Подъёмные на войну

Уже более полумесяца шла война, город полнился слухами, а внятных правительственных сообщений до сих пор не было. Неопределённость опасно затягивалась, и редакция «Иркутских губернских ведомостей» решилась на перепечатки из «Konigsberger Harfung Zeit» и «New-York Herald». Это были свидетельства очевидцев, один из которых рассказывал о бое под Чемульпо, а другой – о бое под Порт-Артуром. Естественно, редакции пришлось оговориться: «Помещая эти заграничные известия, представляющие несомненный для нас интерес, мы обращаем внимание наших читателей на то, что они не могут считаться достоверными до той поры, пока содержание их не будет подтверждено официальными сообщениями русского правительства».

Публикации эти многих в Иркутске обескуражили и заставили отказаться от шапкозакидательских настроений. Война, вчера ещё именовавшаяся «событиями на Дальнем Востоке», встала вдруг в полный рост, и всем сделалось ясно: после будет другая, совсем уж другая жизнь. К этой жизни надо было готовиться.

Служащие городского управления, попадающие под мобилизацию, озаботились оставлением за собой не только занимаемых должностей, но и собственно жалованья. Часть думцев полностью поддержали их требования, но большинство проголосовали за дифференцированные выплаты. Стопроцентное содержание сохранялось за семейными служащими, а также  за теми, чьи заслуги считались однозначно высокими. Остальным положены были половина и четверть жалованья. Но за каждым мобилизованным безоговорочно было признано право на единовременное пособие – своего рода подъёмные на войну.

«Кипяточку бы!»

В середине февраля в трёх дворах по Ла-нинской* затемно ещё начинало дымить, а потом подъезжали кошёвки, и на них с шумом, хохотом, но при этом очень бережно устанавливались парящие котлы и небыстрым ходом отправлялись в казармы. Такие же рейсы организовывались с Ямской, Поплавской, Кузнецкой, Жандармской, Преображенской, Большой, Арсенальской, Саломатовской** улиц.

Первым зримым признаком войны на иркутских улицах стал кипяток для солдат. В разных частях города управой установлены были 40 навесов для очагов. Сорок домовладельцев получили котлы (каждый вёдер на 17–20) и приняли обязательство три раза в день готовить кипяток.

Иркутск всё более обретал черты прифронтового города, и вчера ещё Дальний Восток становился всё более близким для каждого обывателя. Эта близость возрастала вместе с ростом военных повинностей: даже если какой-то из домовладельцев не попадал под мобилизацию, он должен был брать военных на постой, обеспечивать содержание раненых. Тень с востока всё гуще ложилась на город, но в частых сетованиях обывателей нет-нет да мелькало, что «кому-то погибель от этой войны, а кому-то – серебряная подковка».

Подряд на подряд

Канун русско-японской войны для иркутского 1-й гильдии купца Давида Кузнеца совпал с получением выгоднейшего подряда на укладку рельсового пути по льду Байкала. Управление Забайкальской железной дороги обязалось платить по 1700 руб. за версту, если работа будет исполнена вовремя, то есть к 15 февраля. За каждый день сокращения срока установлена была премия в 3000 руб.

14 февраля 1904 года рельсовый путь, ведущийся с двух сторон, сомкнулся – и сейчас же Давид Кузнец приступил к исполнению следующего, не менее выгодного, подряда – перегонке конной тягой гружёных вагонов и паровозов. За каждый вагон положено было по 45 руб., а за каждый паровоз – по 270 руб.; всего же за Байкал предполагалось отправить 3600 вагонов и 150 паровозов.

Этому же предпринимателю отдавался подряд и на устройство на Байкале временных бараков для отдыха войск. За каждую квадратную сажень полагалось по 60 руб., что в принципе было выгодно, для Кузнеца же – выгодно вдвойне, потому что от постройки дороги у него остались ненужные теперь материалы.

Кроме денежного вознаграждения Давид Кузнец удостоен был звания потомственного почётного гражданина – «за особо усиленные труды». А они и в самом деле требовали немалых усилий и ещё большей ответственности. Вообще, идея укладки рельсов по льду была довольно рискованной. Три дня переправа проработала, а к началу четвёртого лёд

подвинулся, и в 15 верстах от станции Байкал образовалась широкая трещина. Неудачно пошли и опыты с переправкой паровозов – пришлось снова отгонять их в Иркутск и там разбирать, вызвав опытных слесарей из читинских и красноярских мастерских.

