Мало кто в Иркутске не знает доктора Баланяна. Да и
немудрено. Когда мы с ним попытались подсчитать,
сколько хирургических операций сделал Товмаз
Саркисович за тридцать лет работы в иркутских
клиниках, оказалось, что, по меньшей мере, тридцать
тысяч человек обязаны ему если не жизнью, то
здоровьем. Это не считая тех, кому он помог без
хирургического вмешательства. Своим опытом,
мастерством, руками. А руки у Товмаза Саркисовича
большие, сильные и надежные, как и положено хирургу.

У паренька из грузинского села Джулга, неподалеку от
Боржоми, никогда не было сомнений в выборе профессии.
Он с детства знал, что будет врачом. Закончив
сельскую школу, Товмаз трижды пытался поступить в
Ереванский медицинский институт. Не вышло — денег у
родителей не хватило, чтобы выиграть конкурс
кошельков, обязательный для кавказского вуза. Затем
была служба в армии в Белоруссии и неудачная попытка
поступить в Минский медицинский институт. Здесь
помешало плохое знание русского языка.

А В 1968 году Баланян приехал в Иркутск.

— Почему именно в Иркутск, Товмаз Саркисович?

— В Иркутске у меня были земляки-односельчане. Кроме
того, я знал, что здесь очень хороший медицинский
институт. Вот только поступить в него тоже удалось не
сразу. Лишь с третьей попытки.

— А чем же вы занимались два года? Надо ведь было на
что то жить?

— Пошел офицером на фельдъегерскую службу, возил
через всю страну партийные документы. И вот, когда с
третьего раза мне удалось стать студентом медиком,
возникла проблема — как уволиться со службы. Это
сейчас просто — написал рапорт и ушел. А в те времена
это было чрезвычайно трудно. Спасибо мой начальник,
полковник Ломоносов, вошел в положение, помог.
Отпустили меня.

— Скажите, а во время фельдъегерской слубы были
запомнившиеся случаи?

— Всякое случалось. В Томском аэропорту, во время
передачи документации томским фельдъегерям, некие
третьи лица попытались подъехать к самолету раньше,
чем машина фельдсвязи и эти документы перехватить. Их
вовремя обнаружили, произошла перестрелка, документы
мы сберегли.

— Вы уже были взрослым
самостоятельным человеком, да и как офицер фельдсвязи
получали неплохое жалование. Как вам жилось в
студентах?

— Я выбрал свою судьбу раз и навсегда, не хотелось
отступать. Да, я уже был женат. На первом курсе у нас
сын родился. Затем еще двое: Так что пришлось и
зарабатывать на жизнь и учиться одновременно.
Заведующая кафедрой общей гигиены заметила,
что у меня красивый почерк и предложила поработать
художником-оформителем. Меня зачислили лаборантом и я
занимался тем, что художественно оформлял
исторический музей нашего медицинского института. А
заодно и историю его досконально изучил, начиная с
Бориса Бушмакина, первого ректора, и до наших дней. А
по вечерам работал медбратом в старой Кузнецовской
больнице на бульваре Гагарина.

— И с этого момента и про сей день
вы работаете в иркутской медицине. А почему домой не
уехали?

— Сначала я хотел почувствовать себя настоящим
врачом, всему научиться.
Ведь здесь, в Иркутске, у меня были очень хорошие
учителя — и в институте, и в клиниках. После окончания
института в 1977 году я проходил ординатуру в Первой
клинической больнице, начинал с общей хирургии.
Работал с органами живота. Через год, после окончания
ординатуры, меня пригласили в Третью городскую
клиническую больницу. Это возле рынка. Там я начал
работать сначала нейротравматологом, а затем
нейрохирургом. Но поскольку Третья больница не что
иное как иркутская «клиника Склифосовского», то это
была не совсем нейрохирургия. Ее было не больше
половины. Все остальное — травмы. Черепно-мозговые,
переломы, ножевые и огнестрельные ранения.

— Сначала вы, наверное, ассистировали, а уже потом
сами делали операции?

— Получилось так, что мне сразу пришлось, что
называется, «броситься в омут». Заведующий
отделением
к органам грудной клетки не подходил. Так что
пришлось мне за это взяться. И получилось так, что
оперировал я, в основном, один. Но у меня учитель был
хороший, Носков Валерий Николаевич. К сожалению, он
недавно умер.

— И много было ножевых ранений? Неужели Иркутск в те
годы был таким бандитским городом?

— Очень много. Если посчитать, то из всех полостных
операций, которые мне пришлось сделать, только
пятьдесят приходится на ножевые ранения в область
сердца. А уж сколько их было с травмами черепа и
позвоночника, я и не считаю. Раненых привозили не
только из города, где случались и бандитские разборки,
и автомобильные аварии. (Впрочем, я думаю, что их
было меньше, чем сейчас.) Многих привозили из зоны.
Что за контингент, было видно по татуировкам на теле.
Они, в основном, на нож и попадались.

