— Александр Николаевич, а как вам видится ситуация с берегов
Байкала? Вроде бы не так давно, всего несколько лет назад, Байкал был
включен в список Всемирного природного наследия, и вдруг такой поворот…
Тем более что в конце ноября прошлого года в Министерстве природных
ресурсов России прошло совещание по проблемам охраны озера.

— Начну с последнего. Да, совещание состоялось. В нем помимо чиновников
министерства приняли участие и представители Бурятии, Иркутской и Читинской
областей. Повестка дня отвечала ситуации. Рассматривались вопросы
государственного регулирования охраны Байкала, обсуждался ход реализации
комплексной федеральной программы по обеспечению охраны озера. Поднимались
вопросы совершенствования нормативно-правовой базы. Все это, как говорится,
было. Но соответствующий комитет ЮНЕСКО в большей степени интересовало то,
что было сделано для Байкала за последние несколько лет. Кстати говоря, свои
выводы эксперты уже сформировали во время августовской поездки, и они
оказались не совсем благоприятными для России.

— Вы имеете в виду комиссию, которая побывала на Байкале в августе?

— Вернее ее назвать миссией ЮНЕСКО. Но дело, безусловно, не в словах, а в
выводах. После внесения Байкала в 1996 году в список Всемирного наследия,
комитет ЮНЕСКО поставил перед российской стороной пять условий соответствия
озера новому статусу. Это, во-первых, принятие федерального закона об охране
Байкала. Во-вторых, перепрофилирование целлюлозно-бумажного комбината в
Байкальске. В-третьих, сокращение
загрязнения реки Селенги. В-четвертых, предоставление большего объема ресурсов
для управления заповедниками и национальными парками, примыкающими к
Байкалу. И, наконец, пятое условие: поддержка исследовательских мониторинговых
работ на озере. И эти требования не были выполнены в полном объеме. Более
того, за это время в Бурятии родился проект добычи газа в дельте Селенги, что,
возможно, и переполнило чашу терпения международной организации.

— А что конкретно вызвало тревогу миссии?

— По большому счету, ничего нового не произошло и ситуация особенно не
изменилась. Но если проанализировать выполнение хотя бы пяти условий, то пища
для размышлений появляется. Да, наконец-то, появился федеральный закон о
Байкале, но он рамочный и, по мнению специалистов, не заработает до тех пор, пока
не будут приняты еще десятка два подзаконных актов. Кроме того, должны быть
расширены полномочия органа, охраняющего Байкал. Полномочий МПР явно не
хватает, а значит, нужна специальная правительственная комиссия во главе с вице-
премьером, которая могла бы координировать работу министерств и ведомств,
связанных проблемами охраны озера. Байкал все-таки единственный широко
известный в России природный объект. Это, если хотите, природная марка, символ
страны. Да и по площади Байкальская природная территория — как одно из
европейских государств.

Что же касается перепрофилирования БЦБК, то здесь кое-какие подвижки
наметились. Как известно, в апреле 2000 года администрация Иркутской области
представила концепцию социально-экономического развития Байкальска и
перепрофилирования комбината. Летом прошлого года первый этап программы
одобрен Государственной экспертизой. Всего в концепции три этапа. Первый —
внедрение системы замкнутого водооборота. Второй — переход с беленой на
небеленую целлюлозу. И на третьем этапе предполагается прекращение варки
целлюлозы и выпуск бумаги и картона. Но гладко бывает только на бумаге. До сих
пор не определены источники финансирования программы. Именно эти
обстоятельства и тревожат специалистов ЮНЕСКО. По их мнению, необходима
кооперация усилий по поиску инвестиций как на федеральном, так и на
международном уровнях. Вполне вероятно, что с успехом завершатся переговоры с
Всемирным банком, который обещает выделить кредит на реализацию первого
этапа.

— А вас не смущает то, что под веским словом «перепрофилирование»
скрывается банальная модернизация?

