Прощание в январе
31 декабря 1903 года в иркутском Общественном собрании давали «Певца из Палермо». Оперетта эта, ещё мало известная иркутянам, прошла весьма гладко, несмотря на то что оркестром дирижировал не хорошо знакомый публике г-н Энгель, а г-н Тонни. До конца спектакля коммерсант Цейтлин, имевший на Большой* магазин золотых, серебряных и бриллиантовых вещиц, не вспомнил про своего доверенного Храмченко. Лишь когда довольная публика переместилась в малый зал, к стойкам с шампанским, Цейтлин заметил, что в дамском обществе недостаёт его «лучшей виолончели» – юной супруги Храмченко.
А ведь не было и шести вечера, когда Ольга Григорьевна уж надела лучшие украшения и прохаживалась вдоль витрин магазина, ловя восхищённые взгляды покупателей. Теперь же уж тридцать пять двенадцатого, прибыл самый главный гость – губернатор Моллериус, значит, вот-вот закроют парадные двери и Храмченко уже не попадут в Общественное собрание. «Что могло задержать их?» – недоумевал Цейтлин, протискиваясь ближе к губернатору и впиваясь взглядом в его парадный мундир.
[/dme:i]
[/dme:igroup]
Он встретил год с начальником губернии
Торговцу бриллиантами Цейтлину мучительно недоставало мундира, чьё скромное обаяние затмевало для него сверкание золота и драгоценных камней. Мундир был для Цейтлина воплощением защищённости, и так хотелось спрятаться в нём, обрядиться и уже не снимать. И теперь, в полушаге от губернатора, вперившись глазами в мундир, Цейтлин так разволновался, что даже бокал с шампанским не взял. Между тем часы били двенадцать и губернатор торжественно предлагал первый тост за здоровье Государя Императора и его августейшей семьи.
Потом пили за здоровье самого губернатора. И, тост за тостом, дошли до здоровья всех присутствующих. Только тут Цейтлин опомнился и сделал несколько торопливых глотков. Благо и губернатора уже заговорили, оттеснили и вовсе увели.
В начале второго старики потянулись к выходу, но большинство публики всё-таки осталось ужинать и танцевать. «Шампанское полилось рекою!» – свидетельствовал в следующем номере корреспондент «Иркутских губернских ведомостей». Ещё в хронике 31 декабря несколько раз упомянули фамилию Храмченко…
Доверенный попадал на работу прямо из спальни
[/dme:i]
[/dme:igroup]
Служебная квартира Храмченко располагалась за стеной магазина золотых, серебряных и бриллиантовых вещей, так что доверенный Цейтлина попадал на работу прямо из спальни. По обыкновению, жена провожала его, но последний день 1903 года выдался слишком хлопотным. Дело в том, что на иркутской Детской площадке готовился первый праздник на льду, с маскарадом и танцами, и Ольге Григорьевне Храмченко не терпелось привезти сюда своего годовалого сына. Ещё неделю назад на площадке установили огромную ёлку и протянули к ней разноцветные лампочки. Распорядители были все на коньках и в костюмах голландцев и норвежцев; публика тоже готовилась удивить маскарадом. Говоря откровенно, и сама Ольга Григорьевна приготовила (втайне от мужа) костюм с полумаской, и теперь волновалась, готовясь к выходу.
Праздничное гуляние на катке продолжалось больше шести часов, но пролетели они совсем незаметно, и промёрзшая няня с трудом утянула хозяйку домой. Вернувшись, Ольга Григорьевна быстро умылась, переоделась и, скользнув из спальни в магазин, горделиво прошлась вдоль витрин. Жаль, покупателей в этот час было мало…
В самом начале восьмого, когда лошади были готовы, а Ольга Григорьевна надевала шляпку, муж объявил, что хочет закусить. Сняв шубку, Ольга Григорьевна взяла сына на руки – и испугалась: лоб у Егорушки был очень горячий.
Ах вы сени, мои сени
Няню срочно послали за доктором – и успели, перехватили-таки по дороге в Общественное собрание. Доктор шутил, но лекарства велел отыскать немедленно. К счастью, Коля Синицын, мальчик-подручный из магазина Цейтлина, в этот вечер оставался у Храмченко – его тотчас отправили по аптекам. Он вернулся в четверть восьмого с лекарствами, пролетел через сени, а дверь за собой не закрыл. А уже минут через десять в комнату ворвались пятеро с обвязанными шарфами лицами. Угрожая пистолетами, они согнали всех в одну комнату и первым делом сняли с них украшения и часы. Жена Храмченко не пожелала расставаться с колье – и едва осталась жива. Затем грабители бросились в магазин и нагрузились ценностями более чем на 15 тыс. рублей. За ближайшим углом поджидал их лихой извозчик, а шедший хлопьями снег очень скоро скрыл все следы.
