Прошлой осенью я оказался в Китае со своей выставкой фотографий «Планета Байкал» по приглашению университетов Пекина и Нанкина. Две недели продолжалась моя «тихая жизнь легкомысленных странствий» с фотокамерой в руках. Восхищение загадочным народом и его страной не вмещается в фотографии.

«Ленивы мы и нелюбопытны!» – с горечью признался я себе словами Пушкина, проснувшись на этот раз в Пекине. Стоило подняться в воздух, пролететь над отрогами Восточного Саяна, миновать пустыню Гоби с её марсианским ландшафтом, и ты уже в пространстве великой цивилизации возрастом пять тысяч лет. Родина чая, шёлка, бумаги, фарфора и даже пороха, который не по боевой нужде был открыт, а для императорских развлечений фейерверками, родина Ли Бо и Конфуция, а попросту наш ближний сосед, многие годы не замечалась нами. Мы предпочитали жить старыми мифами о «горстке риса для китайца на весь день», пока цапались наши вожди, меняли их на новые мифы наших нуворишей о товарном изобилии и бросовых ценах, поглядывая между тем с жалостью на нищую непритязательность китайских гастарбайтеров, – всё слагалось в превратную, но очень лестную нашему подмороженному патриотизму картину.

Всё не так!

Мне пришлось коротать ночь в плацкартном вагоне поезда от Нанкина до Пекина. Полки в три этажа, мне досталась средняя. Рядом со мной – деревенская семья, догадываюсь об этом по загорелым до черноты лицам, пробую заговорить по-английски, но в ответ только сияние улыбок и фрукты в угощение. В считанные минуты все пассажиры улеглись спать, словно была на то особая команда. Прилёг и я, подвесив на какой-то крючок свои очки. Умывшись поутру, я, к своему ужасу, не нашёл их – куда-то провалились ночью. Мои славные соседи поняли всё без слов и, обеспокоившись больше меня, стали перетряхивать свои постели – это была тревога на полвагона, но очки не нашлись. Уже мне стало неловко за их огорчение и собственную небрежность, я не находил способа их успокоить, не зная языка, пока не понял, что выход один – срочно найти очки. И когда я извлёк их целыми из-под нижней полки, где всё было заставлено сумками, вспыхнуло такое детское веселье, что я почувствовал себя именинником: китайцы, не сговариваясь, захлопали в ладоши и запели что-то сладкозвучное, обращаясь ко мне.

А я онемел, осознав в краткий миг, что людей может породнить нечто большее, чем язык. И это большее когда-то звалось у нас  благонравием.

Вот уж стоило поехать в Китай, чтобы возродить в себе это слово!

Или ещё одна история. После съёмок на Великой Китайской стене решил спуститься на фуникулёре, а туда очередь в несколько сотен человек, но движется заметно. И я уютно устроился в ней, отвлёкся на фотокамеру, разглядывая на дисплее только что отснятое. Тут слышу позади себя смешки, весёлые голоса. Обернулся и увидел, что смеются-то надо мной, безобидно и по-детски: очередь передо мной ушла шагов на двадцать, а я тупо пялюсь в свою камеру – какой забавный белокурый дед! Его бы матюгнуть да подтолкнуть или ругнуть по-трамвайному – нет же, долго не утихал этот смех у Великой Китайской стены!

Величие той стены поразительно: 5000 километров по самым вершинам хребта, ступени выдолблены шагами ходоков за многие столетия, простор для глаз и души. Стена переполнена людьми по сей день, несколько тысяч человек проходят её ступенями ежедневно, оставляя в кассе по 50 юаней каждый. Замечательный инвестиционный проект! Куда интересней, что большинство посетителей – китайцы, наезжающие со всей страны. Голос тысячелетий, почтение к собственной истории, глубокое уважение традиций и культ этнического единства влекут их всех на эти ступени. Национальная идея, если хочется. Только состоит она у китайцев в жажде строить, и Великая Китайская стена – воплощение этой идеи.

Благодаря гостеприимству устроителей моих выставок мне удалось проехать по Китаю несколько тысяч километров, потому врезались в память многолюдье вокзалов, комфорт скоростных экспрессов  и, убого говоря за недостатком эпитетов, благопристойность дорог. Оказывается, можно быстро забыть о кочках на асфальте, колодезных ямах и колдобинах, можно наслаждаться движением, разглядывая ровный ряд тутовых или айвовых деревьев на разделительной полосе, время от времени встречая на ней садовников, что поливают газоны, пропалывают цветы, подрезают ветки… И это не в городе, а на протяжении нескольких сотен километров от Нанкина в любую сторону. А уж чего нет, так это дорожной полиции в засаде. Разве можно так жить?!

Навык строить преследует этот народ по всей его истории. Всё, что бы ни построили здесь, от хижин до дворцов, отличается необычной для нас вписанностью в природу: башни и пагоды таят в себе образ растущего дерева, избыточность архитектурных деталей становится естественной, как листья на дереве, а современные постройки не только создают современный динамичный ритм, но и перекликаются с древностью. Потому обыденная жизнь китайца проходит в исторической непрерывности народного быта.

Современные автомобили не потеснили на улицах велосипеды, рикши не уехали в музей, а культовые крестьянские коромысла с горами фруктов в их чашах очень заметны в городском многолюдье. Здесь никто не заботится о «возрождении народных промыслов» – рукодельная культура не иссякала. Достаточно увидеть вырезанные из камня уличные бордюры, что окаймляют тротуары, – их причудливый цветочный орнамент, поверьте мне, нигде не повторяется. А чего стоит оказаться на шёлковом рынке, состоящем из искусно украшенных крестьянских лачуг, и увидеть торгующую китаянку, руки которой заняты древней вышивкой по шёлку: тончайшее искусство и запредельное изящество рук. Если бы мне довелось ещё раз оказаться в Китае, я снимал бы только руки, и это был бы такой видеоряд!

И первым кадром были бы руки с палочками для еды! Уверяют, что поедание палочками направляет энергию внутрь, а не во вне, как с вилкой и ножом… Но получаемое от еды удовольствие куда выше, знаю по себе. Стоит приспособиться к палочкам, как сразу рождается зависимость – рука просит радости от мелких и предельно точных движений. Рассказывают, будто в знаменитом монастыре Шаолинь тренировка владения палочками заканчивается умением поймать ими летящую муху. Может, и так, но совершенно очевидно, что рука с палочками взлетает на другой уровень биомоторики, которая, наследственно закрепляясь во многих поколениях, формирует национальное здоровье, социальную устойчивость, влияет на восприятие природы и организует жизненный уклад естественно и целесообразно. То, что палочки для китайца больше, чем для нас ложка, подтверждает застольный ритуал. На сегодняшний день у китайцев существует несколько правил и запретов использования палочек. Считается невежливым, когда какой-либо гость приступает к еде, не дождавшись хозяина, или тянется за блюдом, стоящим поодаль от него. После окончания ужина гости должны положить палочки на тарелку, и только после того, как хозяин завершит трапезу, они могут переложить их с тарелки на стол и встать.

Вообще говоря, традиции в этой загадочной стране – существенная часть быта, что естественно перетекает в бытие, связываясь с трудолюбием, почтением детства, заботами о земле, лёгкостью общения и тонким восприятием природы. Старая китайская мудрость неспроста гласит: «Когда ищешь огонь – находишь его вместе с дымом, когда зачерпываешь воду из колодца – уносишь с собой луну».

Фото автора