Весь прошедший год в городе  устраивались спектакли, концерты и вечера в пользу Марии Волковой, начинающей певицы.  Выступала и сама она, ещё неумело, но с такою решимостью, что Павла Громозова, всегда занимавшая место в первом ряду, не сомневалась:  учиться в столице Волкова точно будет.  И вот прошёл год,  будущая певица прибыла отчитаться  и… собрать средства на следующий учебный год.

Конечно, перемены были очевидны: Волкова свободно передвигалась по сцене, в её жестах проступило  изящество, и даже сам голос казался теперь другим.

– Мы ошиблись:  у неё не лирическое, а колоратурное сопрано! Небольшой силы, но весьма симпатичное и многообещающее, – заключил редактор «Иркутских губернских ведомостей».

И всё же Павле казалось, что Волкова  поёт  странно и даже неправильно – как бы внутрь себя.

– А это оттого, что ещё не владеет  дыханием! – азартно пояснил меломан редактор. – Посмотрим, посмотрим, во что разовьётся эта Волкова через год.

Под  занавес концертантке поднесли корзину цветов и заверили,   что необходимая  сумма денег  обязательно соберётся. А Павла подумала, что городская  стипендия на физико-математическом отделении  Высших женских курсов в Санкт-Петербурге пришлась бы ей очень кстати.

Долгий путь на  Васильевский остров

При поступлении  требовалось  подтверждение, что будущая слушательница располагает достаточными средствами для безбедного проживания в Петербурге в течение четырёх лет. У отца Павлы, начальника небольшой железнодорожной станции, было неплохое жалованье; но Громозовы помогали внукам – старший сын погиб на канонерской лодке «Кореец», оставив двух сирот. И всё же главная причина была в другом: родители не хотели расстаться с единственной дочерью.  Павла всё равно уехала бы, но  на курсы принимали только с письменного согласия родителей или опекунов, и  поэтому решено было, что она года два поработает.

С таким хорошим  гимназическим курсом, как у Павлы, можно было смело идти в машинистки-переписчицы, и в Иркутске предлагались такие места. Но жалованье составляло  только 25 рублей в месяц, и для Павлы  Громозовой, со всеми её планами, это было в принципе мало.  А при той дороговизне, что установилась в Иркутске (одна пломба у хорошего дантиста обходилась в пять рублей!), и совершенно недостаточно. В управлении Забайкальской железной дороги за такую же работу можно было получить вдвое больше, но чтобы устроиться туда, мало было окончить гимназию.  Круг, таким образом, замыкался, и Павлу утешало лишь то, что когда-нибудь она всё-таки будет работать здесь, и уже не на средних, а на старших  должностях, с жалованьем не менее чем в 100 рублей.

«Вот уже и бабы на рельсах!»

Старый стрелочник на станции у Якова Громозова любил повторять: «Широко шагаем, вот уже и бабы у нас на рельсах стоят!». И действительно: только на линии  Сибирской железной дороги к 1905 году работало 1150 женщин, а непосредственно в управлении и вообще пятая часть всех служащих. Причём три женщины занимали высшие должности.

Рельсовый путь, потребовавший  огромного напряжения сил, заставил на женщину посмотреть по-другому. А по примеру министерства путей сообщения и акцизное ведомство разослало по губерниям циркуляры «о допущении на будущее время женщин к занятиям по письменной и расчётной частям  при губернских и окружных акцизных управлениях и в конторах  казённых винных складов. Могут быть предоставляемы и более ответственные должности, например по счётной части, со значительно большим окладом содержания».

Да, по счётной части можно было быстро продвинуться  и, как любила повторять учительница гимназии, «совершенно уже обеспечить себя». Правда, классная дама имела в виду удачное замужество, но у каждой выпускницы – свой путь и свой способ устроиться. Павла остановила свой выбор на  физико-математическом отделении Высших женских курсов. Правда, ещё в старших классах гимназии она охотно рифмовала в альбомах подруг, а к последнему Рождеству сочинила целую книжку стихов – выплеснула давно копившееся, чтобы уж окончательно сосредоточиться «на счётной части».

Любопытный материал для исследований она находила повсюду, но особенно часто – читая подшивку газет в гимназической библиотеке. И чем более официальным выглядело издание, тем больше находилось в нём удивительных, говорящих цифр!

