Надо ли представлять нашим читателям, особенно людям
старшего поколения, народного артиста России Игоря Дмитриева?
Столько великолепных ролей им сыграно! Столько фильмов!
А сколько женских сердец покорено этим красивым, обаятельным,
импозантным артистом?! 29 мая Игорь Борисович отмечает
свое 75-летие! Но и сегодня он играет блестяще на театральной сцене
и в кино, читает стихи и рассказы на
радио, и сегодня по-прежнему красив и обаятелен. «Всегда
свежий, изысканный, подтянутый, легкий», как о нем обычно
пишут.

Титул князя — пожизненный

!I1!
Я подозревала, что интервью вряд ли состоится. Игорь
Борисович то был на съемках фильма, то его ждала работа
на радио, то спектакль «Таланты и поклонники» на сцене
БДТ, то два спектакля в родном Театре комедии — великолепные,
потрясающие «Милый лжец» (театральный бестселлер) и
«Ночь в Венеции». То актер два вечера играет в театре
«Русская антреприза» имени Андрея Миронова (моноспектакль
по поэзии «серебряного века» «Свечи нагорели» и еще
один спектакль — «Из жизни сумасшедшего антрепренера»)…

— Я очень занят в ближайшие дни, — сказал мне по телефону
Игорь Дмитриев, — но Иркутску отказать не могу.

Я с огромным удовольствием посмотрела его театральные
работы, а по телевизору — старый фильм (музыкальную
комедию 80-х годов) Я. Фрида «Дон Сезар де Базан» и
новый — «Подари мне лунный свет» Д. Астрахана, и мы
встретились.

В «Талантах и поклонниках» И. Дмитриев — князь. С другим
титулом его, честно говоря, и представить-то сложно.

— Игорь Борисович, я прочитала в книге Рудольфа Фурманова
(«Из жизни сумасшедшего антрепренера»): «Если нужен
граф или князь, то это — Игорь Дмитриев». Сколько же
«графьев» вы сыграли?

— Да-да. (Смеется). Вы знаете, роли сталеваров и председателей колхозов
мне не предлагали. И я никогда об этом не жалел. За
всю свою жизнь я сыграл только одну партийную роль,
и то она была сатирической, иронической, — в фильме
«Обратная связь» Трегубовича. Я играл парторга завода.
Режиссер очень умно сделал, пригласив меня на эту роль.
Мои партнеры Лавров, Ульянов, Янковский играли секретарей
горкомов, обкомов, и я тут вдруг. Это было сделано Трегубовичем
умышленно, и это имело успех. Моя внутренняя актерская
ирония над этим образом несколько улыбалась, грубо говоря.

Я играл очень много классики и очень радовался этому.
Ведь артист вырастает на высокой драматургии, настоящей.
А я играл в пьесах Шекспира, Мольера, Уайльда, Чехова,
Горького, Толстого (Нехлюдов в «Воскресении»)… На
этих ролях росло мое умение, оттачивалось профессиональное
мастерство. При хороших режиссерах, конечно.
Да, так сложилась судьба… И в кино тоже я играл разные
роли. Потом была целая серия комедийных ролей: «Летучая
мышь», «Сильва», «Собака на сене»… режиссера Фрида,
которому я очень благодарен. Я снялся в семи его фильмах,
и это целая биография моя. Так что я не обижен ролями
и судьбой в этом смысле. Хотя, может быть, где-то помогала
моя врожденная, наследственная, с одной стороны, природа,
а с другой — воспитание, школа МХАТа и учителей, великих
мастеров, которых я застал. Утром они преподавали, а
вечером я видел их на сцене.

— Как вы считаете: где более удачно сложилась ваша
жизнь — в кино или в театре?

