«Пляски Сатаны» под звуки фокстрота»

«Последняя серия «Красных дьяволят»!» – пестрят афиши Иркутска 1918 года. – «Одна ночь! Гримасы ночной жизни. «Бухта смерти». В глав. роли известн. иркут. публике артист Охлопков. В фойе театра будет поставлено колесо счастья (Фортуна)!». Пройдёт всего два года, и «колёса счастья» забудут. 1920 год. Всё для фронта. Появилась новая газета «Красный бурят-монгол». А беднота накануне Нового года принесла в обком иркутского профдвижения 42 рубахи и фуфайки, гимнастёрки и тужурки, 39 штук кальсон. И четыре пары старых «щиблет». Но уже брезжило будущее – всё в электрических огнях. «Ярко освещённый зал рабочего клуба, – писала «Власть труда» 31 декабря. – Сегодня рабочие города N встречу нового 1921 года знаменовали открытием нового рабочего дворца… И оркестр играет «Интернационал».

Под тот же «Интернационал» 2 января Иркутск отмечал уже совсем другой праздник – Всероссийский воскресник «День красной казармы». «Всеобщими усилиями мы сделаем красную казарму красного воина уютной и чистой! – гласили лозунги. – В помощь – все силы в Новый год – на творчество и труд!». Рождественский Иркутск жил «Живой газетой». На сцене – рабочий с железной полосой на наковальне и молотом. «Да здравствует социальная революция! Да здравствует Знаменское предместье. Знаменское да Глазково били Сычёва!» (казачий генерал Константин Сычёв. – Авт.)

Фокстрот, марксизм и конфекты. 30 декабря 1922 года товарищ Бобровников читает в центральном марксистском кружке Иркутска интереснейший доклад: «Диалектика понятия и диалектика бытия». А губернская комиссия по проведению «Недели уюта Красноярского гарнизона» в Рабочем Дворце Маратовского предместья даёт спектакли «Королевский брадобрей», «Хамка» и «Шоколадный солдатик» специально для красноармейцев. «Комиссия предлагает разместиться без толкотни и шуму», – гласит объявление. А в кинотеатре «Художественный» показывают «жуткую драму в семи частях» – «Пляска сатаны» под звуки фокстрота». Тем временем ресторан «Люкс» даёт концертную программу «при участии лучших артистических сил Иркутска». Специально для Нового года здесь было получено три вагона «разных вин и разные холодные закуски». Записываться надо было заранее – столиков и отдельных лож не хватало.

«В винно-бакалейном и гастрономическом магазине Беркович получены из Москвы: ревельские кильки, шпроты, раковые шейки, «ёлочные конфекты и пряники». «Приём заказов на окорока будет продолжаться до 5 января 1923 года», – радовали покупателей продавцы магазина «Живое дело». А в магазине игрушек «Радость детей» из самой Москвы были получены посылки с ёлочными украшениями, куклами, лошадками, Дедами Морозами. Всему этому «фокстроту на конфектах» жить осталось недолго. Близились иные времена.

Безбожные ударники

«Единогласно вынесли решение: в дни старого рождества у нас не будет ни одного не явившегося на работу. Вагонный цех постановил все отгулы за заработанные дни в дни праздника старого «рождества» не производить» – так решил митинг рабочих депо станции Иркутск 31 декабря 1928 года. «Рождество» теперь принято писать в кавычках и с маленькой буквы. Самое начало индустриализации и борьбы с «поповщиной». Жертвой пал и Новый год. Ещё в 1927 году «Власть труда» опубликовала гневную заметку жителя станции Иннокентьевская. Он сообщал, что некое сборище «неизвестных хулиганов» решило провести антирелигиозную кампанию. «С этой целью за три дня до «престольного праздника», ночью общественники забрались на колокольню местной церкви и сняли все колокола, за исключением самого большого», – писал разгневанный читатель. Он и не знал, что пройдёт два года, и такие кампании станут официальными.

Ветер перемен «Власть труда» почувствовала ещё в апреле 1929-го. Номер аккурат ко дню печально известной 16 Всероссийской партийной конференции. В городе проходят «первомайский карнавал» и антипасхальные вечера. «5 мая устраивается суд над религиозным учителем. Вход по членским билетам», – гласит праздничная заметка. «В Иркутске за неделю до пасхи было продано водки 600 вёдер на 60.000 рублей (105 вёдер в пасхальную неделю более чем на 20.000 рублей). Эти обжорство, пьянство и кровавые побоища отразились, прежде всего, на производстве», – писала газета. В этом же году был отменён и Новый год.

