издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Почти родовой праздник

На 30 мая 1904 года у пивовара Ельского был намечен званый вечер. Супруга, Дарья Антоновна, с апреля ещё предвкушала, как предстанет она в новом платье, и даже репетировала перед зеркалом. Дочь, Ольга Юрьевна, глядя на неё, улыбалась, но, в общем, сохраняла задумчивость – она больше двух месяцев и, увы, без успеха выводила веснушки... Для Юрия же Каземировича день 30 мая (издавна почитаемый у всех Ельских как родовой праздник) был едва ли не главным в году.

Золотом по голубому

И готовиться к нему он начинал загодя: сразу после Пасхи заглядывал в буфетную и справлялся, чем пополнить коллекцию вин. Потом закупал всевозможные табаки и целыми вечерами колдовал, добиваясь желанных букетов. После чего отправлялся на фабрику братьев Кузнецовых, где из лучшей папиросной бумаги вырабатывались превосходные папиросные гильзы, и заказывал полную коробку. Затем тщательно подбирал папиросника и в назначенный час принимал его у себя в кабинете, с удовольствием наблюдая весь процесс набивки гильз табаком.

На этот раз Юрий Каземирович остановил выбор на чистеньком и расторопном малом с изящными жестами удлинённых рук. Правда, тот чуть было не испортил всё дело, рекомендовавшись, что набивает до 400 папирос в час. Правда, тут же и спохватился и добавил, что «менее чем в два часа никак не управиться, потому как случай Ваш – совершенно особый». И растягивал время, сколько мог.

Когда всё было кончено, Ельский выкурил папироску и, оставшись доволен, велел кучеру запрягать. А около восьми вечера его лучший в городе экипаж уже стоял у парадного входа в дом генерал-губернатора графа Кутайсова.

На восемь часов назначено было общее собрание членов Иркутского общества покровительства животным, и в большой гостиной начальника края собрались высшие чиновники, старейшие предприниматели – все до единого владельцы прекрасных лошадей или самых породистых собак. Сегодня, после представления годового отчёта общества, трём почётным членам должны были вручаться Похвальные листы, специально заказанные в картографическом заведении Ильина в Санкт-Петербурге. Ельскому передали, что на этот раз наградят исключительно «собачников» – Юрий же Каземирович изначально принадлежал к партии «убеждённых лошадников», и когда в гостиной, расточая улыбки, появились граф и графиня Кутайсовы, он с готовностью сложил руки для вежливых, но не очень горячих аплодисментов. И весьма удивился, услышав собственную фамилию и увидев прямо перед собой генеральскую пуговицу, сморщенную кожу руки и (в изящной виньетке на плотном листе бумаги) золотую звезду на ослепительно голубом поле – знак Всемирного союза обществ покровительства животным. Юрий Каземирович так растерялся от неожиданности, что лишь смущённо улыбнулся в ответ на поздравления.

Самые завидные партии

[/dme:i]

Дочь торжественно заключила Похвальный лист в багет, а Дарья Антоновна отвела ему лучшее место в лучшей комнате и приготовилась отвечать на вопросы гостей. А ждали нынче господ из Общества велосипедистов-любителей во главе с вице-командором Карматских, командором Прейсманом и председателем Яковлевым. Были в Иркутске и велосипедистки, и даже участвовали в забегах, претендуя на жетон победителя; но общество сходилось на том, что «всё это нон комильфо, если не сказать более».

Юрий Каземирович был знаком со многими велосипедистами, но, говоря откровенно, вовсе не понимал их восторга перед «стальными конями». Однако вполне соглашался с женой, что именно в Обществе велосипедистов «обитают» самые завидные кавалеры, все эти Рубановичи – Мордуховичи – Вейсенгольцы – Юргелевичи – Совалёвы – Фишеры. Они слыли удачливыми предпринимателями, жили в апартаментах и имели доходные дома. Получая от города площадку под циклодром, добровольно приняли на себя обязательство не ограничиться велотреком, а обустроить ещё и сад для бесплатных гуляний, с аттракционами, буфетом, летним театром. И действительно обустроили, а потом каждый год ремонтировали, расширяли, улучшали. И хотя иркутяне очень часто пеняли им за езду по тротуарам, велосипедисты считались хорошей партией. Девушек на выданье умиляли их забеги по жаре на пять, восемь, двенадцать кругов за какие-то там жетоны; дамам импонировало их демонстративное благородство: скажем, если во время гонок кто-то падал, соперник намеренно отставал, а потом и вовсе пропускал неудачника вперёд, жертвуя собственной победой.

За ответом – на Ушаковку

В поклонниках у Ольги Юрьевны Ельской значился велосипедист Тормасов, участвовавший в забегах на короткой дистанции и уже заработавший серебряный жетон. На велотреке он был лихим, отчаянным, не замечал ни дождя, ни жары, но в обычные дни легко простужался. А в обществе Ольги Юрьевны начинал томиться, вздыхать, делать глупости, над которыми все добродушно посмеивались. Наконец, написал длинное признательное письмо, предложил руку, сердце, жизнь и будущую известность в придачу. Ответ умолял дать, придя на свидание к задним воротам Интендантского сада, со стороны Ушаковки.

