Сергей Русскин: "После "Особенностей..." я стал алкоголиком"
Санкт-Петербург. Театр «Русская антреприза» имени Андрея
Миронова. Смотрю постановку главного режиссера Влада
Фурмана «Обломов». Штольца великолепно играет заслуженный
артист России Сергей Русскин — актер, известный всей
стране благодаря фильмам Александра Рогожкина «Особенности
национальной охоты», «Особенности национальной рыбалки»,
«Операция «С Новым годом!». Помните Серегу?
Вообще-то у Русскина уже более пяти десятков ролей в
кино. Однако самых крупных, запомнившихся широкому
зрителю, не так уж много: это, кроме «Особенностей…»,
фильмы «Хрусталев, машину!», телесериалы «Тайны следствия»
и «Агент национальной безопасности».
Три театра в Петербурге считают Сергея Русскина своим:
академический театр комедии имени Н.П. Акимова, «Русская
антреприза» имени Андрея Миронова и «Комедианты». В
акимовском театре актер играет главную роль в недавней
премьере «Доктор философии» по пьесе Б. Нушича; там же
ему пришлось заменить Виктора Сухорукова, уехавшего
в Москву, в двух его работах. Занят в нескольких спектаклях
театра «Русская антреприза» (только четыре роли в лирической
постановке-притче об Андрее Миронове «О, шут мой, я
схожу с ума!»!), репетирует роль Полония в «Гамлете»
у режиссера Александра Товстоногова (сына знаменитого
Г.А. Товстоногова). За исполнение роли Кочкарева в «Женитьбе»
Гоголя (театр «Комедианты») С. Русскин получил в 2000
году приз зрительских симпатий общества «Театрал» при
СТД. А еще он играет Чичикова в «Мертвых душах», Медведенко
в «Чайке», Чугунова в «Волках и овцах», Де Гиша в «Сирано
де Бержераке»… Снимается на «Ленфильме» в картине
«Красное небо» у режиссера Валерия Огородникова (одна
из его самых известных работ — «Барак»). Преподает
актерское мастерство в нескольких аудиториях — в Театральной
академии, в «Мюзик-холле», в агентстве, готовящем топ-моделей.
Закончил режиссерские курсы Г.А. Товстоногова, поставил
несколько спектаклей.
— Вы из Иркутска? — переспросил Сергей. — Я слышал,
там хороший театр, знаю о постановках Михельсона.
В Иркутске я, к сожалению, не бывал. Был только в Красноярске.
Но абсолютно убежден, что выход из коллапса, в котором
мы сейчас находимся, начнется с Сибири. Потому что там
еще сохранились здоровые люди и здоровые русские взаимоотношения.
У меня такое ощущение, что первой начнет подниматься
Сибирь.
Несмотря на то, что наша встреча проходила в театре,
больше всего мы говорили о кино.
Отечественных фильмов в кинотеатрах сегодня практически
нет.
— Для того, чтобы снимать фильмы на уровне — европейском,
азиатском, американском, — нужны большие деньги. Наша
страна сейчас в кризисе, и неизвестно, когда она из него
выйдет; пока не будет экономически сильной страны, не
может быть сильного кинематографа. Ведь это вид искусства
технологический, там большое значение имеют технологии,
компьютерные графики. Сейчас уже весь мир снимает с
трех камер (они стоят очень дорого), чистым звуком,
а мы — все по старинке: делаем черновую фонограмму,
потом озвучиваем… Поэтому все наши большие режиссеры
снимают крупные фильмы на западные деньги. Сейчас для
того, чтобы снять приличный фильм, необходимо не менее
десяти миллионов долларов… Помимо всего прочего, у
нас нет проката. Российское кино не является самоокупаемым,
а деньги в него вкладывать никто не будет…
Театр же у нас продолжает жить. В отличие от западного
(там он погиб). Театр больше, чем кинематограф, связан
с душой человека, он исследует взаимоотношения между
людьми. Я работал на Западе, на Бродвее, играл короля
Лира (была такая совместная постановка российских и
американских актеров). Там человек страдает от одиночества,
люди разобщены. Там есть все, но нет счастья человеческого
общения.
— Сергей, давайте вспомним рогожкинские «Особенности…»
Весело было сниматься?