— Как ученого-географа, да. Индустриальный-то ландшафт на берегу озера
остается вместе с трубами, запахами меркаптана и т.д. Здесь вообще сложная
ситуация складывается: с одной стороны ЦБК дает достаточно большие деньги. С
другой — он как пугало для туристов.

— Александр Николаевич, поясните, почему экологов так беспокоит
состояние Селенги, чем она угрожает здоровью сибирского моря?

— Эта река, как известно, дает в Байкал 50 процентов всего речного стока и до
60 — загрязнений. Отсюда и ее значение. Селенгу специалисты считают весьма
значимым и существенным источником воздействия на Байкал. Надо признать, что
ни у кого нет четкого представления, что и как в ней течет, что поставляет нам
Монголия. Вообще надо сказать, что единой системы государственного
мониторинга у нас нет. И наука меряет, и ведомства меряют: что хотят и как хотят.
Не случайно именно на это обстоятельство частенько кивают экологи. Я могу вам
совершенно определенно заявить, что многие организации, занимающиеся
мониторингом, дело имеют только с результатом воздействия и не стремятся
ответить на главный вопрос: а откуда пошла эта «грязь»? Зачем фиксировать
результат, когда мы не знаем причин? На мой взгляд, каждое предприятие должно
иметь жесткий паспорт своих воздействий, отлаженный производственный
контроль, а государство должно проверять проведение мониторинговых работ.

— Планы правительства Бурятии по добыче газа в дельте Селенги, по
всей видимости, встревожили общественность…

— Еще как! Эти работы и стали одной из главных причин постановки вопроса
о внесении Байкала в список мирового наследия, находящегося в опасности. В
Бурятии уже успели пробурить шесть скважин, они располагаются в южной части
дельты Селенги. Согласно второй части проекта предусматривается бурение еще
двух скважин глубиной до 3,5 тысячи метров. Но, насколько мне известно,
республиканская прокуратура вынесла протест на эти намерения. Процесс выдачи
второй лицензии остановлен. Имеется и постановление » О перечне видов
деятельности, запрещенных в центральной экологической зоне», но вся беда (и
оригинальность) в том, что границы центральной зоны до сих пор не
зафиксированы, это предмет споров, которые не утихают до сих пор. Впрочем,
бурение в дельте Селенги — это не единственный, скажем так, раздражитель.
ЮНЕСКО, например, совершенно не устраивает степень информирования о
состоянии Байкала.

— Александр Николаевич, есть мнение, что внесение Байкала в «черный»
список ЮНЕСКО поможет решить многие вопросы по охране озера…

— Не принесет это никаких дополнительных денег. Более того, как только мы
получим изменение статуса, о международном туризме придется забыть, а о
байкальской питьевой воде тем более. Обыватель не будет вникать в
профессиональные тонкости, он просто подумает, что на Байкале сплошная отрава.
Я вообще не понимаю, почему нужно так ставить вопрос. Да, есть разного рода
информация, которая говорит как о хорошем состоянии озера, так и о плохом. Но я
больше доверяю известному ученому, директору Лимнологического института РАН
Михаилу Грачеву, который утверждает: за последние столетия
водная масса Байкала не претерпела никаких изменений. По большому счету
ситуация на славном сибирском море не ухудшилась. Другое дело, когда мы
говорим о локальных загрязнениях. Они, признаться, меня больше всего и пугают.
Но ведь многие из проблем постепенно решаются, возможно, не так быстро, как бы
хотелось и не в такой последовательности.

— Известно, что ваш институт участвовал в реализации комплексной
федеральной программы по обеспечению охраны Байкала, которая
выполнялась с 1994 год по 2001 годы. Чем конкретно занимались
ученые?