— Я думаю, в кино. Там сыграно очень много — около
120 ролей. Там были замечательные режиссеры и очень
интересные партнеры. А это главное. Партнеры в кино
— это всегда ведь сборная страны. Кроме того, я много
снимался за рубежом, играл и с Эвой Гарднер, с Элизабет
Тейлор в «Синей птице», с венгерским актером Имре Шинковичем
в картине «Ференц Лист», у немцев в «Гойе», у американцев,
в Алжире, у марокканцев в фильме «Война трех королей»… Кино
давало гораздо больший размах. Хотя, конечно, прожить
жизнь, образ за вечер при живом зрителе интереснее
в театре. Поэтому если говорить об известности, популярности
актера, то это приносит кино. Но кино использует умение
актера, овладевшего своей профессией в театре. Артисты
кино, которые окончили ВГИК, подчас не могут играть
в театре, они лишены этой возможности прожить за один вечер
целую жизнь, а умеют играть маленькими кусочками, которые
режиссеры потом складывают в фильм… Я благодарен и
тому, и другому жанру и благодарен эстраде. У меня есть
программа, совершенно оригинальная, «Поэзия «серебряного
века», в жанре мелодекламации (в двух отделениях, с пианистом
и гитаристом). Я воскресил этот жанр, который был уничтожен
после революции как ненужный, мещанский, упаднический.
Я читаю в России, и в Гамбурге, и в Вашингтоне (для
русских, конечно). У меня есть и радио. Я очень много
читаю там. Недавно, например, записал «Палату N 6»
Чехова, «Господин из Сан-Франциско» Бунина, готовлю
Достоевского.

Я рад каждому жанру искусства — театру, телевидению,
радио, кино, эстраде, потому что всюду вкладываешь мысль,
сердце, душу. И вообще радуюсь, когда в том или ином
произведении можно словами автора рассказать и про свою
личную жизнь, и про свои взгляды и видения, и свести
счеты с врагами или утвердить добро, которое я сам исповедую.
Я всегда рад тем ролям, которые дают возможность сыграть
исповедально, и тогда роль оживает…

— Знаменитый Милляр, страдавший от хронической невостребованности,
создавший шуточную энциклопедию, написал: «Актер —
это кладбище несыгранных образов». Вы согласны с этим?

— Милляр, который всю жизнь играл Бабу Ягу и Кощея
Бессмертного, может быть, был несколько ограничен в
работе. Но я не думаю, что большие артисты, такие как
Смоктуновский, Гафт, Неелова, могут сказать то же самое.
Наоборот. Конечно, нельзя объять необъятное, были пьесы
и авторы, которые прошли мимо меня. Я не сыграл Достоевского,
Тургенева, мало играл Чехова. И это досадно. Поэтому,
когда я вырывался в кино или на радио, восполнял то,
что недоиграно в театре.

— У вас было много замечательных партнеров и партнерш
за эти годы…

— Да. Я счастливый человек, потому что среди моих партнеров
были Смоктуновский, Луспекаев, Лавров, Ульянов, Дворжецкий,
Копелян… Только с Олегом Далем я снимался в четырех
картинах! Многих уже нет на свете, но они живут в моей
памяти. Есть и радость от партнерства, и благодарность
за то, что у каждого в процессе работы можно было чему-то
поучиться.

В кино были и замечательные партнерши: Ариадна Шенгелая,
Людмила Чурсина, Элина Быстрицкая, Зина Кириенко, Лариса
Удовиченко… Остались добрые отношения. Встречаясь
на кинофестивалях, всегда рады друг другу. Но если вы
хотите «клубнички», то я ее не дам!

