У Ивана Никаноровича, на Большой

В пору войны с Японией и первой русской революции иркутяне не отказались от коньков: их в немалом количестве завозили коммерсанты Рафильзон и Мильнер, Пономарёв и Виноградов. Правда, в обувном магазине Пономарёва на Пестерёвской (Урицкого. – Авт.) они терялись среди штиблет, ботинок, сапожек и полусапожек, бальных туфелек и калош. Для Рафильзона и Мильнера коньки были тоже сезонным товаром, лежавшим где-то за перчатками-кружевами-чулками, в окружении самоваров и швейных  машин. И только у Ивана Никаноровича Виноградова «конёк венчал зиму»: уже с порога его магазина на Большой (К. Маркса. – Авт.) вспоминались лёгкий запах морозца в ясный солнечный день, приятная  усталость мышц, ощущение бодрости и здоровья.

Сам Иван Никанорович, подтянутый и весёлый, встречал в зале, непременно держа в руках мощный «Гаген» или лёгкую «Христианию». Названия моделей он не произносил, а преподносил, и человеку стороннему даже могло показаться, что речь тут о близких Никаноровичу людях, а вовсе не о коньках.

Любители зимнего бега боготворили Виноградова, и когда проводили соревнования, выставляли неизменным распорядителем. По такому случаю Иван Никанорович   и сам обряжался в спортивную форму, а выбирая коньки, отдавал предпочтение «норвежским беговым с иркутским «акцентом». И тут тоже была своя история.

В тёплое время года  Виноградов продвигал велосипеды, локомобили  – исключительно лучших фирм и отменной надёжности (даже применительно к плохо обустроенным иркутским улицам). С той же серьёзностью относился он и к поставкам коньков: предварительно изучил особенности сибирского льда (!) и пришёл к заключению, что для него характерна особая твёрдость и способность выдерживать конькобежца весом вплоть до 6 пудов. Но таким спортсменам нужны особенные коньки – и в норвежскую фирму был направлен специальный, иркутский заказ, с подробнейшим описанием от Ивана Никаноровича, какая «у наших коньков» должна быть форма, из какого сплава, лёгкого, но при этом прочного, должно их изготовить.

Такие спецзаказы могли бы и разорить, но Ивану Никаноровичу после накруток тут же делали скидку за покупку товара большими партиями, так что в конце концов он оказывался даже в выигрыше, предлагая коньки не только отменного качества, но и по ценам, действительно, вне конкуренции.

Вообще, на торговлю трудно было жаловаться; и всё же дождливыми осенними вечерами, оставаясь за книгой один, Иван Никанорович нет-нет да и отвлекался и думал о том, что и господа велосипедисты, и любители зимнего бега проживают в одной, центральной, части города. И лишь волей случая заглядывают в магазин обитатели окраин. Конечно, исключая мальчишек, глазеющих на витрины весь день, но ведь сами-то дети не купят ни велосипед, ни коньки! Одно отрадно: в прошлую зиму большую партию коньков взяла Детская площадка.

Забор ломать не пришлось

О катке на Детской площадке Костя Лепендин узнал от Ваньки-маленького – тот рассказывал, что «катушку у театра всё заливают и заливают, а она всё тает и тает». 6 ноября приморозило, и, встретившись у Воскресенского училища, Костя, Ванька-маленький и Ванька-большой пошли прямой дорогой к городскому театру. И дальше к свежевыстроенному забору, где примечена была небольшая дырочка от сучка.

Лёд был гладкий, ровный и звал прокатиться, но забор поставили  очень высокий и с перекладинками вовнутрь – Ваньке-маленькому нипочём его было не одолеть. И Ванька-большой  предлагал просто выломать доски коловоротом. За обсуждением и застала их одна прохожая, как потом оказалось, учительница Аделаида Эдуардовна Третьякова.

– Зачем же коловорот, если можно просто войти с другой стороны, там, где надпись «Детская площадка»? Да вы читать-то умеете, судари?

Оглядевшись и увидев, что рядом с женщиной никого нет, Костя быстро прикинул, что сбежать им не составит труда, – но тогда и Детская площадка останется тайной… Поколебавшись, он кивнул Ванькам и поплёлся за женщиной следом.