— Весело? Нет. Скорее, трагично. Потому что были случаи
глубоко трагические. Допустим, вся съемочная группа
пошла ко дну вместе с камерами, с осветительной аппаратурой,
когда плот вдруг перевернулся. Хорошо, что вовремя отключили
электричество…
Я несколько раз тонул! Мне пришлось там плыть, держа
в одной руке удочку, другой грести, и это все —
в костюме!.. На этой картине у меня было кольцо на мизинце,
которое для меня очень дорого, как талисман, потому
что это кольцо моей супруги. Когда я подплывал к топляку,
оно зацепилось за леску и слетело с руки. Пришлось
нырнуть, я каким-то чудом схватил его ртом. Я барахтался
в воде, и все-таки камеру не остановили, снимали…
В «… охоте» есть кадр, когда я в сарае был зажат надувной
лодкой. Это спасательная лодка ВМФ, она очень быстро
надувается, и там меня действительно настолько сильно
прижало, что чуть ребра не треснули.
Или кадр, где я глотаю таблетку. Это был эффералган-упса.
А поскольку делали дублей десять, то я выпил десять
таблеток. В результате меня потом откачивали: упали
давление и температура.
Меня практически застудили, когда мы снимали «Особенности
национальной рыбалки», где я еду в автомобиле. Он забуксовал
под дождем, ко мне цепляют джип. Оказывается, подцепили
не меня, а корову. Этот кадр снимали, наверное, раз
пятьдесят, сменили несколько коров!
Или еще. Все погони снимались с одного дубля. Оператор
заботился о том, чтобы показать девственную, дикую природу,
поэтому все время приходилось бежать по незнакомой местности.
А ведь это же лес, тем более — лес карельский (снимали
на Карельском перешейке). Там валуны, камни, несколько
раз актеры падали в ямы, на камни, подскальзывались,
тонули. У генерала Булдакова случилась трещина ребра
— такой был сильный ушиб.
На самом деле, для того, чтобы сниматься в кино, нужно
иметь очень крепкое здоровье. О мастерстве уже не думаешь.
В кино актер только использует нажитое им в театре,
там некогда заниматься актерским мастерством, там нужно
делать трюки…
— А не скучно было без женщин сниматься? Все-таки компания
чисто мужская у вас была…
— Да что вы, нет! Помню, мы снимались в «Особенностях
национальной охоты» голыми, в бане. Идут съемки, мы
расхаживаем нагишом, не одеваемся, и вдруг один из артистов
воскликнул:
— Света, а ты что здесь делаешь?! Тут же одни мужики,
и все — голые!
А Света (это ассистент режиссера), как сейчас помню,
совершенно невозмутимо ответила: «Между прочим, это
моя работа».
Так что там о женщинах забываешь…
— Интересно, Сергей, а вы — любитель рыбалки, охоты?
— Ненавижу охоту и рыбалку, и вообще против истребления.
Я вегетарианец, не ем убойной пищи. Я против уничтожения животных
и вообще против насилия человека над природой. Конечно,
я не состою в партии «зеленых», но считаю, что человеческая
цивилизация изнасиловала землю, поэтому она очень сильно
страдает и мстит нам за то, что мы над ней столько лет
издевались.
— А как относитесь к «национальной традиции» — распитию
водки, которая рекой льется в фильмах Рогожкина?
— Пожалуйста, вы можете об этом сказать, я — хронический
алкоголик. С момента съемок «Особенности национальной
охоты» я превратился в него…
— … сказал Сергей Русскин с серьезным видом!
— И теперь выйти из этого состояния очень трудно!
— Таблетки вы пили настоящие. А водку?..
— Вы знаете, были такие периоды, когда уже не понимаешь,
какую ты пьешь водку — настоящую или воду, потому что
находишься в состоянии транса.
Был такой забавный случай. В фильме «Особенности национальной
рыбалки» мы рекламировали водку «Урожай». И нам привезли
на съемочную площадку 20 или 30 ящиков этой водки. Чтобы
все было по-настоящему (не переливать же водку и заполнять
бутылки водой, сразу отвинчивать пробки…), мы пили
настоящую водку. Но когда приехали спонсоры и увидели,
что мы стаканами ее трескаем, они схватились за голову:
«Как вы до сих пор живы?! Мы же вам паленую водку дали!
Мы же не думали, что вы ее пить будете…» Так что только
здоровье спасает. Поэтому сейчас перед вами сидит спившийся
актер, хронический алкоголик…
Не обращая внимания на мой хохот, Сергей продолжает
без тени улыбки на лице:
— Предлагаю следующее начало вашего интервью. «Прошло
шесть лет с начала съемок «Особенности национальной
охоты». Артиста Русскина просто не узнать! Передо мной
сидит совершенно не похожий на себя, толстый, кругленький,
слегка опухший, лохматый, взъерошенный актер…»
На этой веселой ноте мы и прощаемся…