1 декабря 1904 года около 6 часов вечера солист оперы М.З. Горяинов шёл по 4-й Солдатской* в сторону Большой** и почти достиг цели, когда трое неизвестных выскочили из укрытия, оглушили артиста и сняли шубу. Сообщая об этом в ближайшем номере «Иркутских губернских новостей», хроникёр не преминул уточнить: цена шубы – 400 рублей. Для того чтобы заработать такую сумму, чиновнику средней руки понадобилось бы семь месяцев, а машинистке или доставщику телеграмм и того более – почти полтора года.

Держи карман шире!

3 декабря на сцене Общественного собрания давалось театральное обозрение «Наша жизнь». Включили в него и эпизод с горяиновской шубой, однако, вопреки замыслу режиссёра, публика не обнаружила никакого сочувствия, напротив, в задних рядах слышались смешки: «А Горяинову горя мало: он ещё дороже шубу возьмёт…».

В 1904 году обладатели контральто и лирического сопрано получали от антрепренёра иркутской оперной антрепризы по 600 рублей ежемесячно. Ещё выше (900 рублей в месяц) оценивались басы и меццо-сопрано, но дороже всего обходились драматические теноры (1300 рублей в месяц) и баритоны (почти 1500 рублей).

На этом список сверхвысокооплачиваемых и заканчивался. Даже очень хороший оперный дирижёр в целый год не зарабатывал столько, сколько баритон за 2 месяца. И режиссёры, и оркестранты оценивались как чиновники средней руки, то есть могли рассчитывать лишь на 100–150 рублей в месяц. Холостякам хватало, даже и колечко невесте удавалось купить, но едва начиналась семейная жизнь, сразу же обнаруживались прорехи в бюджете и становилось ясно, что одних способностей и образования мало, к ним ещё бы талант и упорный, упорный труд. Тогда, может, годам к сорока и проклюнутся внешние признаки семейного благополучия – массивные золотые часы рублей за 200 и серьги от известного ювелира рублей за 450–500.

Кстати, посещение оперы для большинства иркутян было просто не по карману: аванс за абонемент в сезон 1904 года принимался не менее чем в 200 рублей; полный сбор с одного спектакля составлял тысячу рублей, а в дни премьеры – 1200 рублей.

Копеечная экономия

Жизнь в Иркутске во всякое время была достаточно дорога; отчасти и потому, что определённая часть городского населения традиционно выступала в роли перекупщиков – продуктов, сена, дров, квартир. Даже снимая небольшую комнату, умудрялись разгораживать её ширмами и ширмочками и каждый угол сдавать.

В сезон овощей можно было улучить подходящий момент и сторговать морковку по 30–35 копеек за сотню, а в сезон ягод (если очень посчастливится) прикупить голубицы по 70–90 копеек за ведро и красной смородины по 50–70 копеек. Общая экономия составляла копеек 70, то есть как раз на дорогу до дома; впрочем, извозчики меньше чем за рубль за Ангару и за Ушаковку не везли, несмотря на утверждённую таксу в 75 копеек. Так что образовавшегося излишка могло хватить разве что на парную (поход в баню обходился в 8 копеек с человека) да на самовар чая со сливками (30 копеек).

«Как посравнить да посмотреть»

Недовольные ценами иркутяне могли утешиться тем, что, к примеру, в Верхоленске и сахар, и керосин всегда были дороже. Что до Киренска, то там цены и в сравнении с Верхоленском увеличивались в разы. В Иркутске можно было поторговаться, пользуясь конкуренцией, в Верхоленске же и Киренске и выбор товаров был весьма невелик, и лавочники не особенно вежливы.

Самые дорогие квартиры были, конечно же, в Иркутске: приличная комната в центре города в зиму 1904 года обходилась в 20 рублей, а квартира с тёплым ватерклозетом доходила и до 60 рублей в месяц. Набор ёлочных украшений в магазине Трапезникова на Пестерёвской*** предлагался аж по 2 рубля; обыватели с интересом разглядывали игрушки, но брать не спешили, а сворачивали в лавку торгового дома «Кириллов и Никитин», куда завезли стерлядь по цене 9 рублей за пуд. Или в лавку Гилёвой, что на Хлебном базаре, где такая же рыба предлагалась на пятьдесят копеек дешевле. Прикупив к ней мешок крупчатки из кладовых Дубникова*** * (9 рублей 75 копеек за 3-й сорт и 10 рублей 75 копеекза 2-й), можно было обеспечить семью сытными пирогами до самой Пасхи.

Что до омулей, то ими запасались с осени, не без оснований рассчитывая на сезонное понижение цен. Вот и год 1904-й выдался удачным для рыбного промысла, в сентябре в Иркутск пришла полная баржа свеже-просольных омулей и цены упали. К этой радости вскоре прибавилась и ещё одна – в аукционном зале Собокарёва на Большой Трапезниковской***** началась раздача талонов на мясные обеды в столовой Иркутского благотворительного общества «Утоли моя печали». Талоны предлагались книжками «Сто обедов», и каждый обходился в символическую сумму (из одного мясного блюда – в 3 копейки, из двух мясных блюд – в 5 копеек).