Затем, когда в 1987 году в клинике случился, если
помните, большой пожар, врачи начали разбегаться из
нее кто куда. Но я, прежде чем уволиться, прошел
двухгодичную клиническую ординатуру, что дает право
работать заведующим клиническим отделением. После
окончания меня пригласил к себе на кафедру
травматологии ортопедии и военно-полевой хирургии
профессор Никитин. Два года я работал в
Государственном медицинском институте
усовершенствования врачей, преподавал курс военно-
полевой хирургии.

Только не понравилась Баланяну преподавательская
работа. Он вернулся к практической хирургии в
операционную Третьей клинической больницы, где и
проработал до 1990 года. В 90-м Товмаз Саркисович
перешел на работу в медсанчасть ИАПО, а затем в 1992
году — в клинику аэропорта, где по сей день
работает травмотологом и нейрохирургом. Оперирует.

— А какая операция из тех тысяч, которые вы сделали,
запомнилась вам как самая сложная?

— Была такая операция. Ножевое ранение живота. При
этом была перерезаны головка поджелудочной железы и
подкова двенадцатиперстной кишки. Я таких операций
раньше не делал. Но больше в той ситуации ее было
сделать некому. Взялся. Когда я доходил по ходу
работы до незнакомого места, то шел звонить по
телефону Зое Васильевне Андриевской, доценту кафедры
военно-полевой хирургии, и она мне рассказывала, что,
по ее мнению, надо делать дальше. Одевался,
оперировал дальше. Опять застрял: Опять шел звонить.
Операция продолжалась шесть часов. Позже я узнал, что
сделал то, что до этого нигде не делалось. Эту
операцию повторил потом в плановом порядке главный
хирург Иркутской области Сергей Павлович Чекотиев.В
дальнейшем эта операция стала его «коньком».

— Пациент остался жив?

— Да. Мой ровесник. Тогда ему было 33 года, выжил,
живет, надеюсь, по сей день.

— Смертельные случаи были в вашей практике?

— Три.Все с ранениями сердца. Один человек не дожил
до операционного стола. Истек кровью, пока его
везли. Остальных я не смог спасти. Второй умер во
время операции, а третий скончался на третьи сутки
после операции. Это было сквозное ранение желудочка
сердца и слепое ранение предсердия…

— Товмаз Саркисович, вы работали при советской
медицине, работаете в нынешней. Можете их
сравнить?

— Медицина начинается с того, как поставлена
подготовка врачей. Нас учили лучше, чем учат сейчас.
С нас больше требовали. Мы сами ходили по клиникам,
бесплатно дежурили. Все делали для того, чтобы
приобрести знания. Сейчас такого рвения нет.
На мой взгляд, нынешние выпускники медицинского
университета сильно отличаются от наших. Сырой
материал. Сейчас диагноз, зачастую, ставит не врач, а
компьютер. Врача с фонендоскопом не увидишь. Столь же
редко применяют и другие простые инструменты,без
которых раньше не мог обходиться лечащий врач. Но самое
неприятное то, что сейчас, к сожалению, многих врачей
интересуют только деньги.

Не имея ученой степени, Товмаз Саркисович Баланян стал
единственным иркутским врачом, который стал членом
Всемирного конгресса нейрохирургов. Это произошло
после публикации в научном журнале статьи Баланяна. В
ней излагалась методика проведения операции в области
шейного отдела позвоночника, основанная на
изобретении Товмаза Саркисовича, позволяющем
расширить костный канал спинного мозга.. Метод
позволяет существенно помочь людям, страдающим
остеохондрозами, он эффективен при многих травмах
позвоночника. Через год после публикации статьи
иркутского врача пригласили в Канаду на съезд
нейрохирургов. Нашлись спонсоры, которые
финансировали поездку в Торонто. Там Баланян и стал
членом конгресса. Но в отличие от своих коллег он не
может регулярно ездить на съезды. Нет денег на такие
поездки. Да и работы хватает. Люди, которых на прием
к Баланяну приводят мучительные боли, ждать не могут.
Приходят после неудачных операций на позвоночнике,
когда оказывается зажатым спинной мозг. Приходится
переделывать. Товмаза Саркисовича хорошо знают в
центре Дикуля, обращаются к нему в случаях, когда
помочь может только он. Много приходится делать
операций радикулитным больным при, так называемых,
грыжах позвоночника.

Приходят к хирургу и больные с осложненными травмами
конечностей. Был, скажем, перелом ноги. Потом она
неправильно срослась, человек мучается. Исправлять
такие ошибки приходится Баланяну.

Среди специальностей, которыми владееет иркутский
врач, есть и экзотические. Товмаз Саркисович одним из
первых в Иркутске освоил мануальную терапию. Владеет
он и приемами рефлексотерапии — прошел курсы
специализации в Ташкенте.

Иркутскому доктору Баланяну скоро на пенсию. Но я не
думаю, что человек, который приехал из теплой Армении
в Сибирь, чтобы стать врачом, и, будучи верным мечте,
семь раз поступал в институт, сможет жить без работы,
которая была смыслом его жизни в течение трех
десятилетий.