— Артур Геннадьевич, на ваш взгляд, что удалось сделать?

— Удалось главное — осуществить программу, о которой
договаривались в начале сезоне: это расширение репертуара,
постановка спектаклей иных форм, отличающихся от традиции
в том виде, в каком мы ее привыкли понимать. Наша программа
осуществилась настолько полно, насколько возможно было
в пределах одного сезона.

Я рад, что сезон прошел плодотворно даже по количеству
премьер. У нас работало девять режиссеров и четыре художника.
Все разные — эта разность и объем продуктивно сказались
на внутреннем процессе, и в итоге — на результате.
Ничего в этом сезоне не было сделано скоропалительно,
все спектакли репетировались по плану, без спешки, столько,
сколько было необходимо. Прекрасно, что почти у всех
актеров в этом сезоне была новая работа. Почти все пьесы
были впервые предъявлены иркутской публике.

— Вы рассказываете о том, что театр давал, а получал
ли он что-либо взамен?

— Самое главное — зрителя. Если говорить о наших профессиональных
приобретениях, то колоссально важно, что в этом сезоне
прошли два огромных фестиваля: «Современной драматургии
имени Вампилова» и «Сибирский транзит». На Вампиловском
фестивале мы получили возможность познакомиться с театром,
ставящим современную драматургию, с какими проблемами
он сталкивается, как их преодолевает, продуктивна или
непродуктивна такая работа. Есть разные мнения: кто-то
считает, что театр не может существовать без современной
драматургии, но мне кажется, что дело не в том, сегодня
или четыре века назад была написана пьеса. Важно, чтобы
тема, звучащая в ней, была современна.

«Сибирский транзит» помог увидеть картину региона, понять,
в каком контексте находимся мы по отношению к другим
театрам. В чем мы сильны, а в чем уступаем — это был
своеобразный взгляд на себя со стороны. Замечательно,
что у нас были гастроли немецкой труппы и мы смогли
познакомиться с театром другой культуры. Все это позволило
нам пройти несколько стажировок и, будем надеяться,
плодотворно скажется на нашей работе.

— Как в течение сезона складывались ваши отношения
с артистами?

— Творчески осмысленно, правда, были достаточно острые
моменты, но мы никогда не опускались до бытовых конфликтов.
Вставали проблемы, но мы либо убеждали друг друга,
либо шли на компромисс. По многим вопросам нам удалось
выработать общую позицию.

— В спектакле «Исход» семь актеров у вас стали единым
организмом, одним действующим лицом, вы их лишили,
некоторым образом, индивидуальности. Все были согласны
с такой работой на сцене?

— Часто индивидуальность путают с личностью. Индивидуальность
— это то, что дано от рождения каждому человеку. Как
нет на дереве одинаковых листьев, так нет похожих людей.
Индивидуальностью особо гордиться нечего, она дана
от природы. Личность — это то, что вырастает в результате
душевного и духовного труда. В спектакле «Исход» работают
личности, и сам спектакль построен так, чтобы в нем максимально
проявились те качества артиста, которые, быть может,
никогда доселе не были востребованы.

— Как актеры отнеслись к тому, что премия жюри, которую
получил «Исход», называлась «За создание актерского
ансамбля постановщику и участникам спектакля»?

— Мы все обрадовались как самому призу, так и формулировке.
Мы все создавали одну историю и были одним организмом.

— Но как поступить с «творческим эгоизмом», стремлением
актера вырваться на передний план?

— Евгений Рейн как-то сказал: «Поэт должен иметь звериный
эгоизм». Я тоже считаю, что каждый творческий человек
должен иметь его, конечно, не в ущерб товарищу. Актер
во время репетиции обязан «тянуть одеяло на себя» —
есть такое выражение. Если ему все равно, видно его
или нет, объемен он или не объемен
тогда и роль не получится. Когда один артист максимально
концентрирует внимание на себе, а партнер пытается взять
верх, тогда история развивается предельно. Эту творческую
соревновательность режиссер только корректирует.

— С более опытной частью труппы, взрослыми актерами,
вам, наверное, сложнее было работать?

— Совершенно не так, говорю абсолютно искреннее. Актеры
старшего поколения, пришедшие в театр в то время, когда
он был в центре общественного внимания, был своего
рода отдушиной, сохранили священное отношение к нему.
У нас с ними в нахождении общего языка никаких проблем
не возникает. Другое дело, проблемы творческие, но они
существуют всегда, везде, на любом этапе, сделать без
них спектакль невозможно. Материал, который я предлагаю,
всегда непривычен, тревожен.

— Все актеры стали вашими единомышленниками?

— Полного единомыслия не может быть никогда. Важно не
единомыслие, а художественное согласие, в которое как
составляющая входит подчинение собственных интересов
интересам общего дела. Мы очень мирно прожили этот год,
что меня радует. Нашли общий язык со всеми, но это не
значит, что принята единая художественная платформа
или единая позиция. Это невозможно сделать в течение одного
сезона. Это значит, что стало понятно, кому что близко
и с кем что можно делать. Я поработал с сорока пятью
актерами, мы познакомились и достаточно хорошо поняли
друг друга.

— Как вы ощущаете себя на иркутской сцене в качестве
актера в «Гамлете»? Как вам кажется, понимают вас зрители?

— В течение десяти лет этот спектакль идет стабильно.
Судьба у него сложная, он кочует вместе со мной по
театрам и городам, где я работаю. Не скажу, что московская
или одесская публика отличается от иркутской. Везде
он находит хороший прием. По тому вниманию, с каким
сегодня смотрится спектакль, и по тому отклику, который
возникает в его конце в виде аплодисментов, я чувствую,
что играю верно.

— В следующем сезоне вы будете усложнять драматургические
и режиссерские задачи?

— Художественная программа театра не является сезонной,
она имеет стратегию, в которой важно, наряду с сохранением
традиции, вооружившись всеми открытиями театрального
авангарда, вернуться к истокам, к великим классическим
текстам, проверенным временем.