Сложности ледовой железной дороги отбивали охоту у всех возможных конкурентов Кузнеца. Но они объявились следующей зимой, когда Управление Забайкальской дороги начало торги на отдачу гужевой переправы через Байкал. Кто-то из претендентов, очевидно, желая скомпрометировать Кузнеца, ещё до исхода торгов напечатал в «Иркутских губернских ведомостях» объявление о наборе им возчиков. Естественно, что в следующем номере появилось опровержение: «Милостивый государь г. редактор! Помещение такого объявления в газете есть не что иное как недоброкачественная выходка лица, пожелавшего остаться неизвестным и, очевидно, заинтересованного в судьбе подряда. Примите уверение в моём совершенном к Вам уважении. Давид Кузнец».

Обращает внимание мирный тон опровержения: Кузнец мог позволить себе не слишком огорчаться, ведь его положение было завидно прочным. Не одну неделю провёл он на льду Байкала бок о бок с министром путей сообщения князем Хилковым, с ним вместе переживая и первую переправу гружёных вагонов, и первую переправу паровоза. Рисковали оба: один – деньгами, другой – репутацией и министерским креслом, а риск, как известно, сближает и стирает сословные перегородки.

Как к себе домой

Много лет назад Давид Кузнец пришёл на строительство дороги чернорабочим; вместе с «железкой» он шёл на восток и вместе с ней рос: когда в Иркутске открывалось Управление Забайкальской дороги, Давид Кузнец уже выстроил здесь роскошный особняк – его и арендовала новоявленная железнодорожная монополия. Так что и за подрядами этот пред-приниматель ходил буквально к себе домой.

А подряды отдавались куда как дорого, и в другое, мирное, время государство вряд ли бы так расщедрилось, но с открытием театра военных действий «чугунка» получила стратегическое значение. Она стала главной артерией, соединяющей Москву с Порт-Артуром, и по ней непрерывно должны были перемещаться войска и военные грузы. С 1 июля 1903 года открылось регулярное, «правильное движение», но в сплошном железнодорожном пути Кругобайкальский участок составлял досадное исключение.

Паромная переправа через Байкал не могла работать круглый год. Почти три зимних месяца пассажиров и грузы перевозили через озеро на лошадях, но были несколько недель, когда движение полностью прекращалось: гужевая переправа становилась опасной, а лёд у берега оставался крепким и не поддавался ледоколам. В зиму 1900–1901 гг. вынужденный перерыв продолжался 18 дней плюс 29 дней весеннего бездорожья. Прибавьте к этому бури и туманы, когда паром закрывался и, как писали газеты, начиналось «замешательство в движении поездов».

Сказать вернее, замешательство было в головах, не случайно с началом войны министр путей сообщения натурально поселился на Кругобайкальской дороге. Кстати, появление в нашем крае столь высоких особ тотчас отмечалось иркутскими рестораторами и держателями гостиниц. И реакция следовала незамедлительно.

Высокий сервис для высоких особ

С 15 февраля гостиница «Россия» на Амурской*** распахнула двери зимнего сада, где оркестр услаждал благодарную публику аж до трёх часов ночи. Иркутск давно уже спал, но уполномоченным Императорского Красного Креста, ещё жившим по петербургскому времени, хотелось скрасить дорожный неуют. К их услугам были живые раки и падефруа, а также изысканные образцы ювелирного искусства, явно способствующие пищеварению. Злые языки утверждали, что владельцы гостиниц вкладываются зря, что война неизбежно упростит всё и обеднит, но время доказало обратное. К титулованным проживающим скоро присоединились иностранные и российские корреспонденты, едущие на фронт, офицеры, и прежде не экономившие на гостиницах, а теперь и вовсе пошедшие в распыл. Было много постояльцев и из инженеров. И вся эта «публика с запросом-с» немало способствовала развитию гостиничного сервиса; именно в пору русско-японской войны он и достиг в Иркутске своего расцвета.

Да, рестораторы и держатели настоящих hotels, как и Давид Кузнец, появились в нужное время и в нужном месте. Но, как и он, они демонстрировали готовность к риску и большой работе. А только на этом условии и удаётся найти серебряную подковку.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.

* Декабрьских событий

** Ямской, Красногвардейской, Уткина, Энгельса, Тимирязева, К. Маркса, Дзержинского, К. Либкнехта

*** Ленина