В Общественном собрании в эту самую пору началась оперетта. И ещё не смолкли аплодисменты, а полицейский пристав Никифор Семёнов уже делал «новогодний визит» к скупщикам краденого. Дело в том, что грабители второпях не перерезали телефон и Храмченко сразу же после их ухода позвонил полицмейстеру.
На золотые магазины в Иркутске покушались достаточно часто, и преступники всякий раз демонстрировали изобретательность, а полиция – способность быстро брать след. Вот и в этот раз уже через несколько дней стали обнаруживать и воров, и похищенные драгоценности.
При опознании одного из грабителей Ольга Григорьевна Храмченко потеряла сознание. Коли Синицына на опознании не было: к этому времени он уже не служил подручным в знаменитом «золотом магазине».
На встречу с капитаном Коркораном
[/dme:i]
[/dme:igroup]
В семье Храмченко Коля прижился совершенно неожиданно. Просто однажды, когда Ольга Григорьевна с мужем собралась в театр, а нянька, как назло, захворала, он остался посидеть с малышом. За весь вечер Егорка ни разу не скуксился, и довольные родители, возвратившись, усадили Колю за стол и накормили ванильными пирожными, буквально таявшими во рту. Главное же, Коле выдали почитать один номер журнала «Детский друг» с описанием разных фокусов и игр, о которых он и не слыхивал раньше. Коля был старшим сыном в семье и уже третий год работал, но всё-таки ему страсть как хотелось разобраться, что же это за игры такие неизвестные. Ещё пуще хотелось подписаться на «Детского друга», чтобы можно было ему задавать вопросы. Ведь ответы на них (страшно даже представить) печатались прямо в журнале. Коле даже приснилось, как он переворачивает страницу и читает: «А теперь ответ на вопрос Синицына Николая из Иркутска».
Ещё подписчикам «Детского друга» полагались специальные премии – переводные картинки и две толстые книжки «Необыкновенных приключений капитана Коркорана». Этот таинственный Коркоран совершенно лишил Колю покоя, но, увы, подписка стоила целых четыре рубля, а их не было, потому что всё Колино жалование забирала мать.
Семья мещан Синицыных проживала на одной из самых дальних улиц Знаменского предместья, и хоть Коля давно уж не видел младших братьев и сестёр, идти к ним вечером 31 декабря не хотелось: слишком холодно, далеко и темно. Впрочем, главная причина, кажется, крылась в другом – Храмченки обещали подарок под ёлкой, и в сладких грёзах Коле представлялись уже «Приключения капитана Коркорана», а ещё «Цирк» и «Башня огней» в рисунках для вырезания и склеивания. Утром 31-го из магазина Русанова принесли коробку с игрушками. Ольга Григорьевна с нянькой и Егорушкой отправились на каток, а Коля принялся наряжать ёлку, не спеша доставая из коробки игрушки и подолгу рассматривая. Несколько раз стучали из магазина, и Коля стремглав убегал, а вернувшись, опять склонялся над чудесной коробкой.
Подарки должны были класть под ёлку ночью, и Коля твёрдо решился не спать. В четверть восьмого, возвращаясь из аптеки с лекарствами, он думал об утре нового года. Но первого января в квартире хозяйничали несколько полицейских и господин Цейтлин с закушенною губой. Они всё спрашивали-переспрашивали – и Коля рассказывал снова и снова, как летел он с лекарствами через сени, как не запер дверь и что было потом. К вечеру он почувствовал тошноту и поплёлся домой, в Знаменское предместье. Никто Колю не удерживал.
Поздно вечером первого января знакомый доктор осмотрел Ольгу Григорьевну, чуть приметно покачал головой, но сказал с большой долей оптимизма: «Ваши нервы мы будем лечить гипнозом. Слава богу, министр внутренних дел согласился, что гипноз не есть хирургическая операция, и разрешил применять его без специального разрешения властей и без свидетелей, – и добавил с усмешкой: – Это ли нам, докторам, не подарок?».
Польза на ветках
А в сословных клубах уже шумели новогодние ёлки – с любительскими спектаклями, концертами, танцами. Иркутское музыкальное общество предлагало на редкость изысканную программу, а в офицерском собрании объявлялись семейно-танцевальные и карточные вечера. На ёлке в воскресной школе было пусть скромно, но очень симпатично, дарились хорошие книги, ставились номера. А в Нагорном училище была самая полезная ёлка: ребятишкам из бедных семей Деды Морозы справляли валенки, шапки, платки. И ёлочные украшения были там сугубо полезными – из сластей, которые тут же и раздавались.
Главный детский праздник был назначен на 4 января на катке. Продавая билеты, публике обещали катанье на тройках и с гор, шествие ряженых и пляску «дикарей», почту на салазках и, конечно, роскошную иллюминацию. На этом празднике побывал и сын иркутского мещанина Николай Синицын. Постоял. Посмотрел. Попрощался с детством.
* К. Маркса
Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.