Говорящие цифры

К примеру, «Иркутские губернские ведомости» сообщали в июле 1905 года, что усольский завод  до недавнего времени производил по 360 тысяч пудов соли в год, снабжая исключительно Иркутскую губернию и Забайкальскую область. Якутия же располагала собственными рудниками, в  крайнем случае прикупая соль в Усть-Куте. И Енисейская губерния не имела в усольской соли нужды, поэтому на заводе образовался запас, составлявший более чем годовой  объём производства.  В 1901-м, после боксёрского восстания, когда проходящие через Иркутск войска основательно подъели запасы, добычу соли увеличили до 500–550 тыс. пудов  в год – и совершенно успокоились. Между тем в начале 1904 года открылся театр военных действий на Дальнем Востоке и  потребление соли там резко возросло. Прежде она завозилась туда из Западной Сибири,  но в течение всего 1904 года дорога была  забита военными эшелонами и запасы практически не пополнялись. Коммерсанты начали скупать дефицитный товар в Иркутске, когда же и здесь наметился «соляной кризис», объявились посредники-крестьяне – соль отпускалась им прямо с завода, по удостоверениям волостных правлений и без каких-либо ограничений.  Так продолжалось и месяц, и год, так что к лету 1905-го на усольском заводе  оставалось всего 20 тысяч пудов. А только на фронт надо было срочно отправить два  «солёных» поезда.

Главный начальник края генерал-губернатор Кутайсов собрал экстренное совещание, и корреспондент «Иркутских губернских ведомостей» увидел растерянные, удивлённые лица чиновников. А ведь даже Павла прекрасно понимала, что «неожиданная катастрофа» была просто неизбежной при такой непривычке считать на два хода вперёд.

Запах отказа

С середины июля, когда все вокруг начали подавать прошения  в институты, училища, школы, и Павлой овладело беспокойство и даже волнение.  Сначала это удивило её, но, хорошенько обдумав всё и посмеявшись над собой, она всё же решила  собрать документы – «так, ради интереса». Заказала две фотографии нужного размера, сделала три варианта «Жизнеописания» и, выбрав самый краткий, уложила в красивый голубой конверт вместе  с аттестатом, свидетельством о звании, о рождении и крещении.  Конверт заперла в шкатулку – и вполне успокоилась.

А в Иркутске с каждым днём становилось всё волнительнее. «Приближение учебного года связано с его специфическим признаком – отказом в приёме, –  с грустью констатировал хроникёр «Иркутских губернских ведомостей». – Существующие заведения переполнены, а население увеличивается и будет увеличиваться ещё».

На Дальнем Востоке с началом войны закрылись многие школы, сотни семейств с наспех собранными пожитками тронулись на  запад, оседая по дороге в Чите, Верхнеудинске, Иркутске… И теперь у племянников Павлы Громозовой оставалось совсем мало шансов  попасть учиться.  Впрочем, последние циркуляры  Государственного Совета давали детям погибших нижних чинов преимущества при поступлении, да к тому же  обязывали обеспечить их обувью, одеждой и школьными принадлежностями. «Значит, главное  сейчас – не упустить время, – рассуждала Павла. –  И было бы очень хорошо перевести племянников в Иркутск. Конечно, отец будет удерживать их у себя, но всем известно, как плохи ещё железнодорожные школы. Кроме того, в городах сироты нижних чинов получают уже не 18, а 24 рубля годового пособия. В большом же городе можно рассчитывать и на полные 36».

Когда-то у брата Павлы была мечта окончить юнкерское училище, но отец  устроил его на хорошее место, потом женил. Кончилось тем, что Лаврентий ушёл на войну нижним чином и оставил детям своим «нижнее пособие». А стань он офицером, так и дети его получали бы не просто на жизнь, но и на воспитание, образование: до 6 лет – по 75 рублей в год, от 6 до 10 лет – по 125 рублей, а с 10 до 18 лет – по 300. Ну а если  бы их поместили  в пансион, то и пособие поднялось бы  до платы за пансион,  вплоть до 450 рублей в год.  И оставалось бы не до 16 лет, как пособие сирот нижних чинов, а до 18 и даже до 21 года, если образование не окончено.

Из  всех этих расчётов, сделанных Павлой в специальной тетрадке, следовал, между прочим, и ещё один важный вывод: что и ей в поисках подходящей партии следовало присматриваться к господам офицерам. Жаль, что в этом году в юнкерском училище не было набора…

Неисправимая ошибка

В мае 1906 года в Иркутске проводились многочисленные аресты «господ революционеров». Обыскали жандармы и квартиру служащей железной дороги Павлы Яковлевны Громозовой. Между прочим привлёк их внимание и нарядный  голубой конверт, адресованный в Санкт-Петербург, на Васильевский остров, дом 34 по 10-й линии. Аккуратно просмотрев документы, пожилой жандарм задумался: «Свидетельства о благонадёжности не хватает. И не будет уже».

«Широко шагали – до самой революции и дошли», – заключил  старый стрелочник, утешая  начальника станции Громозова.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников научной библиотеки Иркутского государственного университета.