Пострадавшие – они же и самые успешные

Иван Александрович, сдерживая улыбку, терпеливо ждал, пока всё будет проверено. Он и сам накануне, получая крупную сумму, разглядывал деньги, словно видел их в первый раз. Оно и понятно: уже третью неделю ходили по Иркутску не годные к употреблению казначейские билеты. На каждом стоял штамп «На изъятие», но несколько дней ни приказчики с их намётанным глазом, ни кассиры не замечали его. «Очень, видно, истосковались по настоящей торговле, которой не было в городе несколько месяцев из-за забастовок, митингов и арестов», – нашёл объяснение Мыльников.  

Когда о мошенниках объявили во всеуслышание и назвали самые пострадавшие фирмы, Иван Александрович вдруг поймал себя на догадке, что эти же самые фирмы  и есть самые доходные на сегодняшний день. Вскоре  это предположение подтвердилось вполне: в печати было официально объявлено, что в минувший год лучшие коммерческие обороты у фирмы Метелёва и Щелкунова, а также у Второвых. Успешным оказался год и для Брандфейна, сделавшего ставку на листовые табаки. В городе, наполненном военными, спрос на этот товар не падал, и недавно удачливый коммерсант переехал в отдельный весьма просторный дом на Ланинской, совсем рядом с Большой.

Закрытый фронт по-прежнему получает патроны

Нет, что бы там ни говорилось, а даже в такое неподходящее время, как сейчас, можно неплохо развернуться: в первых числах февраля в «Иркутских губернских ведомостях» генерал-лейтенант Сухотин предлагал мясо, заготовленное для войск; предлагал на выгоднейших условиях – по заготовительным ценам. Даже очень небольшая наценка давала симпатичный доход, особенно при продаже в Нижнеудинске, Тулуне и Зиме, где важнейшие из продуктов уже несколько месяцев были в огромном дефиците – из-за пробок на железной дороге.

Ещё в августе прошлого 1905 года частным грузам обещали свободу передвижения, но расстроенное забастовкой расписание восстанавливалось с трудом, к тому же с запада продолжали идти военные поезда. Поначалу, узнав об этом, Иван Александрович решил, что тут какое-то недоразумение и долго оно продолжаться никак не может. Однако время шло, а на несуществующий фронт шли и шли патроны, ружья, сапёрные инструменты, рельсы для военно-полевых дорог. Потом оказалось, кто-то из канцелярских в Петербурге не решался напомнить рассеянному начальству, что одна из «галочек» устарела ещё полгода назад.

Мясной митинг

«Вот где наша беда, супротив которой и оружия нет! Вот что надобно искоренять, а не выносить  «резолюции о революции», – думал с горечью Мыльников. Всего более огорчало его, что модная увлечённость политикой перекинулась на коммерческие круги: даже мясоторговцы в Иркутске провели нечто вроде митинга, протестуя против «монополии» Думы, сбившей цены на мясо с 25 копеек за фунт до привычных 12 копеек. Угрозы «дойти до генерал-губернатора» были  бы  и смешны, когда б не были так злобны. Обычно далёкие от политики, эти люди вдруг обнаружили сходство с порохом, готовым взорваться от первой же спички, – вот что было по-настоящему страшно.

В одном из февральских номеров газеты «Сибирское обозрение» Иван Александрович обнаружил коротенькую заметку: «В Енисейске устроен казённый пороховой склад, где лежит около 10 фунтов пороха. Охраняется склад двумя сторожами, получающими приличное вознаграждение. Время от времени устраивается торжественное посещение и осмотр склада начальствующим лицом. А десять фунтов лежат без движения уже около 4 лет».

– И пусть себе лежат – хватит нам смертей и уродств! – Мыльников  не выдержал и заехал в редакцию. Но там лишь спокойно попеняли ему на отсталость и посоветовали «пересесть на корабль современности».

– Да это же настоящий миноносец, он сам себя и взорвёт! –  Мыльников окончательно расстроился.  

Чтобы не везти домой  это тяжёлое настроение, он велел  кучеру сделать несколько длинных кругов, и тот, недолго думая, повернул на Сенную площадь. Среди старых построек там  выгодно выделялись аккуратные сбруйные ряды с просторными подъездами для саней и кошев. Но этот идиллический уголок казался нарисованным:  на позавчерашнем снегу не было никаких следов – ни конных, ни пеших. Сторож, долговязый старик в смешном синем тулупчике, меланхолично развёл руками:

– Не желают «сбруйные» переезжать –  и всё тут.  Сказывают, мол, на Арсенальской привычней.

«Не желаем – и всё тут!»

История с затянувшимся переносом сбруйных рядов с центральной Арсенальской площади чрезвычайно раздражала и управу, и гласных. Торговля там велась прямо с земли, а всё пространство вокруг так загромождалось подводами, что было положительно не проехать, не пройти. Городская дума дала денег на постройку современных, удобных торговых рядов на Сенной, но когда дело дошло до переезда, натолкнулись на самый откровенный саботаж. «Аргумент» при этом выставлялся один:  «30 лет  торгуем на этом месте  – так чего же съезжать?!».

После долгих уговоров двоим из двадцати торговцев («Отчего же не всем?» – удивлялся Иван Александрович) предъявили  судебные иски, и в начале февраля мировой судья 3-го участка принял постановление о принудительном  переселении. На Арсенальской эти двое больше не появлялись, но на Сенной их тоже не было. Остальные же восемнадцать по-прежнему торговали с земли, с начала января «забывая» платить за аренду. И  когда б не военное положение, верно, вышли б на митинг «против думского самоуправства».