Место, выбранное для встречи, чрезвычайно удивило барышню Ельскую. В самом деле: почему бы не встретиться на Большой, в окружении зеркальных витрин, под лучами волшебного фонаря? Или же где-нибудь на аллее сада «Порт-Артур» – говорят, там недавно запустили светящийся воздушный шар.

Рассердившись на поклонника, Ольга Юрьевна всё-таки села в экипаж и велела ехать на Ушаковку. Кучер Пионов не подал и вида, что удивлён, а про себя задумался и остановил лошадей не там, где ему было сказано, а подальше как от садовой калитки, так и от ушаковских кустов. И правильно сделал, потому что и пяти минут не прошло, как из кустов выскочил красномордый мужик, а за ним – старший городовой 2-й полицейской части Сизых. Дико оглядевшись вокруг, мужик бросился к экипажу, столкнул Пионова и ухватился за вожжи. В голове Ольги Юрьевны пронеслось, что надо бы выпрыгнуть из экипажа, но от ужаса она совершенно оцепенела. Сизых с криком «Уйдёт, уйдёт!» сделал выстрел из пистолета, не попал, но заставил мужика оглянуться, и в это самое время кучер бросился наперерез лошадям, крича что- то страшное страшным голосом. Сизых снова выстрелил, в три прыжка одолел расстояние до экипажа и всей силой навалился на красномордого.

Одна лишь ручка от ридикюля

Когда экипаж с Тормасовым прибыл к месту свидания, барышня Ельская уже пришла в себя и с интересом слушала, как задержанный отвечал на вопросы городового:

– Ковальчуки мы. Егором крестили. Знамо дело, что каторжный, с Сахалину убёг. В прошлом годе ишшо, по весне…

С Ушаковки Ельская и Тормасов уехали каждый на своём экипаже, но на площади Сперанского* вышли и вместе прогулялись у собора, вспоминая недавнюю сцену и смеясь. Дошли до Спасо-Лютеранской,** где барышня Ельская обратила внимание на девицу, по одежде казачку, но с нелепо смотревшимся ридикюлем в руках. Казачка явно гордилась необычной вещицей и несла ридикюль, выставив вперёд, будто флаг. Вдруг какой-то прохожий, поравнявшийся с ней, ухватился за ридикюль – казачка ещё крепче вцепилась за ручку и потянула к себе. Грабитель рванулся, да так сильно, что упал, а когда вскочил, в руках у него был ридикюль, но без ручки. Потому что ручка осталась в руках у казачки. Вор бросился бежать и вскочил в экипаж, поджидавший его за углом. У казачки, до сей поры не проронившей ни слова, вдруг прорезался голос, и она заревела про «двадцать копеечек серебром да белый платок, совсем новый, без метки даже». А на Ельскую и Тормасова навалился вдруг смех, совершенно безудержный – пришлось скрыться в экипажах, договорившись встретиться на Большой.***

Папа, купи автомобиль!

В доме Милевского на Большой иркутское представительство московского торгового дома Розенталя предлагало велосипеды известной торговой марки «Матадор». Они красовались на фоне пожарных рукавов и пожарных же труб различных систем и заводов, брезентов и лопат для золотых приисков. Но всего более Тормасова интересовал сверкающий локомобиль известной английской фирмы, абсолютно новый, но продаваемый очень дёшево, как утверждали торговцы. Глядя на этого красавца, Тормасов так увлёкся, что и про барышню Ельскую как бы забыл. Да и сама Ольга Юрьевна замечталась, вспоминая, как на последних гонках на циклодроме господин Яковлев появился на автомобиле, предлагая всем прокатиться. Отчего-то именно Оленька Ельская оказалась всех ближе и проехалась самой первой, а потом ещё и ещё, в то время как все другие менялись. В разгар катания появился фотограф Ткаченко, и барышня Ельская оказалась на всех его снимках с прелестным, но немного озадаченным лицом.

А думала она всё это время вот о чём: Тормасов ещё очень молодой человек, и он вряд ли скоро обзаведётся автомобилем. Вот если бы папа? Но папа любит только своих лошадей – как жаль!

Просто бросил стального коня

[dme:cats/]

В воскресенье 6 июня 1904 года установилась чудная погода, и масса горожан устремилась на Иркут и в Иннокентьевский монастырь. Перед плашкоутом скопилось столько экипажей, что единственный городовой был бессилен что-либо упорядочить и даже член городской управы Наквасин оказался смятым наехавшим на него экипажем. Кучера безобразно ругались, дамы ахали, дети плакали, господа вздыхали; корреспондент «Иркутских губернских ведомостей» оглядывался вокруг, всё запоминая и уже сочиняя будущую заметку. А велосипедист и начинающий предприниматель Тормасов просто бросил своего стального коня, вынес раненого Наквасина из толпы и увёз на извозчике в Кузнецовскую больницу.

Экипаж Ельских он не заметил. Но Ольга Юрьевна не обиделась, а велела кучеру отыскать тормасовский велосипед. Взялась за руль, блестящий и прохладный, тронула звонок – он отозвался весело и звонко. «Добрый знак!» – подумала Ольга Юрьевна и улыбнулась счастливо.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников научной библиотеки Иркутского государственного университета.

* Сквер Кирова
** Сурикова
*** К. Маркса

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры