О том, чем обоснован этот выбор, о проблемах
правозащитного движения в нашей области и успехах
работы комиссии при губернаторе, — беседа с Геннадием
ХОРОШИХ корреспондента газеты Валерия БАРАНОВА.

— Геннадий Константинович, почему вы, известный
своими диссидентскими взглядами, стали вдруг
сотрудничать с властью, согласились работать в
комиссии при губернаторе?

— Мы ведь не боролись за власть. Наши усилия были
направлены на поиски согласия в обществе,
объединение политиков, интеллигенции, студенчества
— всего населения на основе непреходящих
духовно-нравственных ценностей православия. Поэтому
считаю, что со сменой социально-политического строя
граждане свои права должны отстаивать не только на
митингах и демонстрациях, и не путем голодовок.
Новая власть, избранная народом, призвана в первую
очередь стать гарантом прав и свобод человека. И с
ней нужно сотрудничать, а не противостоять ей.

Вообще же, говоря о правозащитном движении,
надо, наверное, вспомнить, что государственную
поддержку оно получило лишь в 1996 году. В
июне появился указ Бориса Ельцина, который обязывал глав
администраций областей и краев создавать комиссии по
правам человека. Но не сразу после указа
и не во всех регионах России такие структуры были
созданы. В Иркутской же области уже в сентябре 1996
года появилось постановление «Об образовании
комиссии по правам человека при губернаторе», а в декабре,
после утверждения положения и
штатного расписания, комиссия, которую возглавил
Александр Любославский, приступила к работе. И еще
один момент в связи с этим следует отметить:
Любославский к тому времени уже занимал должность
уполномоченного по правам человека, которая была
введена распоряжением главы администрации Юрия
Ножикова, что свидетельствовало о понимании им
важности такого понятия, как права гражданина и
человека. Таким образом, Иркутская область (наряду с
Санкт-Петербургом) была одним из регионов, где люди
имели возможность защищать свои права еще до того,
как президент страны дал на это «добро». Фактически
я возглавляю комиссию с лета 1997 года.

И сегодня наша комиссия — одна из лучших в стране.
Такую оценку иркутским коллегам дали в ноябре
прошлого года уполномоченный по правам человека в РФ
О. Миронов, председатель комиссии при Президенте
России В. Карташкин и руководитель
хельсинской группы в Москве Л. Алексеева, поздравляя нас с
пятилетием деятельности комиссии.

— К юбилеям принято говорить теплые слова.
Насколько оправдана столь высокая оценка комиссии,
которую вы возглавляете?

— Об авторитете иркутской комиссии по правам
человека при губернаторе говорит и число обращений в
нее, и то, что она известна далеко за
пределами региона. К нам обращаются жители Амурской,
Читинской, Новосибирской областей, Якутии. Если в
первый год работы у нас искали помощи 600 человек,
то в 2001 году таких оказалось уже полторы
тысячи. Надо заметить, что все эти пять лет идет
устойчивый рост числа заявлений, причем в основном —
не письменных. Люди предпочитают общаться непосредственно.

— С какими вопросами к вам идут, и всегда ли
необходимо вмешательство комиссии по правам
человека, чтобы добиться справедливости?

— Нет, не всегда. Многие просто не знают,
куда им следует обращаться. В прошлом
году поступило большое количество жалоб на нарушения прав
в социально-экономической сфере. И большинство из
этих обращений были связаны попросту с
необходимостью в юридической консультации.
Люди жалуются, например, на сотрудников РОВД,
которые отказываются брать заявления. Или на судебных
приставов, которые не торопятся принимать меры к
исполнению уже вынесенных решений. Часто к нам
приходят из-за нарушений руководителями предприятий
трудового законодательства: незаконно уволили или
отказали в приеме на работу. Но самые больные темы
— это оказание социальной помощи и жилищные
проблемы. Однако, чтобы их решить, тоже не всегда
требуется вмешательство комиссии по правам человека.

— Вы в таких случаях пытаетесь помочь? Или ограничиваетесь
объяснением, что это не входит в компетенцию
комиссии?

— Если человек пришел к нам, перепутав
комиссию при губернаторе с юридической консультацией, то и в этом
случае он получит исчерпывающий ответ от наших
работников, поскольку все они квалифицированные
юристы. Хочу, однако, обратить внимание на такую
проблему: работа комиссии может быть эффективна только
в том случае, если заявитель действительно
хочет защитить свои права и готов к этому.
Например, когда к нам приходят
с жалобой на руководителя предприятия, нарушающего КЗоТ,
я первым делом спрашиваю: «Вы заключали трудовой
договор с работодателем?» Ответ обычно бывает
отрицательным. «Напишите заявление, я его направлю руководителю, и
вас скорее всего быстренько оформят», — предлагаю
я. И слышу: «Нет, боюсь. А вдруг меня не оформят, а
уволят». Но как мы можем защищать права тех,
кто не хочет или боится их защищать? В конце концов,
права человеку и даны для того, чтобы ими пользоваться
или не пользоваться. Вариантов много: вы можете
обратиться с жалобой в административные органы, в прокуратуру
или непосредственно в суд. Но можете ведь никуда не
обращаться. Соответственно с вашей активностью будет и
результат.