Всем троим – по паре

В теплушке катка было хорошо натоплено. На буфетных полках лежали разноцветные свёртки, пахнущие сдобой, и господин средних лет с удовольствием суетился, распаковывая, раскладывая, весело говоря сам с собой. В соседней комнате  висели коньки всевозможных размеров, и каждому из мальчишек тотчас подобрали  по паре. Затем Костя и учительница принесли из Детского домика кресло и выкатили на лёд. Ванька-маленький  крепко ухватился за спинку, Ванька-большой встал за ним, взяв за плечи, Косте же ничего не осталось, как привязать верёвочку к ремню  Ваньки-большого. Раза три упали, но потом приловчились кататься с одной, правой, ноги и даже отказались от кресла.

Часа через полтора Аделаида Эдуардовна крикнула их с крыльца и в большой комнате, совершенно зелёной от вьющихся растений и с портретами по стенам, напоила чаем. Потом она показала им, как из карточек-букв сложить слово  «дети». «Детскую площадку» одолели лишь в следующие три дня.

Обычно Костя утаивал от домашних все свои приключения, но теперь говорил без умолку. Старший брат, ученик третьего класса Воскресенского начального училища, посмеивался над ним, а мать улыбалась виновато: о Детской площадке она слышала ещё года три назад, да  запамятовала. Зато теперь в Детском домике после занятий пили чай с лепендинскими пирогами.

Придётся ли делить булку?

На уроках чтения первым был, как ни странно, Ванька-маленький, зато Костя преуспел в математике. Правда, не обошлось без курьёзов: на одном из уроков Аделаида Эдуардовна предложила самим придумать задачу, и Костя тут же азартно выбросил руку: «За шухер у цыгана я заработал 2 пятака, но у лавки встретил Ваньков. Придётся ли разломить одну булку или каждый получит по целой?».

На катке компания бывала почти каждый день. И Костя с его новой привычкой считать и пересчитывать недоумевал: на какие деньги покупают коньки, если всех дошкольников и учеников младших классов пропускают бесплатно?

Аделаида Эдуардовна улыбнулась в ответ:

– Да, каждый месяц почти 8 тысяч детей катаются совершенно бесплатно; но при этом ещё пять тысяч покупают билеты: подростки за 10 коп., а взрослые – за 20, и в сумме это всё составляет около 700 руб. Прибавим арендную плату за буфет (не менее 500 рублей за сезон) – получится  совсем не маленькая сумма.

Гостей  встречали «голландцы» и «норвежцы»

В Иркутске конца XIX– начала XX века катки были верным способом «усиления средств»  общественных объединений; начинался ноябрь, и в газетах одно за другим появлялись объявления о катках, «открывающих свои действия». Скажем, в 1889 году горожане могли выбирать между «Педагогическим» и катком Добровольного пожарного общества. В зиму 1900–1901 гг. работали три катка: на Большой улице, а также на Преображенской  и Тихвинской площадях. В зиму 1904 года к традиционным площадкам прибавилась старая Сенная площадь, облюбованная предпринимателем А. Донателло. Но самым необычным стал каток, открытый  за пять лет до этого в Интендантском саду: посетители скользили по аллеям среди припорошённых деревьев, поворачивали к пруду, огибали фонтаны и летний театр, спускались к задним воротам, почти до самой Ушаковки, и медленно возвращались обратно.

Вечером катки освещались бенгальскими огнями, причудливыми фонариками, по воскресеньям играли оркестры, проводились призовые гонки. На Детской площадке поднимались настоящие ледяные горы, в январе 1904-го здесь устроили большое гуляние с маскарадом и танцами вокруг ёлки под звуки военного оркестра. Распорядители были в костюмах голландцев, норвежцев и так зажигали, что более шести часов никто не хотел расходиться. А собралось в тот вечер ни много ни мало две тысячи человек. На другой день здесь же прошёл детский праздник – с экстра-почтой на салазках, катанием на тройках, шествием ряженых и даже «Пляской дикарей»!

«Сочту за лучшее раскланяться»

Устройство  катков было проще всего для пожарного общества: оно устанавливало паровую машину прямо на берегу Ангары и подавало воду (как правило, на ближайшую Тихвинскую площадь). Оркестр тоже был свой, так что все расходы сводились к аренде участка, его освещению и украшению.