Все началось в детстве

— Я тут прочитала в книге, что еще в детстве вы, увидев
свою маму-артистку на манеже цирка в сверкающем платье,
под звуки громкой красивой музыки, решили сразу и бесповоротно,
что станете актером…

— Мама танцевала и в театре оперы и балета, и в мюзик-холле,
а я ее впервые увидел в цирке, в номере «Лошади и танцовщицы»,
который поставил знаменитый балетмейстер Касьян Галейзовский.
Не могу сказать, что желание стать артистом пришло от
посещения цирка, хотя он произвел на меня большое впечатление.
Я всегда любил этот мир, труд циркачей, их особые взаимоотношения.
Окончив школу Московского Художественного театра, я
даже подрабатывал в Ленинградском цирке, читал там прологи,
работал в пантомимах с Юрием Дуровым, Борисом Вяткиным,
Куклачевым. Цирк вошел в мою жизнь. Хотя, конечно, еще
до него возник мой интерес к актерству, желание что-то
изображать, представлять. Еще в детстве, когда дома,
в нашей большой, когда-то нам принадлежавшей, а позже
потеснившейся коммунальной квартире, я устраивал спектакли:
ставил стулья с высокими спинками, покрывал их скатертью,
будильником давал звонки к началу представления, созывая
всех соседей по квартире, и показывал кукольные спектакли.
Лампой синего света, которой дедушка грел поясницу,
освещал мои фигурки, и казалось, что действие происходит
ночью… Потом была школа, был ансамбль имени Дунаевского
в Ленинградском Дворце пионеров, где я поступил в хореографическую
студию и танцевал знаменитую «Тачанку». Руководил нами
прекрасный балетмейстер Аркадий Обрант. И потом была
такая картина — «Мы смерти смотрели в лицо» (если не ошибаюсь,
кажется, она так называлась) про этот ансамбль, который
во время войны распался. Но Обрант собрал детей, умиравших
от голода, и в валенках, в ватниках поставил к станку,
и опять они танцевали «Тачанку»… Потом, во время войны,
была театральная студия в эвакуации, куда мама поехала
с Кировским театром и Ленинградским хореографическим
училищем. Там я участвовал в самодеятельности, играл,
читал в госпиталях (я был тогда учеником восьмого класса)
— читал стихи Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…»
прямо в палатах у печки и в коридорах, где собирались
раненые. Уже в то время я чувствовал себя артистом. В
Перми (тогда это был город Молотов) была театральная
студия при драмтеатре с очень сильным составом педагогов.
И там, по сути, была вся моя жизнь. Утром — занятия,
а вечером — спектакли. Часто ночевал там же, в фойе,
на клеенчатом диване.

— Значит, вы с детства ни о какой другой профессии
не мечтали?

— Вы знаете, был у меня маленький-маленький зигзаг
в школьные годы. В четвертом-пятом классе вдруг возникло
безумное увлечение зоологией, энтомологией. У меня была
целая лаборатория, колоссальные коллекции бабочек, жучков.
Был кружок юных зоологов при Ленинградском зоопарке,
который до сих пор существует и всем бывшим ученикам
присылает приглашения на юбилейные даты. И я бываю там.

Еще я почему-то занимался гималайскими медведями, но
и этот зигзаг был недолог. Он был в параллели с театральной
студией, с хореографической…

— Интересно узнать о вашем членстве в знаменитом «Английском
клубе»…

!I2!

— Это довольно элитный клуб, созданный сначала в Москве,
а теперь существует его филиал в Петербурге, имеющий
традиции не одной сотни лет. Там много бизнесменов,
поддерживающих искусство, разные театральные проекты.
У меня недавно прошел творческий вечер в бывшей кондитерской
Вольфа и Беранже на Невском. Это помещение известно
тем, что в нем останавливался Пушкин перед дуэлью и
в нем же Петр Ильич Чайковский принял яд…

Еще я являюсь одним из учредителей всемирного клуба
«Петербуржец», где тоже есть своеобразная клубная жизнь.
Она происходит в разных дворцах, в «Эрмитажном театре».
Туда входят люди разных профессий — ученые, журналисты,
писатели, поэты… Мы учредили орден «Звезда Прометея»,
которым награждаются дети, достигшие тех или иных высот
в разных областях науки, искусства, победители всесоюзных,
мировых олимпиад по математике, физике, этнографии,
экологии… Недавно я представлял книгу рассказов, выпущенную
одним мальчиком-восьмиклассником.

— А откуда слух, что вы уехали в Америку?

