Прежде время в гостиной супруги начальника края пролетало незаметно, а сегодня оно потянулось мучительно, и когда дамы уехали, Кутайсова с удивлением обнаружила, что на часах нет и половины двенадцатого. И подумала с беспокойством, что в какие-то полчаса эти дамы, к которым она привязалась, отдалились стремительно и, наверное,  безвозвратно. Чувство острого одиночества охватило Ольгу Васильевну, и она немедля отправилась к мужу на главную, представительскую половину дома генерал-губернатора. По неписанным правилам графиня не появлялась там в служебные часы, но  сегодня был особый, исключительный случай.

С поправкой на радикализм

С началом всеобщей забастовки дом генерал-губернатора сильно переменился: коридоры, обычно полупустые, заполнили юнкера, всюду было накурено, из приёмной слышались непривычно громкие голоса. Ольге Васильевне доложили, что у генерала сейчас редактор оппозиционного «Восточного обозрения», и она беззвучно открыла дверь,  сразу увидев прямую фигуру Павла Ипполитовича, курившего у окна. Он молча слушал, изредка взглядывая  на редактора, и лицо его сохраняло требуемое, то есть как бы растерянное  и испуганное выражение.

Графиня осторожно закрыла дверь, думая о том, что в министерстве внутренних дел не ошиблись, отправив на иркутское генерал-губернаторство природного дипломата и лицедея.  Она знала, что граф очень не любил «политических»,  считая их более опасными, чем уголовники. Но он видел в них большую и всё возрастающую  силу, с которой уже нельзя не считаться. В Иркутске оппозицию составляли не только многочисленные ссыльные  социал-демократы и эсеры, но и беспартийные  адвокаты, успешные коммерсанты. «Общее умопомрачение» (как называл революцию граф) создало совершенно новую ситуацию, в которой нельзя уже было жать и давить, но ещё можно было играть и выигрывать.

К ссыльному Попову, редактору популярной газеты «Восточное обозрение», граф легко нашёл ключик, и «непримиримый Иван Иванович» подолгу пил кофе в генерал-губернаторском кабинете, давая советы и веря, что имеет на графа большое влияние. Павел Ипполитович охотно подыгрывал и был очень  доволен возможностью  через Попова определять сегодняшний политический градус Иркутска. И прогнозировать завтрашний.

Хорошо сервированный… митинг

С января 1905 года в Иркутске время от времени раздувались революционные пузыри. Присяжные поверенные осуждали режим в комфортной обстановке банкетов:  их блестящие речи в защиту гражданских свобод превращали застолья в хорошо сервированные митинги.  Гимназисты с галёрки городского театра распевали «Марсельезу», заглушая артистов; ссыльные социал-демократы и эсеры  устраивали демонстрации, митинги. Но до серьёзных, вооружённых столкновений не дошло, «пар» медленно выпускался, градус постепенно падал, и за всё время с января и до октября 1905 года не случилось ни одного выстрела, ни одного  политического ареста. И в октябре Иркутску удалось избежать бойни, какая произошла в Томске, Казани, Красноярске. Конечно, избежать революции вовсе было нельзя, но доходя до Иркутска, волнения явно успокаивались, словно бы попадали под невидимый бархатный колпак.

К началу октября многие из иркутских студентов возвратились к родителям: и в Петербурге, и в Москве, и в Казани,  и в Киеве аудитории заняли  господа революционеры, превратившие лекции в митинги. Это «протестующее большинство», как и в январе 1905-го, требовало занятия прекратить, а встречая сопротивление, ломало мебель,  окна, двери… К середине октября появилась надежда на возобновление лекций, но возникла другая угроза – всеобщей забастовки железнодорожников. Дошло до того, что министр путей сообщения  после двухчасовых переговоров с машинистами сам повёл поезд в Ригу.

А работать когда?

Начальник  Забайкальской дороги, пытаясь удержать забастовку, предложил дополнительные выходные для работников мастерских. В них вошли и 32 «табельных праздника», и многочисленные «царские дни», и «местные праздники», и две недели с 25 декабря по 7 января, и «промежуточные дни», выпадающие между праздниками. Читая об этом в «Иркутских губернских ведомостях», Ольга Васильевна Кутайсова со страхом думала, как же можно теперь обеспечить  исправность вагонов и паровозов. Но граф успокоил её, объяснив, что «всё это политика», а как будет на самом деле – решится в ближайшие дни, когда либо начнётся, либо нет всеобщая забастовка.

 14 октября прекратили работу все службы Управления Забайкальской дороги и станции Иркутск. В тот же день отключились правительственный теле-граф и телефон. 15 октября в Иркутске закрылись все магазины, типографии, банки и даже городская управа. Что до учебных заведений, то занятия в них отменила губернская  власть – дабы обезопасить детей да, кстати, и избежать лишних митингов.

Октябрьская забастовка охватила весь город, но многие присоединялись к ней исключительно под нажимом: отряды  железнодорожников ходили  по предприятиям и учреждениям, «снимая с работы».  Кто-то подчинялся из боязни навлечь гнев забастовщиков, кто-то – из опасения оказаться в изоляции. Что до власти, то генерал-губернатор Кутайсов приказал полиции и войскам сохранять спокойствие,  ограничившись охраной оружейных магазинов, правительственных зданий и усиленным патрулированием.

Для сходок забастовщики пожелали залы Общественного собрания и городского театра, беспрепятственно получили их и за два дня высказали всё, что хотели и смогли.

