– Освещая выборы патриарха, светские СМИ вольно или невольно пытаются уложить этот процесс в привычную для себя логику. Она сводится к борьбе за Престол двух основных партий: «либералов», за которыми якобы стоит митрополит Кирилл, и «консерваторов» – партии митрополита Климента. Но могут ли в Церкви в принципе существовать такие понятия, как «партии», «либералы», «консерваторы»? Какой логикой руководствуется сама Церковь, избирая патриарха, и как проходит этот процесс?

– Никаких особенных партий и разно-имённых корпораций внутри церковного тела нет и быть не может в силу природной коллегиальности нашего православного содружества. Есть последовательные ученики своих учителей, т.е. епископы и священники, наученные разными учителями, которые, в свою очередь, собственное отношение к православию и жизни Церкви выработали в разных странах и в разных социально-исторических условиях. Только это их и различает.

В Церкви имеются благословлённые апостольским правом разномнения частного характера. При такой свободе мнений иногда могут повышаться тона возгласов и излишне заостряться высказывания, а недовольные всегда вольны уйти туда, где их «поймут» и «оценят». И всё. Обыкновенная жизнь большой семьи. Не совершенно идеальная, но всегда стремящаяся к идеалу. Все разговоры о либералах и консерваторах условны и придуманы в околоцерковных кругах. Если сравнить нашего так называемого «крайнего либерала» московского священника Георгия Кочеткова с англиканским архиепископом Кентерберийским Роном Уильямсом, то отец Георгий покажется нам прожжённым консерватором, хотя Рон Уильямс в своей корпорации придерживается центристских позиций. Все эти басни о внутреннем кризисе надуманы врагами Церкви и досужими умниками, льющими воду на мельницу невидимых и видимых демонов раздора.

В вышеуказанном смысле абсолютный консенсус достигается на Поместных Соборах, которые являются высшей церковно-юридической инстанцией и на которых бывают представлены самые разнообразные точки зрения. Церковные Соборы – это совершенно уникальное явление в нашем мире. Им нет аналога в светской жизни. Ни Государственная Дума, ни Федеральное Собрание, ни кабинет министров, ни тем более партийный съезд не могут быть уподоблены Церковному Собору. Здесь действуют совершенно иные принципы.

– Кто принимает решение на Церковных Соборах?

– С первых веков Собор подразумевал собрание одних только епископов. Собор всегда мог призвать священника, монаха, мирянина в качестве ответчика, консультанта или лица, авторитетное мнение которого было важно при решении того или иного вопроса. Но права голоса эти консультанты не имели. Исключение составляли представители тех архиереев, которые сами не имели возможности прибыть на Собор. Даже византийские императоры, которые созывали Вселенские Соборы и председательствовали на них, как миряне не имели права голоса, хотя и скрепляли соборные решения своей подписью. Но лишь для того, чтобы придать церковным законам силу законов государственных.

Поместные Соборы собираются по разным поводам. Поводом для созыва нынешнего Собора явилась необходимость избрания нового патриарха. Логика избрания патриарха основывается на отношении выборщиков к его личным качествам. Предстоятель Церкви должен быть крепким в вере в Бога молитвенником и любящим народ Божий пастырем. Он должен быть центром притяжения для всех внутренних церковных сил. Он должен быть общецерковным духовным авторитетом. Он не обязан быть архиадминистратором. На административные должности всегда найдутся талантливые верующие люди. Но он должен быть близок к образу Иисуса Христа Спасителя и иметь доброе свидетельство от внешних созидательных сил общества. Кандидатов предлагает Архиерейский Собор, который состоялся перед Поместным Собором. Но Поместный Собор может выдвинуть и своего собственного кандидата.

– Кто принимает участие в Поместном Соборе от Иркутской области, и по какому принципу выбирались делегаты?

– В Москве с 27 по 29 января 2009 года проходит Поместный Собор, на котором будет избран новый Предстоятель Русской Православной Церкви. Регламент Собора предполагает присутствие четырёх представителей от каждой российской епархии. Установлено и обязательное частное представительство: управляющий епархией епископ, делегат от священства, делегат от действующих монастырей и делегат от рядовых мирян.

От Иркутской епархии в Соборе будут участвовать правящий архиерей – архиепископ Иркутский и Ангарский Вадим и избранные делегаты: от духовенства – игумен Максимилиан (Клюев), священнослужитель Знаменского собора Иркутска, секретарь Иркутской епархии; от монашества – монахиня Евдокия (Щегорская), насельница Знаменского женского епархиального монастыря Иркутска; от мирян – Лутаенко Михаил Борисович, иконописец, прихожанин Знаменского собора Иркутска. Эти кандидатуры были обсуждены на епархиальном совете благочинных и были рекомендованы для делегирования на Всероссийский Поместный Собор.

