Так, ещё в детстве я познакомился с кедровым стлаником – кустарниковой формой сосны сибирской, называемой у нас кедром. Этот кустарник сопровождал в дальнейшей жизни многие мои походы в высокогорьях Восточного и Западного Прибайкалья. Последний регион обрезает путь стланику на запад; на соседнем к Хамар-Дабану Восточном Саяне этого кустарника уже нет. Впечатление, что, расселяясь на запад, стланик трудно преодолел Байкал, обходя его с юга и севера, но, обессилев,  остановился на его западном побережье. Зато на восток в высокогорьях хребтов раскинулось необозримое царство этих «джунглей северных лесов», как иногда очень выразительно и точно называют заросли кедрового стланика. Более того, зародившись как вид, по-видимому, где-нибудь на Корякском нагорье или на Камчатке, попутно захватив её и Сахалина горные области, он и начал шествие на запад. На этом пути, будучи уроженцем суровых приполярных окраин, он осваивал узкую полоску сурового подгольцовья, места, наиболее отвечающие условиям его родины.

Если и есть в наших лесах-горах непроходимые дебри, то это, конечно, заросли кедрового стланика. Местами в хребтах Прибайкалья под осевыми их линиями, в подгольцовом поясе, действительно непроходимо.

Помню, как под одним из нехоженых перевалов через Байкальский хребет встретили меня столь плотные и высокие заросли стланика, что десяток метров я принуждён был, не опускаясь на землю, пробираться по кривым,  толстым стволам – ветвям стланика. Обзора вперёд и в стороны никакого, а только зелёно-бурая стена. Пришлось вылезать из этих джунглей обратно. Но вскоре повезло наткнуться на медвежью тропу, по которой звери с водосбора Лены выходили к Байкалу и обратно. На тропе стояло амбрэ люто проквашенного медвежьего жира – фирменной «отдушки» зверя. Да и медведям здесь было тесно, это видно по откушенным кое-где ветвям, мешающим проходу.

Но, выходя к вершинам гольцов, заросли иногда расступаются, кусты здесь невысокие, а зачастую стоят они отдельно, живописно: любуйся, кто пришёл да увидел! В покрове здесь всегда богато разросшийся лишайник – белая кипень под ногами изумрудной зелени кустов. Красиво, надёжно устроился здесь пришелец с востока! И не только красиво, но и богато. А богатство стланика прежде всего в его шишечках, тех самых «шишшонках», как назвал их когда-то мой сосед. Урожаи семян-орешков стланика на востоке его ареала ежегодны, но обильные случаются раз в два-три года. У нас же бывают и полные неурожаи. Кедровый стланик – долгожитель, в благоприятных условиях живёт до двухсот лет. В очищенных ядрышках содержится до 59% ценнейшего кедрового масла, которое, помимо пищевых целей, используется в тонких технических устройствах. Запас семян-орешков в урожайный год может достигать двухсот кило на один гектар зарослей! Хвоя стланика очень богата фитонцидами, в ней самой и в смоле хвоинок содержится много витаминов, каротин, эфирные масла, дубильные вещества. Это богатство особо значимо для жителей восточных приполярных частей ареала стланика; в былое время настоями из хвои аборигены защищались от цинги, простудных и иных заболеваний.

Кедровый стланик – среда жизни многих обитателей тайги; в урожайные годы в его заросли собираются многочисленные животные – соболи и медведи прежде всего. Собираются сюда и потомственные потребители орешков – кедровки. Но есть в горах один житель, который крепче всех привязан к зарослям стланика, можно сказать, что он встречается только там, где растёт стланик. Наверное, его привёл с собою с востока сам стланик. Это высокогорный сурок-тарбаган. В наших краях он прижился на хребтах – Баргузинском, Байкальском, Северо-Байкальском нагорье, это черношапочный сурок Доппьельмаира. Высокие снега в подгольцовье, во владениях тарбагана, обеспечивают зверьку в его норах тёплую зимовку. Однажды в феврале при подъёме от подошвы до вершины Керминского гольца в Баргузинском заповеднике я промерил высоту снега через каждые двести метров; во владениях сурка она оказалась полтора метра. Эта «шуба» укрыла и заросли стланика. Для интереса я разрыл снег в одном месте до земли. Там было столь тепло, что земля оказалась талою. За стлаником замечено удивительное: к зиме он опускает ветви, «надеясь», что вскоре их закроет снегом от морозов. А со сходом снега, в погоне за тёплыми лучами солнца, ветви эти распрямляются.

Заросли стланика на Камчатке и в Корякии называют «стелющимся лесом», или «лежачим лесом». Экономическое и природное значение его там огромно: он, поселяясь на склонах, препятствует оползанию грунта, является отличным топливом, а в хозяйстве используется всё – от коры (дубильное вещество), ствола до хвои и, конечно, семян. Умершего аборигена провожали в последний путь сжиганием на костре из кедрового стланика.

В 1733 году матросов Витуса Беринга Первой Камчатской экспедиции, заболевших цингой, аборигены спасали настоями хвои и веток стланика. «Вящая в сланце доброта, что им пользуются от цынготной болезни с желанным успехом…», – писал в 1755 году С.П. Крашенинников в своём «Описании земли Камчатки». А другой путешественник, Георг Стеллер, в том же «Описании…» за 1774 год заметил: «Орехи… составляют добрую часть пищи ительменов; они едят их вместе с кожурою». Особым лакомством и теперь является у них блюдо – орешки с сушёной икрой рыбы.