«Проморгали!»

Сделав ещё один круг, Иван Александрович велел остановиться у Сибиряковской богадельни, вышел. В самом начале войны с Японией городская дума постановила временно передать это двухэтажное здание под военные нужды.  Сначала здесь расположилось управление уездного воинского начальника, затем останавливались по дороге на фронт  солдаты  1-го Сибирского стрелкового  батальона, крепостной артиллерии Варшавского военного округа,  37-й пехотной дивизии  Новочеркасского полка,  12-й пехотной дивизии,  запасные из Малороссии… В конце 1904 года богадельня была приспособлена под 1-й запасный военный госпиталь, упразднённый лишь в наступившем, 1906 году.

Всё это время прежние обитатели богадельни ожидали в  Медведниковской  больнице и на частных квартирах: им было обещано, что с окончанием войны каждому возвратят его место. Но и теперь, полгода спустя после  подписания мира,  здание набито сотней  городовых и 120 казаками.  Держатся те вполне по-хозяйски – знают, наверное, что дума решила не возвращать здание старикам, нарушив тем самым и устав богадельни, и волю жертвователя, Александра Михайловича Сибирякова.

Перестали делать подарки театрами

Ещё десять и даже пять лет назад никто бы и подумать не мог, что такое возможно – не говоря уже об Иркутске двадцатилетней давности, когда миллионщики-благотворители (они же и гласные думы) ходили по улицам этого города. Занятые люди, купцы-гильдейцы не жалели времени на обустройство учебных заведений, открываемых  на благотворительные капиталы. Малейшее вмешательство извне (скажем, предложение Министерства народного просвещения изменить устав трапезниковского ремесленного училища) натыкалось на жесточайшее сопротивление местного самоуправления. Губернаторы и генерал-губернаторы также почитали долгом смотреть,  чтобы воля благотворителей ни на йоту не оказалась нарушенной.

Ныне же и губернская власть была очень слаба, и очевидцы великого «рассеивания капиталов» уже слишком немолоды, небогаты и в думе составляли явное меньшинство. Самый воздух здесь, в думе,  теперь был другой –  весь пропитанный мелкой расчётливостью. И городской голова уж не значился главным налогоплательщиком, способным  залатать бюджетную дырку из своего кошелька или даже подарить горожанам театр, как один из Трапезниковых. Шлейф города негоциантов ещё тянулся за Иркутском, но вымывание крупных капиталов сопровождалось катастрофическим уменьшением  масштаба личностей. Благотворительные капиталы ещё трудились в банках, и на проценты от них продолжали открываться  учебные заведения, но благотворительность отходила уже в область легенд, кого-то умилявших, а кого-то и раздражавших  невольным сравнением.

И двадцать лет назад купечество бывало раздражительно и куражливо, но и самый кураж тогда был другой. От  коммерческого собрания  исходил не только аромат лучших блюд, звуки лучших оркестров, но и щедрость и вдохновение. Ныне же и купеческий староста избирался на коротком собрании в полутёмном зале городской думы.

Часть хребтов  они стёрли, но добавили несколько новых озёр

С вымыванием капиталов и пружинка географических открытий ослабла.  Никто из коммерсантов не предлагал уже по золотому слитку на экспедицию,  не просил господ учёных оказать ему честь, пожаловав на обед всем собранием. Городские головы и  генералы не стремились уже  к председательству в  Восточно-Сибирском отделе  Императорского русского географического общества. Но порою вихрь открытий ещё ощущался здесь, в  «географической столичке Сибири».

3 февраля 1906 г. на общем собрании членов ВСОРГО докладывалось об экспедиции на Енисей, Хатангу, Оленёк и далее на север. Идея зародилась ещё у Чекановского, однако несколько экспедиций в этом направлении не оставили сколько-нибудь заметного следа. Неизвестно, как пришлось бы и в этот раз, но экспедиция получила неожиданную поддержку от… туруханского  пристава, оказавшегося большим дипломатом и прекрасным организатором.

Он так настроил  тунгусского князя, что едва ли не всё туземное население оказалось к услугам экспедиции на всём пути следования по этому совершенно ненаселённому краю. Прежде всего путешественников переодели в костюмы из оленьих шкур – и они с удивлением обнаружили, что даже при –53 можно не чувствовать холода. По всему маршруту впереди экспедиции шли тунгусы и на каждой остановке  готовили чум с горячей едой. Неудивительно, что участникам экспедиции многое удалось; к примеру, они исправили многочисленные ошибки на карте: стёрли часть хребтов  и, напротив, нанесли несколько открытых ими озёр.

В тот вечер, когда господин Толмачёв, возглавлявший экспедицию, делал доклад в географическом обществе, часть учёных оставалась на озере Есей. Им ещё предстояли открытия, приближающие эти «недосягаемые места», делавшие их близкими.

Мир вообще становился тесней, прозаичней и в то же время комфортней. Об этом в очередной раз подумал Иван Александрович, когда поздно вечером 5 февраля после собрания в Географическом обществе пробежал свежий номер газеты, остановившись на небольшом объявлении: «Предлагаются  крытые, тёплые и удобные сани до Бодайбо, можно с одеялом и шубой».

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой работы и библиографии областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского.