Он горевал, а его наповал!

Он теперь, как прочие, ждет, занявши очередь,

Из могилы выроют — реабилитируют».

Иван Елагин.

Летом прошлого года почти все крупные газеты и
журналы отметили скорбную дату — 80-летие гибели
великого русского поэта Николая Гумилева. Расстрелянный
за «участие в белогвардейском заговоре» и
реабилитированный «за отсутствием состава преступления»
Генеральной прокуратурой в конце «перестройки», поэт
вернулся к читателю многочисленными изданиями —
«избранными» и «полными», скоро обещают и
«академического» Гумилева.

Общеустановившимся является теперь мнение, что поэт
был казнен за «недонесение о заговоре», потому как
подобное деяние было несовместимо с его понятием об
«офицерской чести». Увы, мнение, конечно, красивое, но
полностью не отвечающее реальной исторической
действительности. Ведь если заговор все-таки был, то хоть
поэт в нем и не участвовал, то все остальные-то, в том числе
один из крупнейших европейских хирургов Сергей Федоров,
знаменитый химик Михаил Тихвинский, виднейший
теоретик частного права Николай Лазаревский, блестящий
молодой биолог и географ Владимир Таганцев и еще более
100 профессоров, инженеров, научных работников
участвовали! И их казнь, каторга и ссылки оправданы
государственной необходимостью. Именно это мне
растолковывал на допросах в конце 70-х следователь КГБ,
между делом писавший стишки и доносы на иркутских
литераторов.

Заговора вообще не было! Именно это убедительно
доказывает доктор исторических наук, главный специалист
Генеральной прокуратуры РФ профессор Георгий Ефимович
Миронов в своей книге, посвященной делу «Петроградской
Боевой организации» (оно же «дело Таганцева», оно же
уголовное дело N Н-1381/214224).

По мнению автора, которое подтверждено документами,
это первое крупное дело, от начала и до конца
сфабрикованное Петрогубчека, и первое крупное
политическое дело, инспирированное фактически по
прямому «заказу» властных структур тех лет с целью создать
прецедент осуждения по политическим мотивам большой
группы представителей тех классов, сословий, профессий,
менталитет которых никак не вписывался в «прокрустово
ложе» новой идеологии: «Заговор Таганцева» стал своего
рода пробным камнем, оселком, на котором оттачивалось
острие топора массового террора 30-х гг. И по иронии или
же по «высшей правде» истории, главные архитекторы
чудовищной провокации Яков Агранов (Сорендзон) и Борис
Семенов сами стали жертвами чисток 37-го, когда было
уничтожено почти все первое поколение чекистов.

Получив доступ к следственным материалам, автор
столкнулся с такой грубой и шитой белыми нитками ложью,
что, как он отмечает, «сам себе не поверил». Так,
единственным обвинительным документом в деле
талантливого скульптора князя Сергея Ухтомского была
его:научная статья «Музеи и революция», где
присутствовали не всегда лицеприятные отзывы о
большевистском руководстве культурой; единственной
уликой против Николая Степановича Гумилева было
получение им от подполковника Вячеслава Шведова… ленты
для пишущей машинки и — о ужас! — 200 000 рублей. По
справке Госбанка СССР, реальная цена этой суммы
составляла… 5 рублей 60 копеек в уровне 1913 г. Вот так, за
одолженные у знакомого пять с полтиной, поэт и был
осужден к «высшей мере». Что же до утверждения
следствия, что Гумилев должен был составить прокламацию
для Шведова, то об этом никаких данных нет, равно как и
экземпляра прокламации. В следственном же деле
подполковника Шведова вообще нет никаких материалов(!).
Не ясно из всех ста с лишним томов дела, был ли он
расстрелян или бежал из-под ареста, показаний, во всяком
случае, он никаких против кого-либо не давал.

Особенно же поразительна судьба Михаила Тихвинского —
не только профессора химии, но и подпольщика, главного
поставщика бомб для боевой организации большевиков в
революцию 1905 г. Известный Ленину и Горькому
революционер, технический специалист, фамилия которого
не раз встречается в бумагах Ильича, расстрелян как
монархист. Именно к нему относятся хрестоматийные
слова, которые, как иллюстрацию ленинской
принципиальности, цитировал нам, студентам, преподаватель
истории КПСС: «Химия и контрреволюция совместимы…».
Теперь-то, зная обстоятельства дела, невольно приходишь к
выводу, что «вождь мирового пролетариата» не простил
Михаилу Тихвинскому его демонстративного выхода из
партии, как протест против репрессий 1918-19 гг. в
голодающем Петрограде. Вот такая принципиальность!

Пересказать всю абсурдность обвинений в приведенных
автором книги документах в короткой аннотации не
представляется возможным. Но поражает и чудовищная
жестокость по отношению к тем, кто проходил под рубрикой
«соучастники». Так, были расстреляны Надежда Феликсовна
Таганцева — как «содержательница конспиративной
квартиры» (это той, где она жила с мужем Владимиром
Таганцевым!), Ольга Викторовна Голенищева-Кутузова,
сестра милосердия Детскосельского лазарета — за «связь с
заграничной организацией «Белый крест» (для справки: это
то же, что наш «Красный крест»), Ольга Леонидовна
Крузенштерн, студентка мединститута («английская
шпионка» — передала знакомой чулки из заграничной
посылки), Нина Скарятина (в деле — просто «дворянка»).
Фамилии-то какие! Как будто летопись русской истории
расстреливали. Вера Николаевна Андриевская и ее дочь
Татьяна отправлены в лагерь «за знакомство с великим
князем Михаилом Романовым, князем Волконским, князем
Куракиным, графом Бенингсеном и его женой графиней
Ольгой» (надо понимать, еще до октября 17-го). А Мария
Спиро попала в концлагерь за то, что «после расстрела 61
участника «ПБО» побывала на месте расстрела вместе с
сестрой одного из казненных, а затем на панихиде в
Казанском соборе». Как не угодили на лесоповал
участвовавшие в той же панихиде Анна Андреевна
Ахматова, Владислав Ходасевич с Ниной Берберовой, Ирина
Одоевцева с Георгием Ивановым и другие звезды русской
поэзии, остается только гадать.

Ну ладно, дворяне, они-то уже своим фактом рождения
«преступники перед Советской властью», но ведь убиты и
молоденькие матросы-кронштадтцы (19 — 22-х лет), те,
которые вместе со всей «балтийской братвой» бунтовали в
марте 21-го, а затем в числе 8000 моряков ушли в
Финляндию по льду Финского залива. Некоторые вернулись,
тоскуя по родной деревне, но дальше застенков ЧК не
добрались. Из них вместе с крестьянами, промышлявшими
контрабандой на границе, соорудили «шпионскую группу
финской разведки». Одним словом: «Хотелось бы всех
поименно назвать, да отняли список и негде узнать»
(А.Ахматова «Реквием»).

Однако от лирики вернемся к сухой юриспруденции. Все
обвиняемые были репрессированы «без суда» простым
постановлением Петрочека. А спасшиеся (например, зампред
Госплана, ректор Электротехнического института Петр
Осадчий) помилованы решением Политбюро. Вот с таким
юридическим ребусом и столкнулись работники Генеральной
прокуратуры при реабилитации участников никогда не
существовавшей Петроградской боевой организации. Для
нас же, читателей этой увлекательнейшей документальной
книги, объединившей ранее опубликованные отдельные
очерки, знакомство с судьбами сотен граждан России,
попавших под разгоняющийся каток репрессий, — еще один
«тяжелый, но необходимый урок».

Георгий Миронов «Заговор, которого не было:», М.»ТЕРРА», 2001.