Коренные жители Камчатки и Корякии – чукчи, ительмены, коряки и эвены – с благоговением относятся к природе, особым почётом пользуется «лежачий лес». Его, как и всё в природе, создал житель неба Ворон Куйкынеку, и он накажет любого, кто отнесётся к природе неуважительно, навредит ей. Вот бы нам теперь такую веру!

О произрастающем в наших краях этом удивительном кустарнике мы не знаем и десятой доли. И не пользуемся его ценностью, а жаль.

Ещё одно «беспризорное дитя леса», тоже «убежавшее» от родителей в необитаемые  суровые местности, – это кустарниковая форма берёзы белой, их несколько. Эти «убежали» не в высокогорье, но в гибельные для деревьев калтусные пространства. В долинах многих рек нашей области, особенно северных, обычны, местами даже обширны, безлесные участки, их называют калтуса. Это необычайно плотно стоящие, в палец толщиной невысокие кустики берёзы – ерника, несть им числа, и на малой площади заяц не везде сквозь них пролезет. Никто из деревьев, кроме самой кустарниковой берёзки, не может прижиться на калтусе – до того суровы там условия жизни. Помимо того что в этих низинах особо свирепствуют ветра и морозы – и это главное, – калтус стоит на близко залегающей вечной мерзлоте. И отсюда важнейшая заслуга этих «беспризорных детей берёзы» – они уберегают мерзлоту от быстрого таяния, сдерживают воду, «дозируют» паводки в реках, регулируют сток и крепко держат грунты своей мощной корневой системой.

Заросли ерника – место гнездовий многих видов птиц, обитель многочисленнейшей рати насекомых. Вот – жаль – шишечек на них не растёт, и в хозяйстве нашем ерник почти никакого значения не имеет. Кроме одного: из него получаются лучшие мётлы, дворники очень ценят их. Но в жизни природы калтуса занимают видное место, это, как говорят учёные, самостоятельное сообщество, биоценоз. Они и надёжное укрытие для разного лесного люда, и место кормёжки для копытных: по окраинам калтусов много травы для козуль и изюбрей, для лосей же «дети берёзы» приготовили, хотя и реденько, заросли низкорослой ивочки. Для медведя (тоже по окраинам) – бесчисленные кучечки-жилища мелких, съедобных медведю муравьишек. Зверь вечно их грабит, и подчистую, но они быстро восстанавливаются. Летом калтуса – море зелени, волнами при ветре качающейся, зимой при тяжёлом морозе стволики, покрывшиеся мохнатеньким куржаком, утренниками, тихо, отрешённо то ли шуршат, то ли шелестят, словно жалуются кому-то на судьбу свою горькую.

И у пихты детки иногда тоже устремляются в самостоятельную жизнь (чуть не сказал: на крышах вагонов!), но случается это очень редко; мне пихтовый стланик встречался всего несколько раз. Однажды глубокой зимою показала его… стайка белокрылых клестов. Спускаюсь с пологого склона в долину реки на Баргузинском хребте и сквозь редко стоящие деревья вижу на льду реки желтоватое поле – наледь, накипевшую из-под берега. По наледи бегают несколько клестов и что-то клюют. Иду посмотреть, что такое птицы могут найти на голом льду. Ничего съедобного не вижу, кроме крупинок снега, пропитанных чем-то желтоватым. Эти-то крупинки и склёвывали птицы! Вспомнил, что когда-то на зверовых солонцах видел лесных голубей, они тоже пропитанные солью крупинки земли склёвывали.

В недоумении выбираюсь на берег, а навстречу мне тянутся ветви пихты. Пригляделся: да ведь не пихта это, это… стланик пихтовый! Ствола-то нету. Снег до земли разрыл – нет ствола, а только несколько ветвей из земли выходят. Кустарник! Осенью прошлого года на Хамар-Дабане в системе реки Утулик куст пихтового стланика сам в глаза бросился: стоит на открытом склоне, и даже не в родительском лесу – среди берёз. Осень поздняя, лист с берёз облетел – пёстренькие стоят, невидные такие, а он ярко-ярко-зелёный, сам собою любуется: эвон как у нас! Вот сосны – родители строгие и любящие, от них детки в даль туманную, кажется, не удирают. Хотя… Однажды на вершине берегового вала в Сосновской губе Байкала остановил внимание куст сосны. Осмотрел я его со всех сторон и даже пня от ствола не нашёл, куст, значит? Могло ствол штормами замыть, но они не доставали туда. Так полувопросом это для меня и осталось.

А вот осина лицезрением своих деток восхитила меня однажды сверх всякой меры. В феврале 1992 года поднимаюсь на вал из Шартлинского сейсмогеологического блока к Байкалу. Перевал невысокий, редколесье. Район сильнейших северо-западных ветров – сармы, култука, горной. Тут и снега уже нет – унесло в море, испарился. И на самом перевале, на голых камнях, стоят несколько неистово корявых, разлапистых кустиков осины в полметра высотой. Глазам не верю, но ведь осина же! Веточки изюбри обкусали, еда это их зимняя. Пожевал веточку, кору оглядел, на зуб попробовал. Горечь осиновая, какие сомнения! Самих деревьев поблизости нет, они виднеются далеко внизу, у днища долины ручья, где не достают их эти дикие ветры. Думаю, что деток осины и сосны сделали суровые условия тех мест, где они поселились, но не стали ещё полноценным кустарником с возможностью восстановления, как самостоятельный вид.

Мать-земля предоставила разные условия жизни самым разным своим детям. И самые находчивые, устремлённые из них, не боящиеся трудностей, освоили или только ещё осваивают не самые подходящие для жизни территории. Освоили и благоденствуют! Словно говорят нам, людям: преодолимы любые трудности, любые кризисы. Берите пример!