Общество распространения народного образования и народных развлечений, не имея ни оркестра, ни пожарных машин, располагало собственной площадкой – Детской и могло позволить себе не разбирать на лето ни теплушку катка, ни окружавший его забор. Кроме того, организаторы проявляли чудеса экономии, обязывая буфетчика не только вести гардероб, освещать и отапливать теплушку, но и чистить каток. Всё это жёстко прописывалось в контракте вместе с обязательством обеспечить половину арендной платы ещё до открытия катка, а оставшееся – никак не позднее, чем в середине сезона.

Буфетчик, нанятый в ноябре 1904 года, был, конечно, обескуражен, но виду не подал, чем и расположил к себе даже самых бдительных активистов общества.  И когда он попросил об отсрочке окончательной выплаты, ему с готовностью пошли навстречу. Однако в назначенный для расчёта день (впрочем, как и в последующие) буфетчик не явился; обнаружили лишь записку: «Сочту за лучшее раскланяться с площадкой».

Не оправдали себя и ожидания А. Донателло, в январе 1904 года сделавшего ставку на гонки. Хотя всё начиналось хорошо: заказан был  золотой шведский конёк-брелок – как главный приз в забеге на 30 кругов (каждый – по 200 саженей). Были и ещё два приза, не менее замечательных, и за каждый из них разгорелась борьба.  Только зрителей оказалось до обидного мало: иркутяне не привыкли ещё  к подобным состязаниям. И после выплат оркестру и распорядителю Донателло оказался в убытке.

Что ничуть не смутило Общество распространения образования и народных развлечений: в конце января 1904 года на Детской площадке также устроили гонки. Предприимчивые распорядители заклеили афишами весь город – и не прогадали.

«А нас возьмёте на вулкан?»

К концу декабря 1905 года вся лепендинская компания уже неплохо каталась и даже предлагала устроить соревнование между дошкольниками. Мальчишки усиленно тренировались, а намёрзнув, спешили в Детский домик, к Аделаиде Эдуардовне. Записались в библиотеку, бывшую тут же, на Детской, и теперь приносили домой небольшие книжки. Костина мать даже сшила каждому по небольшому мешочку на твёрдой подкладке. А вот альбом для рисования  отчего-то не купила. Конечно, на уроках давали и бумагу, и цветные карандаши, но донести рисунки до дома несмятыми так ни разу и не удалось.

Уроки рисования проходили в самой лучшей комнате Детского домика, где хранились семь огромных  атласов, большой гербарий, подаренный господином Юринским, а также находки, сделанные во время экскурсий по окрестностям.

– Эх, кабы раньше знать – мы бы тоже ходили в походы! – вырвалось у Кости.

– И сходите. Непременно сходите! – отвечал мужской голос, и в дверях появился «тот самый господин Юринский».  День был субботний, и значит, читалась лекция по ботанике. Называлась она очень мудрёно – «Органография растений», но на самом-то деле всё оказалось совершенно понятным даже Ваньке-маленькому.

Потом долго говорили о лете: как отправятся они вместе на старый иркутский вулкан, как досадят деревья возле Детского домика – планов было много, и в каждом из них было место и Косте, и обоим Ванькам. Только б дождаться лета!

– Кстати, кто  сосчитает, сколько месяцев остаётся до лета? – Аделаида Эдуардовна, смеясь, оглядела мальчишек.

– Можно и сосчитать, – охотно отозвался Костя Лепендин. – Сейчас ноябрь – это раз; потом декабрь – это два…

31 декабря 1905-го в Сибири ввели военное положение. В ночь на 1 января 1906 года на Детской площадке арестовали всех встречавших там Новый год, в том числе и подростков. Детей вскоре отпустили, а взрослых выслали в 24 часа. Саму Детскую площадку отобрали у Общества распространения народного образования вместе с построенным на энтузиазме катком, Детским домиком, летним театром…

До конца жизни Константин Лепендин сожалел, что уж больше не встретил он ни учительницу Третьякову, ни господина Юринского, готового отправиться вместе с ним на вулкан.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов редкой книги, историко-культурного наследия и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.