— Но есть люди, которым выбирать уже не приходится.
Суд определил их судьбу. Я говорю о тех, кто лишен свободы
и находится в тюрьмах и колониях или ожидает
суда в следственных изоляторах.

— В прежние годы наши пенитенциарные учреждения были
не просто местами лишения свободы.
Вместе со свободой осужденный лишался и многих прав.
И единственными способами привлечь к себе внимание
были коллективные протесты и голодовки. Как правило,
узники требовали встречи с прокурором или
журналистом. Правозащитников тогда никто не
приглашал. Они сами были фигурами одиозными и
попасть в колонию могли разве что по приговору суда
и, как вы понимаете, вовсе не с целью отстаивания
чьих-то прав. Сегодня все разительно изменилось.
Администрации исправительных учреждений теперь сами
приглашают и правозащитников, и журналистов, чтобы
привлечь внимание к своим проблемам. А проблемы
есть. Эти учреждения, отягощенные специфическими
условиями жизни людей в изоляции,
сегодня переживают те же трудности, что и
все наше общество — только в концентрированном виде. Треть
заявлений от общего числа мы получаем именно из мест
лишения свободы. В прошлом году их было 520.

— На что жалуются осужденные и подследственные?

— 112 человек были не довольны условиями
содержания. К примеру, к нам обратился заключенный с
жалобой на антисанитарию, плохое электроосвещение и
переполненность камер в изоляторе временного содержания в Нижне-Илимском
в Нижне-Илимском районе. По нашему запросу мэром
приняты меры: камеры отремонтированы. 79 человек
жаловались на органы дознания и предварительного
следствия: это и психологическое давление, и случаи, когда
не был предоставлен адвокат, не проводились очные ставки и т.д.
Потребовался запрос нашей комиссии
для того, чтобы отменить необоснованный отказ в
возбуждении уголовного дела по факту причинения
телесных повреждений заключенному Т. Дело направлено
прокуратурой области в следственные органы
Черемховского района. Примеров положительного разрешения
заявлений, поступивших в комиссию от заключенных, достаточно.
Более того, жалобы, с которыми мы работаем, проверяются и
прокуратурой. И, надо отдать должное, проверяются
очень тщательно, и ответы приходят нам обоснованные.

В 59 случаях в прошлом году жаловались в комиссию на суды: на
обвинительный уклон при отправлении правосудия, волокиту.
И действительно, в судах некоторые дела рассматриваются годами. Недавно
у нас была посетительница, столкнувшаяся с
беспрецедентной волокитой. Судопроизводство по ее делу тянется с
1997 года, а касается оно гражданского права. Но и в
сфере уголовного тоже есть такие примеры.
Люди порой находятся в следственном изоляторе по 2-3 года.
Естественно, что многие жалобы заканчиваются
одной просьбой: сделать все, чтобы только суд состоялся
как можно быстрее. Арестованные не ставят даже
вопроса об оправдании. Люди хотят хоть какого-нибудь конца.

— В редакцию приходит много писем от заключенных из
следственных изоляторов. Люди, еще не признанные
судом преступниками, содержатся там в тяжелом
тюремном режиме. К вам тоже поступают такие жалобы,
наверное. Чем можно помочь в таких случаях?

— В изоляторах больше всего жалуются на тесноту. Положено,
скажем, каждому арестанту предоставить четыре квадратных метра
«жилплощади», отдельное спальное место. Но начальник
тюрьмы просто не в состоянии это сделать: камеры
переполнены, люди спят в две, а иногда и в три смены.
Я думаю, частично остроту проблемы можно снять,
пересмотрев отношение к мере пресечения — аресту.
Если, например, обратиться к международному
пакту гражданских политических свобод, мера
пресечения должна являться лишь гарантией
явки в суд или на следствие. Если есть у обвиняемого
семья, постоянное место работы, если на него получены
нормальные характеристики, то какой смысл держать
его в изоляторе, под арестом? Тем более что за
месяцы, а то и годы следствия он очень редко
общается со следователем. Разумеется, это не
означает, что надо искусственно форсировать
изменение меры пресечения, — только потому,
что Иркутский следственный изолятор переполнен.

— Все ли жалобы подтверждаются?

— Нет, конечно. И не все, естественно,
удовлетворяются. Многие обращения вызваны, как я думаю,
надеждой на чудо. Но мы опираемся в
своей работе прежде всего на букву закона. Принимая
заявление к рассмотрению, сразу определяем: есть ли
нарушение прав гражданина. И если право
действительно ущемлено,
даем юридическую консультацию, проверяем жалобу — либо
сами, либо направляем ее в милицию, прокуратуру,
суд, добиваемся законного решения.
C другой стороны, с каждым годом увеличивающееся
число обращений в комиссию
говорит и об активности людей, о росте их
самосознания…

— Как и о том, что люди знают о вашей
комиссии, наслышаны о результатах ее работы.
Напомните, пожалуйста, нашим читателям адрес,
по которому к вам можно обратиться.

— Иркутск-3, улица Ленина, 54. Будем рады помочь.