Из газет, выходивших и 30, и 31 декабря, исчезли вообще все упоминания о новогодних праздниках. Зато 21 декабря появилась эпохальная заметка. О втором дне индустриализации, который назначили в день старого рождества – 25 декабря. «Предложение и вызов рабочих печатного цеха «Власть труда» о проведении второго дня индустриализации 25 декабря являются новым доказательством непоколебимой готовности пролетариата использовать все возможности для скорейшего выполнения пятилетнего плана великих работ, – писала газета. – Попы и сектанты всех мастей ведут бешеную агитацию против непрерывки. Они пытаются поднять отсталые слои рабочих и служащих против этого могучего рычага пятилетки, который, мол, не даёт праздновать такой «великий» день, как рождество. Этим поповским вылазкам мы должны организовать мощный пролетарский отпор. Нельзя допустить, чтобы в дни рождества – старого и нового – наши завоевания на трудовом фронте были закрашены пьянством, хулиганством и прогулами». Мало кто решился ослушаться – тяговики, рабочие дрожзавода, госконфетки, пивзавода вышли на работу 25 декабря.

Но этого было мало. Индустриализации требовался металл. Аккурат под Новый год в Иркутске развернулась «колокольная» кампания. «Только в одном городе Иркутске на двух десятках имеющихся церквей найдётся около сотни тысяч пудов ценнейшего цветного металла, так необходимого сейчас для наших фабрик и заводов, – писал некто Н. Шпак. – Вековое оружие обмана, снятое с церквей и отправленное на фабрики и заводы, даст вклад новых миллионов рублей в нашу промышленность».

«22 декабря на тысячном собрании рабочих, служащих и местных крестьян города Усолья единогласно вынесено решение: отдать колокола церквей на дело индустриализации. Не случайно на это собрание приплёлся кулак Павлов, поджигавший подкулачников, но собранием он был разоблачён и с поражением бежал», – писал бдительный товарищ Елисеев.

В Иркутске появился «окружной совет безбожников», который активно взялся за «антирелигиозную кампанию» с 25 декабря по 7 января. Рабочих ловили в обеденные перерывы и проводили с ними антирелигиозные беседы. На заводах создавались «ячейки безбожников и уголки по вербованию подписчиков на безбожную литературу». Появились даже специальные «безбожные» ударные бригады. «Власть труда» боролась за «исключение из колхоза религиозной кулацко-зажиточной верхушки и влитие вместо них безбожной бедноты». Результат был достигнут. Долгие годы Новый год в газетах не упоминали вообще. У страны были иные заботы. 31 декабря 1930 года иркутяне читали увлекательную заметку «Свинья – фабрика мяса». Союз готовился пополнить свои запасы животной пищи и вырастить к третьему году пятилетки «не менее 400 тонн свиных туш». Какой Новый год, когда стране сала не хватает. До знаменитого письма Павла Постышева «Правде» остаётся ещё пять лет.

«Началась зажиточная культурная жизнь»

Письмо Постышева появилось слишком поздно. Иркутск спокойно шёл к новому «индустриальному году», как 28 декабря 1935-го вдруг в «Правде»: «Давайте организуем к Новому году детям хорошую ёлку!». Никто просто не успел подготовиться. Но реагировать на письмо надо было. И в столице Восточной Сибири кинулись исправлять «левый загиб» сразу с 1 января 1936 года. Стахановский магазин треста «Совкож» «выявил потребность» своих трудящихся в обуви и организовал доставку хромовых сапог к Новому году прямо на квартиры стахановцев.

А в это время иркутянин машинист-кривоносовец Василий Васильевич Паклин с женой Анной Павловной встречал Новый год дома. На столе простого машиниста, как писала «Восточка», были в этот день «масло, копчёная колбаса, кэта, тарелки с жирными, вкусными щами». Супругам стало темновато, и вместо 25-свечовой лампы они ввинтили более мощную. «1935 год для Василия Васильевича Паклина, как и для всего Советского Союза, был годом резкого улучшения материального положения», и началась для него «зажиточная культурная жизнь», – писала газета.

Уже с 6 января в Иркутске пошли массовые детские ёлки под руководством «управления зрелищных мероприятий». Горпотребсоюз отреагировал мгновенно и выкинул на прилавки «25 тысяч хорошо оформленных пакетиков, корзиночек и прочих свёртков» с подарками для детей. Цена одного – не более двух рублей пятидесяти копеек. В универмаге Иркутска в мгновение ока появились новогодние украшения. Промартель «Победа» выпустила 9 сортов фигурных расписных пряников для украшения ёлок, а Лесхимсоюз начал торговать лесными красавицами.

Не прошло и полмесяца после письма в «Правде», а 8 января на городском катке «Динамо» собрались несколько сот школьников на карнавал-гулянье. Газета писала: «Стало темно, оркестр заиграл туш, и на лёд вынесли разнаряженную ёлку. Загорелись гирлянды электрических ламп… Вокруг ёлки шумной ватагой кружатся дети. Когда в воздухе заискрились фейерверки и зажглись бенгальские огни, на катке стало особенно хорошо». Новый год вернулся.

«В магазинах идёт бойкая продажа ёлочных украшений», – писали газеты всего три года спустя. Спрос был такой, что на полосах «Восточки» пришлось напечатать объявление: «Покупайте ёлочные украшения заблаговременно! Не создавайте очередь!». Только магазин №1 за предновогодние дни продал игрушек на 90 тысяч рублей, а магазин №6 заработал 6 тысяч рублей на продаже ёлок и до конца года планировал выручить ещё не менее 15 тысяч. В магазине №3 на Урицкого продавали и тот самый «картонаж» – бумажные звёзды с серпом и молотом, бонбоньерки, муфточки, хлопушки. Впервые массово появились большие стеклянные шары, разноцветные бусы, золотой дождь. «Отдельные семьи трудящихся» пополняли свои новогодние комплекты по бюджету. «Ёлочный набор» можно было купить и за 15, и за 200 рублей.