7 процентов пользы

Опасаясь обычного для войны скачка цен на товары, иркутский военный генерал-губернатор граф Кутайсов ограничил торговую наценку на товары первой необходимости 7 процентами. Коммерсанты, до сей поры не имевшие ограничения в ценах, привыкли свободно распоряжаться деньгами, приплачивая тут и там, лишь бы двинуть товар поскорее. А теперь нужно было стремительно перестраиваться или же смириться с минимальной прибылью. Ни к тому, ни к другому торговцы готовы не были, и в своём обращении к губернатору в ноябре 1904 года члены продовольственной комиссии городской думы (они же и крупные подрядчики) предупредили: «Может случиться, что многие вовсе не пожелают привозить товар в Иркутск, и тогда этот город не будет иметь товара даже по самой дорогой цене».

До сей поры и в личной, и в деловой, и в будничной, и в торжественной переписке Иркутск неизменно именовался «нашим городом» – тем более неожиданным был «этот город» в устах его «отцов». Он показывал крайнее раздражение коммерсантов военной властью.

«Разрешения, невозможные к применению»

Осенью 1904 года цены на основные товары в Иркутске определялись и загруженностью железной дороги. Чем жарче разгорались бои на Дальнем Востоке, тем более шло вагонов с ранеными, боеприпасами, продовольствием. К воинским эшелонам прицепляли и вагоны с товарами, но очень скоро предприниматели убедились, что «так торговать нельзя»: время прибытия грузов получателям сообщать не разрешалось, остановки на станциях были очень недолгими, и их просто не хватало на разгрузку товара.

Осенью 1904 года торговец Степанченко купил партию мяса в Петропавловске для доставки в Иркутск. На руках у него было разрешение на провоз товара по железной дороге, но к моменту погрузки выяснилось, что этого документа, выданного Иркутской городской управой, недостаточно – требуется разрешение от иркутского губернатора. Степанченко принялся хлопотать и спустя какое-то время получил нужную бумагу. Но к моменту отправки мяса и она утратила силу – теперь для того, чтоб вагоны тронулись с места, понадобилось разрешение некоего генерала Левашова. И Степанченко отправился искать Левашова в Омск, а затем в Томск.

О сложностях с подвозом товаров в ноябре 1904 года телеграфировали в Иркутск и коммерсанты Кальмеер, Ощепов, Сарачев, Приставка, Камов. 9 декабря 1904 года «Иркутские губернские ведомости» сообщили, что торговый дом «Алексеев и Сапожников» располагавшийся на Преображенской******, будет вынужден прекратить торговлю по причине недостатка товаров.

29 ноября 1904 года продовольственная комиссия Иркутской городской думы собралась на экстренное заседание, итогом которого стало обращение к иркутскому губернатору Моллериусу: «По обстоятельствам военного времени, быть может, ничего нельзя провозить по железной дороге, кроме военного груза. Но тогда не следует и давать разрешений. Или давать разрешения, возможные к применению. Если настоящее ходатайство не может быть удовлетворено Вашим превосходительством, просим не отказать в разрешении сделать сношение по телеграфу с генералом Левашовым».

Всего лишь «проделки»

Чехарда с разрешениями, так возмутившая городское самоуправление, возникла его собственными стараниями. Летом 1904 года Иркутская городская управа получила особые полномочия – выдавать разрешения на провоз по железной дороге товаров первой необходимости. И немедля явились авантюристы без гроша в кошельке, но с большим желанием сорвать куш, и, как это ни странно, беспрепятственно получили «заветные пропуска», чтобы тут же начать спекулировать ими. Коммерсанты, имевшие деньги, но, увы, не имевшие пропусков, скупали их не торгуясь, потому что надеялись компенсировать дополнительные издержки повышением цен. Это обстоятельство и побудило иркутского военного генерал-губернатора ограничить торговую наценку 7 процентами. А кроме того, в срочном порядке передать право выдавать разрешения на провоз сначала иркутскому губернатору, а после и генералу Левашову.

Спекуляции с пропусками стали достоянием «Нового времени». Иркутский городской голова П. Гаряев, вынужденный давать ответ, изначально взял тон примирения: «Если указывается на проделки некоторых лиц, воспользовавшихся данными им разрешениями на провоз хлеба, так ведь это было обнаружено в самом начале…».

Тем хуже для гласных. Для обывателей, к сожалению, тоже.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского

* Киевской

** К. Маркса

*** Урицкого

**** Их можно видеть и сейчас в переулке Гусарова, напротив административного корпуса областной библиотеки.

***** Желябова

****** Тимирязева