Худшие прогнозы о том, что в связи с системным кризисом количество лесных правонарушений возрастёт, сбываются. В середине прошлой недели, утром, позвонил мне заместитель руководителя Иркутского лесничества Виктор Логинов.

– Зимой тоже были самовольные порубки, в том числе крупные, – по голосу чувствуется, что Виктор Павлович очень возмущён и взволнован. – По снегу хоть следы были видны. Преступников искать и ловить было легче. А сейчас не видно, где, когда и на чём в лес заехали. Вал лесонарушений возрастает. В прошлом году на эту дату в нашем лесничестве было вскрыто 36 самовольных порубок, нынче уже 52. Украдено и уничтожено несколько тысяч кубометров древесины. Приезжайте, сами увидите.

Просторный двор Иркутского лесхоза (контора лесничества расположена в одном здании с лесхозом) заставлен разномастной техникой. Я насчитал девять тяжёлых лесовозов, гружённых красивым, бревно к бревну, «экспортным» кругляком. Между ними несколько «уазиков» разных модификаций и возраста. Колёсные тракторы. Два из них с тележками, гружёнными тем же дорогостоящим «экспортником». Под пологом тополей у забора стоит даже прицеп легкового автомобиля с толстенными чурками на дрова. Но это вовсе не означает, что после очередной реорганизации лесоводы и лесная охрана разбогатели. Вся техника и древесина – чужие. Это вещественные доказательства, вещдоки. Грузовики и кругляк задержаны на нелегальных лесосеках и хранятся здесь милицией до решения суда.

– А потом? – спрашиваю Виктора Логинова. – Куда девается эта техника после решения суда?

– Потом, через несколько месяцев после суда, некоторые лесовозы вновь окажутся здесь. Их снова задержат, на других делянах, – грустно усмехается лесной инспектор.

В этот раз Виктора Логинова вывели из равновесия лесонарушения, совершаемые хоть и в разных местах, но подряд, еженощно. Накануне была зафиксирована крупная незаконная вырубка и задержаны порубщики в районе Тихоновой пади, а минувшей ночью лесная милиция задержала на месте преступления бригаду лесовозов, собиравшихся вывезти лес, заготовленный где-то за Усть-Балеем, кажется, в районе Еловки Иркутского района. Наш «уазик» так долго петлял по ухабистым полевым и лесным дорогам, пробираясь к нелегальной деляне, что в конце концов я потерял ориентировку. А когда добрались наконец, то первое, что я увидел, был лежащий на боку между соснами… пустой лесовоз.

– Когда мы подъехали, он уже лежал, – рассказывает капитан Александр Хазиев, начальник отделения лесной милиции Иркутского РОВД. – Шофёр – парнишка молодой, неопытный. Наверное, испугался, узнав, что милиция едет. Рванул, чтобы сбежать. А на дороге небольшая ямка…

Симпатичный молодой человек, не справившийся с управлением, скучает неподалёку. Смущённо улыбается. Всячески делает вид, что расстроен не очень сильно. Даже пытается как-то отшучиваться от замечаний милиционеров и лесной охраны. Но потом заметно мрачнеет. Наверное, всё-таки понимает, что био-графия его, едва начавшись, уже приобрела несмываемое грязное пятно. Если даже наш «самый гуманный» (особенно по отношению к лесным преступлениям) суд в мире определит ему самое лёгкое наказание в виде штрафа или крохотного условного срока, на нём всё равно «повиснет» судимость. Значит, теперь во всех анкетах – при устройстве на работу, при поездке за границу и во всех прочих – он должен будет указывать, что был судим и что приговор был обвинительным.

Впрочем, старший специалист первого разряда Иркутского лесничества Олег Лазоренко, несмотря на всю очевидность преступления, не рискует утверждать, что приговор суда будет на самом деле обвинительным.

– Если в ходе расследования «чёрный» лесоруб осознал собственную вину, раскаялся и добровольно оплатил нанесённый ущерб, то дело иногда просто закрывается, – с заметной иронией говорит он. – Если на суде выясняется, что он совершил незаконную заготовку древесины первый раз. Если не был судим. Если семья неимущая или есть справка, что у него с головой плохо, то зачем же его наказывать?