— Главный наш вклад — это громадная совокупность ландшафтных планов на
всю территорию Прибайкалья и на отдельные ее участки, и на этой уже основе
создание проекта зонирования Байкальской природной территории. Он уже
подготовлен, начата процедура согласования на уровне субъектов Федерации
Байкальского региона. Не так давно проект представлен в Министерство
природных ресурсов России. Для того чтобы провести границы зон, мы совместно с
бурятскими, читинскими коллегами собрали весь материал по современному
состоянию суходольных экосистем, проанализировали его. Теперь наконец-то
определены границы экологических зон, где ограничены те или иные виды
хозяйственной деятельности. Для этого мы совместно с учеными и специалистами
Федерального ведомства охраны природы Германии создали саму методику
ландшафтного планирования, издали рекомендации по ее применению.

Теперь остался самый, наверное, сложный и болезненный этап — согласовать
центральную зону. В нее, как известно, входят само озеро с островами, особо
охраняемые территории и водоохранная зона. Ясно, что Байкал уже имел свои
четкие границы. Заповедники и национальные парки — относительно четкие. Спор
разгорелся вокруг определения водоохранной зоны. Дело в том, что по Водному
кодексу РФ минимальная водоохранная зона должна составлять не менее 500
метров и примыкать непосредственно к водному объекту. Другие границы не
оговариваются. Мы провели детальные исследования, чтобы оценить водоохранные
функции ландшафтов, примыкающих к Байкалу. В результате пришли к выводу, что
зона должна составлять от двух до пяти километров.

Именно в этой полосе находится большинство населенных пунктов, а потому
и понятно, почему эти параметры встретили сопротивление. Ведь что такое
центральная зона? Это около сорока запретов и ограничений на хозяйственную
деятельность. Но есть и другое мнение. Кое-кто из специалистов считает, что
центральная зона территориально должна совпадать с границами участка
всемирного наследия, утвержденного ЮНЕСКО в 1996 году. Но, во-первых, в
соответствующих документах ЮНЕСКО четкие описания границ отсутствуют, а все
известные варианты друг от друга весьма отличаются. Во-вторых, никто не
заставляет нас придавать Всемирному наследию статус водоохранной зоны. На мой
взгляд, есть другие, не менее эффективные, но более цивилизованные, нежели
запреты, пути сохранения природного объекта. Мы, как видите, стремились найти
компромисс между задачами сохранения экосистемы, интересами местного
населения и проблемами управляемости столь гигантского природного объекта.
Если мы увеличим центральную зону, например, на 40 тысяч квадратных
километров, то не сможем управиться с этой территорией. Второй момент. Если
пойти по границам Всемирного наследия, то семь прибайкальских
административных районов попадают в центральную зону с ее, повторяю, сорока
запретами. Таким образом, оптимальный вариант — проведение границы по первому
водораздельному хребту.

— Утверждают, что населенные пункты на берегах Байкала не попадают в
центральную зону с ее ограничениями, хотя и являются загрязнителями…

— Нонсенс, но это так. Сам закон о Байкале оказался такой же дырявый, как и
центральная зона. Сто десять населенных пунктов просто выпали из регламента
самой жесткой зоны. Байкальск, например, не вошел даже в границы участка
Всемирного наследия, как и в водоохранную зону. Впрочем, это положение
поправимо. Сейчас мы плотно занимаемся внутренним зонированием. В частности,
по Байкальску уже подготовлены десятки карт с полным анализом экологического
состояния городской территории и окрестностей. Подготовлены ландшафтные
планы и по Листвянке. В этом году совместно с немецкими коллегами мы занялись
разработкой идеологии территориального планирования, то есть комплексного
планирования развития территории. Экология Байкала —
это очень важно, но мы
видим, что сплошь и рядом возникают экономические конфликты. Из них,
собственно, и произрастает экологическое неблагополучие. А положение усугубляет
то, что нет сейчас узаконенной методики территориального планирования. Нет
методов комплексной оценки земельных ресурсов, нет и методов функционального
зонирования. В общем, много чего нет, а значит, работы хватит.