликнулся. Безусловно, любовь преображает – тема вечная, как остаются вечными зависть, корысть и неразделённая любовь. Наш спектакль – о непредсказуемости женского начала. Как бы мужчины ни интриговали и ни просчитывали всё наперёд, верх останется за прекрасным полом. Если пробудилась в женщине любовь, страсть, то она способна преодолеть любые мужские ухищрения. В этом я вижу сегодняшний акцент вечной темы. Мы берём пьесу, в которой любовь одухотворяет, а не ведёт к преступлению и трагедии, как, допустим, в «Леди Макбет Мценского уезда». Поэтому зрителями «Дурочки» может быть широкая аудитория – от подросткового возраста, начиная с 5–6 класса, но лучше всего смешанный зал, чтобы реакция на восприятие комедии не была смещена.

– Повторить спектакль вашей молодости нельзя, но пожелать успеха новой вашей постановке хочется от всей души!

Беседовала Вера ФИЛИППОВА, специально для «Восточно-Сибирской правды»