Принцип избрания максимально прост. Делегаты должны быть верующими, молитвенными, способными к самостоятельному взвешенному принятию важнейших решений и имеющими добрые характеристики от внутренних и внешних свидетелей их жизни.

– В выборе патриарха воля человеческая соединяется с волей Божьей. И всё-таки насколько сильно зависит курс, который изберёт Церковь, от личности человека, который станет патриархом?

– Именно потому, что воля праведных людей, ведомых Духом Святым, добровольно соединяется с волей Бога, Русь не знала «плохих» патриархов. Это означает, что подобный подход сработает и в этот раз. Особых перемен курса движения Церкви не предвидится, так как она движется по курсу, проложенному Христом, а не патриархами. Патриарх – всего лишь капитан, назначенный нами на наш корабль спасения, чтобы вести его по определённому Богом курсу. Мы добровольно подчиняем ему свою свободу ради нашей общей жизни во Христе.

Патриарх во всём зависим от своего народа, его власть и полномочия в наших руках. Он только первый среди равных и ни в коем случае не наместник Бога на земле. Единственное, что может измениться, так это скорость и качество движения, которые всегда зависят от множества факторов. Вот и всё. Не стоит здесь придумывать лишнего. Новый патриарх будет продолжать делать то же, что делал и предыдущий.

– Насколько сильно зависит Право-славная Церковь и церковные иерархи от светской власти? Не слишком ли опасно для Церкви чрезмерное сближение, и где граница, которую нельзя переходить?

– Скажу сразу, что я не церковный иерарх, а смиренный послушник своего епископа, поэтому мне трудно судить о глубинных процессах и связях. Думаю, вся зависимость ограничивается финансами и более ничем. Но и она не безусловная, не вечная, а обусловлена обстоятельствами современного существования Церкви в постсоветском государстве. Дело в том, что в силу сложившихся исторических особенностей православные иерархи не имеют глобальных инструментов для независимого добывания денежных средств, столь необходимых для возрождения культурного и социального наследия, доставшегося нам в самом разрушенном виде из рук богоборческих советов. А восстанавливать всё это надо, так как это то немногое, чем ещё может гордиться наш народ, и это опять же экономические возможности для существования Церкви в относительно автономном режиме.

Проще сказать, камни предков тянут нас в пучину финансовой зависимости от государства. Без системных личностных взаимоотношений иерархов Церкви с руководителями государства, без постоянных связей, способных открыть новой элите истинное лицо Церкви, увы, не обойтись. Именно исходя их этих посылок, из желания оградить, поднять и укрепить слабых, наша иерархия идёт в добровольную зависимость от сильных мира сего. Границей подобного сближения служит критический момент взаимоотношений, когда Церковь способна потерять свободу быть самой собой.

– Раз уж речь, так или иначе, зашла о «презренном металле», как вы считаете, священник имеет право быть богатым?

– Смотря с какой колокольни глядеть. Есть три «колокольни». Первая из них – мифологизированная народная система пред-ставлений о священном сане в России. Вторая – это каноническое право, по которому живёт Церковь. Третья представляет собою внутреннее нравственное, выработанное святыми людьми богословие Церкви, которое часто стоит выше канонического права и крайне редко переплетается с народными мифами. Какая вас больше устраивает? Только с позиции народной колокольни я вам ответить на этот вопрос не смогу. В первую очередь потому, что не хочу. А причиной тому очевидная необъективность народных представлений, выработанных из смеси превратно понятых житий святых, антиправославной большевистской пропаганды и широко распространившихся в конце ХХ века заблуждений сектантов и оккультистов. Простой народ объективно судить о правах и возможностях священства не умеет уже в силу того, что не живёт церковной жизнью и не знает её законодательства. Простой народ питает своё любопытство сплетнями досужих старух.

– Тогда будем говорить, опираясь на канонику и нравственность.

– С точки зрения православной каноники, никто не запрещает священнику иметь честные заработки, вступать в наследство и сохранять свои личные богатства, которые он приобрёл честным образом. Братья приходят в священный сан из мира, в котором чаще всего уже состоялись и многое приобрели (земли, машины, квартиры), в котором у них есть родственники и хорошие друзья, способные помогать в дальнейшем. А чтобы не возникало имущественных споров, в правилах Церкви специально проведена разграничительная черта между имением, принадлежащим священнику, и общественной собственностью Церкви.

