В первые месяцы путинского правления речь шла об укреплении вертикали федеральной власти. Создавались
федеральные округа, решительной атаке подверглись губернаторы и «олигархи». Президент предпочитал
общаться с военными, демонстрируя свою близость к «народу и армии». В стране резко усилилась державная
риторика, модно стало противопоставлять «патриота» Путина «разрушителю» Ельцину. В стране быстрыми
темпами шло формирование моноцентрической системы с одним лидером — президентом Путиным. И в то же
время свою продукцию выдавал грефовский Центр стратегических разработок, в правительство пришли
министры-реформаторы (Кудрин и тот же Греф). Было не
ясно, какой выбор сделает президент — в пользу
«закручивания гаек» или использования моноцентризма в качестве инструмента, позволяющего проводить
реформы без оглядки на инерционно мыслящие элиты, федеральную и региональные.

Публично выбор был сделан только в прошлом году, когда на головы депутатов хлынул поток реформаторских
законопроектов. Но представляется, что свою роль сыграла и трагедия «Курска», которая показала, что
возрождение советской военной мощи не соответствует экономическим возможностям государства. Отсюда и
реформаторский выбор, имеющий две неразрывно связанные составляющие: внутри- и внешнеполитическую.

Во внутренней политике этот курс является завершением политики, проводившейся при Борисе Ельцине, но по
разным причинам (господство коммунистов в Думе, желание части ельцинского окружения только делить
собственность и власть) зашедшей в тупик. В течение последнего года силу закона обрели документы, о которых
во второй половине 90-х годов можно было только мечтать. Либеральные Земельный, Трудовой, Уголовно-
процессуальный кодексы, принятые при бессильном ропоте левой оппозиции. А в ближайшие месяцы ожидается
принятие закона о регулировании оборота земель сельхозназначения, который должен дать импульс земельной
реформе.

Показательно, что все эти либеральные документы принимаются не из «любви к искусству», не ради отвлеченных
принципов, а с вполне прагматичной целью повышения инвестиционной привлекательности России.
Действительно, в государство, где решение об аресте принимает не судья, а прокурор, иностранный инвестор
пойдет с куда меньшей охотой, так как для него важны не только экономические, но и политические риски. Не
исключено поэтому, что недавнее решение Конституционного суда, ускоряющее введение в действие этой нормы,
также принято не без ведома Кремля. Разумеется, для инвестора важна также возможность купить землю под
принадлежащей ему фабрикой, не говоря уже о цивилизованных нормах отношений с трудовым коллективом.
Наконец, инвестору небезразлично, какая в стране армия — та, из которой бегут солдаты с автоматами или же
иерархическое сообщество уважаемых в обществе профессионалов.

Реформаторский курс сопровождается и изменением требований, предъявляемых к соратникам президента. Если
в первые месяцы его первого срока наиболее важным было доверие, которое глава государства испытывал к
чиновнику, то сейчас этот принцип сочетается с другим — верностью идее реформ. В этом отношении
показательно назначение Сергея Игнатьева председателем Центрального банка, а также стремление
пропрезидентских депутатских объединений преодолеть иммобилизм Государственной Думы. Не останавливаясь
при необходимости и перед ущемлением интересов коммунистов, в том числе и Геннадия Селезнева, полностью
политически лояльного Кремлю, но не принадлежащего (хотя бы в силу своей партийной принадлежности) к
числу сторонников либеральных преобразований. При этом президент не боится идти на конфликт с такой
влиятельной политической силой, как КПРФ, которая в последний год резко усилила критику власти.

В то же время прагматизм Путина подчеркивается его стремлением «не поступаться принципами» в тех случаях,
когда, по его мнению, меры, вызывающие протесты либеральных политиков как в России, так и за ее пределами,
никак или слабо повлияют на инвестиционную привлекательность страны. Борьба против чеченских сепаратистов
мало интересует инвесторов — и Путин не намерен уступать призывам и даже требованиям договориться с
Масхадовым. То же самое относится и к борьбе с теперь уже бывшими «медиа-олигархами» — для иностранца,
собирающегося вкладывать деньги в реальный сектор, эта тема не представляет особого интереса. Впрочем, надо
сказать, что таких «антилиберальных» тем в путинской политике немного, да и то подход к некоторым из них
претерпевает если не изменения, то «знаковые» корректировки — примером может служить история с шестой
телевизионной «кнопкой».

Однако реформаторский курс внутри страны невозможен без участия России в сообществе цивилизованных
государств. Путин смог достаточно быстро войти в избранный клуб глав государств-членов «восьмерки»,
установив личные контакты с Бушем, Шредером, Блэром, Шираком. После 11 сентября «западнический» вектор
внешней политики России из значимого превратился в доминирующий. Отсюда и решительное осуждение
преступления террористов, и участие России в антитеррористической коалиции, и стремление к компромиссу в
переговорах о сокращении ядерных вооружений, и желание развивать отношения с НАТО в форме «двадцатки», а
не аморфного консультативного объединения «19 плюс 1».

За прошедшие два года Путин из президента авансов и ожиданий, которому «в страшном сне не снилось», что он
займет высший пост в государстве, превратился в президента, твердо стоящего на ногах и уверенно проводящего
свой политический курс. Высокий рейтинг позволяет ему делать шаги, которые вряд ли принесут ему
дополнительные очки среди большинства избирателей, но необходимы для строительства цивилизованного
общества. Наиболее яркий пример — тема смертной казни, где Путин не боится идти против господствующих
настроений. Это же относится и к сдержанной реакции официальной России в отношении появления
американских советников в Грузии, военных объектов США в Центральной Азии. Да и с большим бизнесом,
который не пользуется расположением большинства граждан, Путин предпочитает не демонстративно
конфликтовать, а конструктивно советоваться. С одним только условием: чтобы предприниматели перестали
ощущать себя «делателями королей» в большой политике. Очевидно, что предприниматели прислушались к этому
пожеланию президента.

Означает ли все это, что будущее Путина столь же безоблачно, как и его нынешний рейтинг? Однозначно
положительно ответить на этот вопрос нельзя. С одной стороны, президент продолжает пользоваться поддержкой
общества, так как никто не может предложить сколько-нибудь привлекательную альтернативу его курсу в целом.
Однако, с другой стороны, многие элементы этого курса существенно опережают настроения не только населения
в целом, но и, казалось бы, куда более «продвинутых» элит, которые, в значительной своей части, призывают к
самым жестким мерам в отношении преступников и готовы по любому поводу «вспыхнуть» антизападной
риторикой.

Пока рейтинг президента высок, эта проблема носит в значительной степени латентный характер — стоит Путину
высказать свое мнение, как большинство потенциальных оппонентов замолкает. Однако ситуация может
измениться, если начнется эрозия рейтинга, что может произойти в случае ухудшения экономической ситуации. И
тогда президент должен быть готов к тому, что его инициативы будут встречать куда более жесткое
сопротивление, чем сейчас. Но это, видимо, вопрос даже не среднесрочной перспективы, а еще более
отдаленного будущего.