Известный пианист Генрих Нейгауз сказал однажды: «по
тому как музыкант играет, ясно, что он читал, что он
видел, что он знает». Эти слова в полной мере можно
отнести к исполнению Константина Сероватова. В нем ощущается
вдумчивость, широта кругозора человека, глубокого по
натуре, интересуюшегося многим вне музыки. Соединение
этих качеств с поразительной технической свободой рождает
феномен, имя которому — подлинное мастерство.

К. Серовотову свойственно чуткое улавливание и воплощение
духа эпохи, автора музыки. От спокойной ясности музыки
Возрождения — до скрябинских космических восторгов,
от тревожно трагического подтекста сочинений Равеля
— до сдержанной экспрессии композитора нашего времени.
Каждый духовный пласт требует своего особого комплекса
исполнительских средств, своего «тона», в том числе
чисто звукового, что великолепно удается пианисту.

Масштаб личности музыканта, его исключительные возможности
проявляются в выборе сложнейших сочинений, постоянном
обновлении репертуара, буквально в каждом выступлении,
в обращении к сочинениям, редко звучащим на концертной
эстраде.

Последний концерт Сероватова включал в себя, наряду
с произведениями Равеля и Скрябина, сочинения Прокофьева,
Стравинского, пассакалию современного английского композитора
Дайсона, специально предназначенную автором для исполнения
К. Сероватовым. Интерпретация сонаты N 2 С. Прокофьева
(1910 год) раскрывала не только традиционную прокофьевскую
динамику, энергию. В ней открылось то, что не всегда
слышат исполнители — тонкая, изысканная лирика, сближающая
композитора с поэзией символистов. В музыке Скрябина
(поэма «К пламени») присутствовал особый, скрябинский,
«нерв», космический размах: поднимающаяся из мрачных
глубин-бездн всепобеждающая энергия (горение) творческого
духа. «Вальс» Равеля, перерастающий, по замыслу автора,
в фантастический и фатальный вихрь, захватывал слушателя
трагической силой. «Ундина» из цикла «Ночной Гаспар»
звучала чисто равелевским меланхолическим очарованием.

Исполнение таких произведений как «Ундина», Вальс Равеля,
«Петрушка» Стравинского предъявляет к пианисту высочайшие
технические требования. «Ночной Гаспар», признанный
вершиной фортепианной музыки XX века, одним из удивительнейших
образцов музыкальной изобретательности, доступен далеко
не каждому исполнителю. «Петрушка» и Вальс, написанные
первоначально для оркестра, предполагают особое, тембровое,
прочтение. Всеми этими качествами прекрасно владеет
Сероватов. Его фортепианная «палитра» отличается исключительным
богатством и разнообразием, включая светлые «водяные»
краски пассажей «Ундины», акварельный колорит «Паваны»
(эпоха Возрождения), яркость и пестроту «народного инструментария»
в ярмарочных сценах «Петрушки», «оркестровый» блеск
венского вальса Равеля.

Игра Сероватова всегда неотступно держит внимание слушателя
своей внутренней логикой, полной духовной и эмоциональной
отдачей, абсолютной свободой исполнения. Второе отделение
концерта — его своеобразная кульминация — воздействовало
на слушателя почти магически. Феерическая техника, воодушевление
и мастерство превратили концерт в настоящий праздник
для слушателя, с нетерпением ожидающего новых выступлений
пианиста, новых творческих открытий.

Прошедший концерт был организован Иркутским отделением
Всероссийского музыкального общества.