Только в случае с нравственным бого-словием понятия «богатство» и «священство» вступают в очевидное противоречие. Каждый священник должен решить этот внутренний конфликт самостоятельно. «Каждому своё» – именно эти слова будут написаны на дверях ада и рая. Ну а то, что верблюду легче пройти через игольное ушко, чем богатому наследовать Царствие небесное, любой священник и так знает. Проще сказать, священнику вредно и опасно быть богатым, но право быть таковым Церковь у него не отнимает, как, впрочем, и у всех остальных людей.

Богатство не спасает и не губит само по себе. Губит и спасает только личностно обусловленное отношение к этому богатству. Так что и здесь не мне судить по этому поводу. Бог деревья не выровнял, а уж тем более и людей. Священство и вера, богатство и нищета – состояния сугубо добровольные, и напрасно распространяться об этом просто неприлично. Каждый должен смотреть прежде всего за собой.

– Какие проблемы в реальности стоят перед РПЦ наиболее остро и представляют опасность?

– Головокружение от успехов и принятие на себя чужих крестов. Например, социального служения обществу. Всю социальную работу в обществе делает государство. По крайней мере, оно это декларирует. У него есть для этого и средства, и полномочия. Церковь, берясь за эту работу, сталкивается в первую очередь с отсутствием помещений, полномочий и денег. Эти деньги мы могли бы вкладывать в миссионерскую работу, которая на сегодня гораздо важнее.

Церковь должна прежде всего заниматься своими людьми. Есть бабушка-прихожанка – поможем бабушке. Сгорел дом у наших прихожан – поможем, чем сможем. Мы должны выучить до хорошего уровня своих священников, должны поднять храмы, организовать церковную жизнь, а потом и культурную жизнь вокруг церковной жизни, создать крепкие общины. Словом, каждый должен заниматься своим делом и на своём месте.

– Почему богослужения нельзя переводить на современный русский язык?

– Болезненная тема… но не смертельная. Знаете, в Православной Церкви нет такого слова – «нельзя», а есть понятие «неполезно». Именно поэтому переводить апостольские православные богослужения на вульгарный современный язык можно, но не нужно, потому как это крайне неполезно для сохранения величественного сакрального духа церковной молитвы и, конечно же, его могущественной силы, способной помогать молящимся. Это неполезно для дела сохранения Церковного единства. Неполезно для отношений человека с Богом. Богу не всё равно, как человек относится к святыне и как он её называет.

Даже сам вопрос, заданный вами, – отражение неприятной и неполезной для общества действительности, в которой люди ничего не желают делать долго, а особенно же – учиться и читать. Меня никто не учил понимать письменную и устную церковно-славянскую речь. Никто. Богослужения, самостоятельное изучение алфавита и также регулярное чтение Псалтыри всего за пару месяцев позволили мне так «врасти» в этот язык, что он стал для меня родным. А он и есть родной. Ведь именно на его культурной и сакральной основе вырос современный народный и литературный русский язык. Церковный язык красивее современного в разы, а часто и богаче.

Прошу заметить, что церковный народ никогда не поднимает этой темы, а наоборот, максимально её замалчивает, тем самым охраняя это величайшее наследие наших предков от раскольнических умствований околоцерковной интеллигентщины, вечно обуреваемой деструктивными идеями. Вчера им социализм подавай, а сегодня – понятное всем богослужение. Церковь не магазин, и она не занимается предоставлением духовных услуг, и тем более ей чужда их продажа. Это тот самый монастырь, в который не нужно идти со своим уставом. Устав Церкви, её таинства, язык и обряды старше Российского государства, и родились они на крови мучеников. Вот какова им цена.

К слову сказать, в недрах учебного комитета Московского Патриархата уже давно ведётся кропотливая работа по некоторому приспособлению современного русского языка к нуждам богослужения, но этот труд непрост и чреват расколами внутри Церкви. Работа эта совершается в полном консенсусе со всеми силами влияния. Именно поэтому результаты выходят в свет так нескоро. Думаю, что это хорошо. Меня лично вполне устраивает современное положение вещей в этой сфере.

– А что такое экономический кризис с духовной точки зрения?

– Экономический кризис – в любом случае несчастье. Причём это несчастье для людей, которые в нём не виноваты. Его, конечно, будет очень сложно пережить. Но, с христианской точки зрения, нужно не только пережить, но и сделать выводы. О них мы говорили ещё накануне кризиса 1991 года. Это очень просто: надо полюбить свой измученный народ, нужно не «рублёвки» строить, а развивать сельское хозяйство и возрождать безопасное, неэнергоёмкое и рентабельное производство. Нужно развивать национальную экономику, создавать рабочие места для своих людей. Именно так. Потому что на всё есть высшая справедливость и закон Божий. А закон Божий требует любить своих ближних, заботиться о них. Если сильные мира сего этого не будут делать, они просто всё потеряют посредством «народного бунта…».