– А попадается, как правило, тот контингент, с которого нечего взять, – подтверждает В. Логинов. – Таких обычно нанимают на валку леса. Местные жители практически всегда участвуют в лесонарушениях.

– Заказчики обычно те, кто пошустрей и у кого есть деньги, – вновь вступает в разговор О. Лазоренко. – Среди местных, наверное, тоже есть такие. Но выяснять, кто у них за главного, как-то не получается…

Вокруг лежащего на боку лесовоза поваленный лес. Не сплошняком, выборочно. Рубились только самые лучшие, самые мощные, самые ровные сосны. Очевидно, что с бензопилами работали дилетанты: деревья повалены как попало, вершинами в разные стороны. Профессионализма у вальщиков – ноль, так же как у начинающего шофёра, умудрившегося со страху на ровном месте уронить лесовоз. Вначале у меня возникает ощущение, что стволы ещё не раскряжёваны на сортименты. Удивился: какую же древесину собирались вывозить отсюда ночью? Потом обратил внимание, что между каждым высоким (до колена как минимум) пнём и началом поваленного ствола четыре–шесть метров пустоты. Значит, как это обычно делают нелегальные порубщики, взят только первый, лучший, без сучков, экспортный «рез». Всё остальное, а это качественный пиловочник, брошено на деляне.

– В этом главный беспредел! – объяснил В. Логинов. – Они же забирают, в лучшем случае, 30–40 процентов заготовленной древесины. Остальное бросается на перегнивание, многократно повышая пожарную опасность. И спасти, использовать брошенный пиловочник практически невозможно. Оставшиеся на месте стволы являются вещдоками. До вступления в силу судебного решения их нельзя трогать. А древесина, валяющаяся на земле, очень скоро превращается в дрова, а потом и просто в гнилушки.

– Ну а лесная милиция-то активно помогает или чаще отмахивается? – спрашиваю лесного инспектора.

– Да без неё нам вообще была бы труба, – признаётся Логинов.

– Мы получили информацию, что ночью будет осуществлена вывозка незаконно заготовленной древесины, – скорее докладывает, чем рассказывает капитан Хазиев. – На месте были задержаны три загруженных лесовоза. Они в сопровождении милиции уже отправлены в Иркутский лесхоз. Ещё один, как сами видите, упал. И пятый – вон, за деревьями стоит, с грузовой стрелой, он осуществлял трелёвку и погрузку древесины на лесовозы, а сам загрузиться ещё не успел.

Александр Нургалиевич подчёркнуто немногословен. И я его, в общем-то, понимаю. Вот так сходу, находясь на месте преступления, довольно сложно определить, какую информацию в интересах следствия лучше не разглашать. На всякий случай он даже просит меня при публикации фотографий в газете сделать так, чтобы номер у лежащего на боку лесовоза не читался. А у второго, того, что со стрелой, государственных регистрационных номеров просто нет. Возможно, это один из тех механизмов, которые нигде не числятся и на асфальт не выезжают вовсе. Представители государственной лесной охраны рассказывали, что такие лесовозы и трелёвочные трактора как железные призраки могут годами кочевать с одной нелегальной деляны на другую, пока не рассыплются окончательно где-нибудь в заповедной лесной глуши.

Самое обидное, что лес за околицей деревень часто рубят не заезжие гастролёры, а сами местные жители. Одни рубят, другие молчат и, может быть, даже немного завидуют, что на преступный промысел наняли не их. «Закладывать» соседа, решившего подзаработать, уродуя малую родину, теперь считается как-то даже не очень прилично.

– Не иногда, а почти всегда лес рубят именно местные жители, – утверждает заместитель начальника Гороховского участкового лесничества Павел Чубаровский. – А для кого уничтожают родную природу, они чаще всего даже не знают. Нанимают их неизвестные из Иркутска или ещё откуда-то. Говорят, что, вроде, «крыша» есть надёжная. Всё схвачено. Все куплены. Безопасно.

И ведь правда, что почти безопасно. Я посмотрел решения мировых судей нынешнего года по лесным преступлениям в Иркутском районе. Из неполных трёх десятков нашёл два особо жёстких, даже «жестоких»: в одном случае лишение свободы на 4 месяца, в другом – на год. Оба условно. А остальное – штрафы, один из которых – 500 рублей…