Заводской комитет Центральной электростанции «отпустил» две тысячи рублей на детские подарки, Слюдянская фабрика – более четырёх тысяч. В Доме культуры Куйбышева готовился бал-маскарад «при световых эффектах под джаз и духовые оркестры» (джаз ещё не был запрещён). Новому советскому обычаю не более трёх лет, а его уже называют «традиционным». Ёлка «хорошо иллюминирована», а «художественное обслуживание» проводилось «костюмированными затейниками». В «фойэ» ДК профсоюзов горел большой пионерский костёр. «В малом зале до потолка высилась грандиозная, горящая разноцветными огнями, вся в игрушках ёлка. По бокам эстрады – две до блеска натёртые американские горки – любимое развлечение детей».

1 января к детям во Дворец пионеров пришёл некто тов. Бричалов, заместитель начальника политотдела Иркутского аэрофлота. Тов. Бричалов оказался участником экспедиции «по снятию тов. Папанина и его славной тройки» со льдины. И рассказал детям о героическом спасении полярников. А неделю спустя к пионерам пришёл брат Павлика Морозова, курсант Иркутского авиатехучилища Алексей Морозов. «Брат героически погибшего пионера» рассказал, как Павлик учился, работал на селе и «почему озверевшее кулачьё его убило». Газета работала на контрастах. Новость о сотне пионеров-отличников, приехавших на Новый год в Иркутск со всей области, соседствовала с заметкой о «шестидесяти тысячах наркоманов в Нанкине». Почувствуйте разницу.

А вот в декабре 1939-го Иркутску, как и всей стране, было не до Нового года. С 21 декабря почти под самый Новый год несколько номеров «Восточки» полностью посвящены 60-летию Иосифа Сталина. Поля газеты – в красивом орнаменте. В шапке – огромные буквы: «Мысли и думы народа о самом великом и самом простом человеке». На фото: «Охотники-эвенки Качугского района читают отчётный доклад тов. Сталина на XVIII съезде партии о работе ЦК ВКП (б)». Эвенки самозабвенно сочиняли стихи: «Вновь в тайгу вернулся Ленин, и глаза его сияли. В сердце каждого эвенка заглянул великий Сталин!». «Ты, Сталин, солнце наших дней! Ты всех дороже и родней! Тебе несём тепло сердец, мудрейший наш отец» – так скандировали иркутские дети во Дворце пионеров 25 декабря 1939 года, в день старого Рождества. Иркутские дети даже написали Сталину письмо: «Только благодаря Вашей любви и заботе о нас, мы, пионеры и школьники Иркутска, получили прекрасный Дворец… Помня, как Вы учились, маленький Сосо, мы можем и должны учиться только на «отлично». Желаем жить долго-долго. Так долго, чтобы мы все выросли большими, стали лётчиками, учителями, врачами и построили коммунизм».

Дворец электричества

«Глубоко в подвале Иркутской службы точного времени на бетонном фундаменте установлены часы – хранители точного времени. 1945-й ушёл в вечность. Часы отсчитали его последние секунды. Начался новый, 1946 год». Первый год после Победы. На передовице «Восточки» 1 января – огромные портреты Ленина и Сталина и надпись: «С Новым годом, товарищи!». Внутри – на развороте – огромная ёлка. На ней на шариках – передовики, «знатные люди Иркутской области». «3.200 тонн угля принёс в подарок на Новый год знатный забойщик Черембасса Михаил Пугачёв. «Двести вагонов я дал на-гора. Ну а теперь и на ёлку пора!».

В газете – потрясающий, трогательный очерк: каким Иркутск конца 20 века виделся людям 1946 года. Ещё не перекрыта Ангара, нет у нас Иркутского научного центра СО РАН. Сравните, что исполнилось, а что нет: «Иркутск в 19… году. Река перехвачена поперёк плотиной, по верху плотины – дорога, окаймлённая ажурной решёткой… Город раскинулся на обоих берегах реки. И сегодня, под Новый год, в нём особое оживление. К подъезду Дома науки, что расположен рядом со зданием Восточно-Сибирской сельскохозяйственной академии, мягко подкатывают блестящие машины…». Из них выходят профессора и академики. Внутри Дома – огромный нефрит с верховьев реки Онота, «мировой уникум, символ величества горных богатств Восточной Сибири». «Сотни машин бегут по Вузовской набережной… от старого города вверх ко Дворцу электричества, к Малоразводинскому проспекту и Щукинской площади… Полночь. Из Дворца электричества дан полный электрический ток». До первого тока Иркутской ГЭС остаётся ещё 10 лет. Но это будет уже совсем другой Новый год.

Источник: http://godkota.ru/