Я не понимаю, например, на каком основании мы здесь, в Сибири, платим налоги за землю. Государство её не завоёвывало, её завоевали пашенные крестьяне. Наоборот, спасибо следует сказать тем, кто здесь ещё живёт и работает. Чтобы вырастить или добыть что-то в Сибири, требуется вложить в эту землю гораздо больше труда, чем в Европейской России. Климат у нас такой. Если государство хочет развивать Сибирь, оно должно об этом крепко подумать.

Мне стыдно смотреть, как наши родненькие девелоперы задирают аренду во время столь тяжёлой рецессии и тем самым разоряют тех, кто их кормит и поит. Стыдно за безжалостное поведение банков и грабительские расценки риэлторов. Стыдно, что каждый в большинстве своём думает и заботится только о себе любимом, а остальные люди – побоку. Целая страна эгоистов разного качества. Поэтому и демографическая проблема у нас сама собой не решится. А ведь по-хорошему нам нужно в ближайшие 30 лет родить в Сибири 100 миллионов детей. Иначе мы не убережём Сибирь, у нас её отнимут. При таких дерзких и сильных соседях нам не хватит собственных сил развивать, поддерживать и защищать эту территорию. Но у демографической проблемы есть решение. Привожу пример. Нас пятеро друзей. В наших семьях 29 детей. Посчитайте, если в Сибири живут 29 млн. человек, из них 6 млн. взрослых мужчин. Если у каждого будет по пять детей, получается 30 миллионов.

– Ну так вы же христиане…

– Значит, какой вывод? Надо людей приводить к христианству. Сегодня в области от 100 до 150 тысяч православных. Я имею в виду тех, кто исповедуется и причащается, у кого вера определяет жизнь. Это мало, конечно. Но это значительная сила. Гораздо больше людей крещёных, которые не прибегают к церковным таинствам. Они православные, только чуть-чуть «недоделанные». Но автомат Калашникова – всё равно автомат, даже если у него ствол слегка загнут. Нужно только ствол заменить, т.е. починить, или хотя бы научиться стрелять из того, что есть.

– Думаете, это так легко – «починить автомат», исправить народное сознание?

– Знаю на опыте, что сложно. Но если государство соизволит нам помочь, будет проще это сделать. Как всегда…

– Предлагаете сделать православие государственной религией?

– Нет. Но у государства в руках «народные университеты», это телевидение, радио прежде всего. Если бы информационная политика государства постепенно (не сразу!) изменилась, это бы очень помогло. Достаточно, чтобы главные каналы перестали рассказывать про летающие тарелки, битвы экстрасенсов, магов и чародеев, перестали транслировать оккультизм… Это духовный суррогат, который выступает в качестве духовной альтернативы. Люди, пользуясь суррогатом, не идут к истине. Каждый первый скажет: «Бог один – веры разные». Не смешно ли? Помните русскую сказку: «Было у отца три сына, первый умный был детина, средний был и так и сяк, третий вовсе был дурак». Сыновья-то были разные! Значит, и отношение к отцу у них было разное, отношение к жизни разное, экономическая база тоже разная. И кто-то один из них прав, а остальные – не очень.

– А в русских сказках в выигрыше всегда оказывается Иванушка-дурачок.

– Сказки-то разные. Но в 20 веке, с его пролетарским сознанием, возобладали сказки с дурачком. «Кто был ничем, тот станет всем». К тому же даже сказки нам капитально подправили. Разве вы не читали Андерсена «Снежную королеву» в неисправленном виде? Ведь там Герда победила Снежную Королеву не просто так, а молитвой.

– Какое самое важное качество для священника?

– Наикрепчайшая, деятельная, здоровая вера в Бога, соединённая с любовью к людям. А все остальные необходимые качества к этому столпу сами приложатся.

Беседовала Елена ТРИФОНОВА, «Восточно-Сибирская правда»

Протоиерей Вячеслав Пушкарёв родился в 1967 году в Братске. Окончил среднюю школу № 10 в Усть-Илимске. Служил в армии в Грузии, а затем окончил в 1995 году исторический факультет ИГУ. Работал учителем в школе. Уже позднее прошёл полный курс Тобольской семинарии (5 лет) и полный курс Киевской духовной академии (4 года). Женат, отец семерых детей.