Живал — щи ладошкой хлебал в нашей Подкаменке лесник
Костя Рукавишников: удалец! Казенного коня держал —
якутской породы, Турпаном звали. Небольшой такой конишка,
мохнатенький. До чего ушлый был, я тебе скажу! Набуровит
Костя лиственничного швырка на дровни, Турпан покосится
на воз, туда-сюда пошевелит дровни — дерг и пошел.
Соображал, что полозья к снегу пристыли. Если не мог
воз с места сдвинуть, встанет, как вкопанный, и заржет:
отбавляй, хозяин, поклажу. Тут его хоть стягом понужай,
не шелохнется. Характер!

Крепко Турпан любил Костю, как собачонка за ним гонялся.
Тот в нем тоже души не чаял: то комочком сахара угостит,
то хлебцем, а то и звенышком свежепросоленного сига —
шибко уважал конишка эту рыбку. Такой голодом не останется
нигде: все подрял мел, если прижмет жизнь — и прутья,
и ветошь, и кору…

Однажды в тайге тушил Костя Рукавишников пожар. Полыхало
— головешки выше солнца летели! Отступ к реке огнем
перехватило. Нашел Турпан прогалину, вывез хозяина из
пекла.

Или вот еще случай. Поплыл рано утром Костя на моторной
лодке за реку сети смотреть, налетел в тумане на топляк
и перевернулся.

— Спасите! — орет. — Тону!

Услышал Турпан, перескочил через водяник — и к хозяину.
Ухватился Костя за гриву, выкарабкался.

Как-то раз на масленицу катал Костя по улице девчат
в расписной кошевке. Турпан — в лентах! Под дугой —
колокольчики.

Северянка — масленка,

Погулена — масленка!

Твои косы длинны,

Брови соболинны…

Бабушка Аксинья попросила раскудрявого лесника:

— Прокати, соколик, а?

Можно было и уважить бабушку, прокатить с ветерком,
но Костю Рукавишникова будто вожжой огрели:

— Поздно тебе, гулена, кататься. Дуй-ка домой, блины
в масло макай!

Та обиделась и погрозилась:

— Погоди, соколик, еще придешь на поклон…

— Приду, бабушка, приду, — так и закатился озорник.
— Вот ухажорок развезу по дворам и приду.

А утром стало озорнику не до смеха. Зашел в конюшню
— и обмер. Турпан мокрый, как ондатра. Дрожит. Грива
перепутана. Глаза налились кровью. Тут поневоле обомрешь:
казенный конишка, начальство за него крепко спросит.

Костя рысяком в ветеринару:

— Спаси Турпана…

Ветеринар, хоть и от масленицы не отошел путем, но
осмотрел Турпана. И заключил:

— Опой. Гонял-то вчера по деревне, как угорелый.

— Какой опой?! — возмутился лесник. — Выстояться
коню дал. Ну, бабушка Аксинья, попляшешь ты у меня на
горячей сковородке. Сглазила ведьма Турпана.

— А я говорю: опой! — насупился ветеринар. — Слабым
отваром дремника отхаживай коня, может, и одыбает.

Их разговор вскользь подслушали ребятишки, и к обеду
вся деревня знала: бабушка Аксинья казенного конишку
сглазила.

Суеверные сельчане ругали старую почем зря, а Костю
Рукавишникова жалели:

— Придется родителям корову продавать, иначе до конца
жизни сердешному не расплатиться за Турпана — зарплатишка-то
у лесника махонькая.

Обиженная молвой, бабушка Аксинья выходила за ворота,
высматривала Костю Рукавишникова, чтобы принародно отчихвостить
за оговор. Парень, завидев бабушку, быстро нырял в переулок:
чувствовал — сам скоро запляшет на горячей сковородке.

Каких только лечебных средств не перебрал он, Турпану
не помогало: днем вроде спокойный, а ночью, того и гляди,
конюшню в щепки разнесет.

Маялся лесник, маялся и пошел на поклон к бабушке.

— Прилетел, соколик? — мстительно прищурилась она.
— Выкладывай, что стряслось?

«Скажи на милость, какая добренькая. Сглазила коня, и
хоть бы хны…» — Костя еле сдержался, чтобы не нагрубить
колдунье.

— Турпан захворал, бабушка. Ума не приложу, чем лечить.
Помоги горю.

— Ветеринар смотрел?

— Смотре-е-ел… — расплакался парень.

Бабушка Аксинья хмыкнула, задумчиво побарабанила пальцами
по столешне и согласилась:

— Хоть ты и ославил меня на всю деревню, да ладно уж,
гляну на мерина…

Хозяина в конюшню не пустила, а когда вышла оттуда, сказала:

— Вечером возьми кота мово, пусти на ночь к Турпану.

Так и сделал. Утром, ни свет ни заря, ворвался в
конюшню. Конишка встретил хозяина веселым ржанием! О
валенки Кости, довольно мурлыкая, терся кот. В яслях
лежала задавленная ласка.

Лесник показал зверька бабушке Аксинье, та всплеснула
руками:

— Так я и думала! Она, проворка, мерина пугала.

— Не ты ли, баушка, ее приколдовала?
— Подозрительно спросил Костя. — Помнишь, на масленке
грозилась…

— Ах, вон ты про что! Внучке на курсы отписать хотела,
как ее жених, пока она на счетовода учиться, девок по
деревне катат. А ласка… Мерину-то овса задаешь? Задаешь.
Мыши завелись. Она и объявилась.

Бабушка Аксинья рассыпала по избе серебряный смех, а
Костя Рукавишников облапил ее, поцеловал крепко и бесшабашно
тряхнул смоляными кудрями:

— Поехали, баушка, кататься!

* Дремник — свинячий багульник.