— В Америке уже 15 лет живет мой сын со своей женой,
двумя моими внучками-близняшками (им по 8 лет). Он часто
приезжает ко мне, и я почти каждый год езжу повидать
их. Сын по профессии востоковед, индолог, но там работает
немного в другой области. Он часто ездит в командировки
— Индия, Пакистан, Иран, Китай, Вьетнам… Я был с
ним в Мексике.

— А ваша жена?..

— Моя жена умерла три года назад. Должен сказать, что
я достаточно одинок. У меня нет ни братьев, ни сестер,
а мои самые близкие живут в другой стране.

— Извините… Какие-то мемуары пишете?

— Нет. Не пишу. Нет у меня такой жажды. Так, какие-то
отдельные зарисовки…

«Мои подружки всегда со мной»

— Игорь Борисович, а как вам эпиграмма Гафта на вас:

Всегда в лосинах, эполетах,

Он скромненько стоит бочком.

Изящен, молод не по летам,

И хвост по-прежнему торчком.

— Да. (Улыбается). Правда, сначала там было не
«хвост», а другое слово…

Мы хохочем.

— Игорь Борисович, можно задать вам «неприличный»
вопрос — о поклонницах и подарках? Поклонниц, наверное,
у вас всегда было много, и они есть сейчас. Я видела,
как после спектакля в БДТ некоторым актерам зрители
подарили цветы, а вам одна женщина преподнесла сумочку…

— А-а, там были бутылка хорошего коньяка и шоколад.
Да, вы знаете, бывают какие-то шутливые подарки, бывают
книги редкие. Зная, что я люблю поэзию, дарят поэтические
сборники. Бывают какие-то смешные куклы, игрушки. У
меня две внучки, так что есть кому отдать. (Смеется).

Да, поклонниц в молодости было много. Они дрались на
моих глазах, кидали друг в друга чем попало. Одна провожает
меня…

— «Провожает»?! Домой?

— Да, провожали. А другая ей вслед такое кричит! Сейчас
они как-то поприличнее стали…

Поклонницы были всегда, как у каждого артиста, который
своим трудом и способностями, своей преданностью профессии
достиг каких-то высот, уважения, признания, любви зрителей.
И сейчас пишут…

— А разве эпистолярный жанр не умер?

— Что вы! Только что мне передали открытку-письмо…
Пишут письма, стихи, посвящения. Все продолжается. Естественно,
мои поклонницы не такие безумные, как у эстрадных исполнителей.
Это пожилые дамы, театралки, я встречаюсь с ними, зову
их «мои подружки». Есть такие, которым под 80, они за
всю мою жизнь не пропустили ни одного моего спектакля,
фильма.

— И телефоны вам обрывали?

— Как же! Я даже установил определитель номера, и на
время звонки прекратились. Разные ведь люди. Одним хочется
услышать мой голос, другим — блеснуть в компании, что
они якобы со мной знакомы, третьи говорят всякие глупости,
а некоторые — добрые слова о спектакле или о радиопередаче.
Так что все как у всех.

— Игорь Дмитриев — вечный обольститель женских сердец,
герой-любовник…

— Да ну, какой я теперь «герой-любовник», «обольститель»…
В мае мне будет уже 75.

— И на сцене вы уже…

— 55 лет. Сначала был Театр имени Комиссаржевской.
Потом я 16 лет был вообще без театра. Это уникальный
случай. Я ушел из театра и только снимался в кино. У
меня было очень много предложений. Я снимался в четырех-пяти
картинах в год. Причем это были экспедиции (в Алжире,
Марокко, Венгрии, Польше, Германии…). Правда, у меня
был моноспектакль «Маскарад» по пьесе Лермонтова, я
выходил на сцену. А потом, в 1984 году, меня пригласил
Театр комедии. Соскучившись по театру, я принял предложение.
Ролей здесь немного, но они интересные…

Мы заканчиваем интервью, и на прощание Игорь Дмитриев
говорит: «Привет Иркутску!»