Естественный перелом

К 17 октября запал кончился – и тотчас же по приказу графа Кутайсова специальный батальон был двинут на станцию Иркутск, занял её и открыл движение! Выйдя утром 17 октября на улицы, горожане увидели войска, а также передаваемое из рук в руки обращение генерал-губернатора: «Ничтожная группа людей, явно ставших на сторону врагов правительства,  призывает население к насилию и уличным беспорядкам.  Распуская нелепые, заведомо ложные слухи, люди эти смущают  мирных граждан, принуждая их угрозами примкнуть к преступным  замыслам. Призываю верноподданных быть твёрдыми и верными принесённой Государю присяге. Если произойдёт уличный беспорядок, он будет подавлен силой оружия, а потому предупреждаю всех мирных жителей не примыкать к толпе, дабы вместе с виновными не пострадали невинные».

Многие забастовщики предпочли разойтись по домам, а на следующее утро появилось второе воззвание генерал-губернатора: «17 октября войска не сделали ни одного выстрела, а между тем в Кузнецовскую больницу доставлено двое убитых и 15 человек с огне-стрельными ранениями.  Признаю необходимым вновь предупредить население, чтобы оно воздержалось от прогулок по улицам города.  При настоящих обстоятельствах невозможно отвечать за безопасность гуляющих и любопытствующих».  

Одновременно с этим Кутайсов  распорядился окружить театр, Общественное собрание и сходок более не допускать. Главных забастовщиков арестовали, рядовые же  начали предлагать  открывать магазины хотя бы на два часа в день. В ответ на это генерал-губернатор обещал охрану всем желающим вернуться к работе.  Губернатора поддержала городская управа, и 20 октября магазины открылись, банки возобновили операции,  типографии запустили станки. 21 октября город принял праздничный вид,  вышли обе местные газеты, а вечером и  театры начали представления.  

Вокруг Манифеста

Вся забастовка уложилась менее чем в неделю. И первый день после неё был поразительно тихим: все говорили вполголоса, на опустевших улицах не было даже и собак, тоже что-то понявших и «сделавших выводы».

Между тем пошли слухи о принятии Высочайшего манифеста, и 22 октября  генерал-губернатор сделал очередное заявление: «Считаю долгом известить население, что лично я ничего подобного не получал по самой простой причине, что телеграфное сообщение между Санкт-Петербургом и Иркутском не восстановлено.  Прошу жителей города не верить никаким слухам, не исходящим из официального источника».  

Но уже  в полдень был получен текст Манифеста, редакторы обеих газет  посадили за работу наборщиков и вскоре принялись раздавать первые экземпляры  собравшимся  у типографий горожанам. Раздача продолжалась до трёх часов дня, после чего открылись двери Общественного собрания и началось обсуждение Манифеста. «Всё время в городе необычайно радостное настроение», – отмечали «Иркутские губернские ведомости».  

Отставка в 24 часа

А супруги Кутайсовы в этот вечер смогли наконец сесть за общий стол. Граф сказал, что из двух десятков погибших почти все пострадали нелепо, глупо. Ссыльного Станиловского застрелил пьяный фельдшер в ресторане, где оба отмечали принятие Манифеста; несколько хулиганов наткнулись на  отряды милиции, организованные забастовщиками; два грабителя попали под пули  отряда самообороны магазина С.С. Кальмеера.

Братьев Виннер и Павла Файнберга, возвращавшихся  с митинга в Управлении железной дороги, убили черносотенцы, но похороны прошли спокойно. И всё-таки у графини Кутайсовой оставался вопрос: почему отряд черносотенцев возглавлял полицейский пристав Щеглов?

В ноябре началась общая забастовка почтово-телеграфных служащих и министр внутренних дел потребовал от иркутского генерал-губернатора самых жёстких мер. Но в ответ на его телеграмму граф Кутайсов решительно за-явил: требования забастовщиков, на его взгляд, законны и  подлежат удовлетворению.

Спустя сутки граф Павел Ипполитович Кутайсов был уже уволен с поста генерал-губернатора.

Одна катастрофа заслонила другую

Много лет спустя, когда горного инженера Тульчинского спрашивали: «А где вы были во время всеобщей забастовки в Иркутске?», он отвечал: «Да в Америке».

В лето 1904 года на Чукотку отправилась экспедиция, в составе которой значились и два известных  в Иркутске господина – доктор Кириллов и инженер Тульчинский.  Сначала всё шло хорошо, но туманным вечером 30 июля, когда судно находилось в районе бухты Провидения, поднялась большая волна и экспедиция налетела на подводные скалы. Месяц продолжалась борьба за выживание: сначала в воде, после – на пустынном холодном берегу. Наконец, участников экспедиции подобрала американская шхуна и доставила на Аляску. Но прошло ещё несколько недель, прежде чем Тульчинский с Кирилловым смогли  сообщить, что живы.

До этого в город доходили только очень короткие сообщения о кораблекрушении, и в семье Тульчинских жили от сообщения до сообщения. Дочка инженера Наденька, любимица Горного кружка, тяжело заболела, а жена проводила все дни  в редакциях в ожидании свежих телеграмм. Но 14 октября теле-граф отключился, и лишь 17-го, когда  Кутайсов восстановил сообщение с ближайшими станциями, в Иркутск пробилась-таки застрявшая весточка.

Позже у Тульчинских не раз говорили, что кораблекрушение  спасло энергичного инженера от участия в забастовке, а возможно, и от шальной глупой пули.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.