— Михаил Алексеевич, наверное, еще очень долгое время будут считать, что
Иркутская область — это один из сырьевых придатков России. В связи с этим
произошли ли какие-то изменения за последние год-два? Определилось ли что-то
новое?

— Я бы не сказал, что у экономики Иркутской области сырьевая специфика. У России
в целом более сырьевая направленность, чем у нашей области. 80 процентов
валютного дохода Российской Федерации- это нефть и газ, а 80 процентов дохода
нашей области дает не сырье, а ее переработка. Тот же алюминий — это не железная
руда или бокситы, а продукт переработки. Поэтому предлагаю скорректировать тезис
о том, что Иркутская область — это сырьевой придаток.

— А разработка Ковыкты, куда сейчас стремятся финансово-промышленные
группы?

— Это совершенный мизер, 12-20 миллионов долларов, которые вращаются в
Ковыкте, это не деньги. Мы много говорим о газе, однако, на мой взгляд, Ковыкта на
сегодняшний день больше политический вопрос, чем экономический. Потому что с
экономической точки зрения Ковыкта пока еще ничего не дает, да и разведанные
запасы незначительны. Акционеры ковыктинского проекта выпускают
дополнительные эмиссии, создают спрос на акции и тем самым вкачивают деньги
сами в себя. Это создает положительную рыночную конъюнктуру вокруг Ковыкты.
Однако с точки зрения реальной экономики это, как я уже сказал, почти ничего.

— Тогда какие отрасли являются основополагающими для экономики Иркутской
области?

— Это лес, алюминий и третья, которая должна подняться до уровня первых двух, —
нефтехимическая. Кстати, она стала динамично развиваться за последние два года,
восстанавливается нефтепереработка, производство удобрений. Вот эти три отрасли
являются локомотивами иркутской экономики. И в ближайшие десять лет
конкурентов у них не будет. Причем основным экспортным ресурсом выступает лес,
на втором месте — алюминий.

— Обозначьте, пожалуйста, основные проблемы в лесном комплексе.

— Первая проблема, самая главная для Иркутской области и России в целом, это
низкая степень глубокой переработки сырья. Лес рубить — проще простого, а строить
комбинаты, которые бы производили целлюлозу и мебель, — дело сложное. Вторая
проблема в том, что на лесообрабатывающих предприятиях функционируют
устаревшие технологии и оборудование. Это влияет на качество продукции, в
частности, на чистоту целлюлозы. На сегодняшний день мы не в состоянии
производить беленую целлюлозу, которая бы конкурировала на мировых рынках.
Поэтому нужна реконструкция ЛПК, причем не частичная, а полная. Тогда решатся и
проблемы с загрязнением, экологией.

— Байкальскому ЦБК, к примеру, выделяют кредит на перепрофилирование под
выпуск небеленой целлюлозы…

— Хочу отметить, что кредит выделяют пока только под проектирование новой
технологической линии. А потом потребуются дополнительные средства на
внедрение технологии. Их просто так никто не даст. На мой взгляд, получатели
кредита потратят деньги, но не на проектирование. У нас все так в России: потратят,
а потом скажут, что я не отвечаю. Федерация вынуждена будет заплатить, потому
что выступила гарантом, сам президент РФ договаривался.
Обозначу еще одну проблему лесопромышленного комплекса — это инфраструктура.
Для эффективной работы комплекса нужны хорошие автомобильные дороги. Тогда
можно будет вести вырубку не в отдельном регионе, а везде. И не трогать коренной
лес, а рубить понемногу, незаметно для природы. Тогда и процесс
самовосстановления будет нормально идти.

— А что нужно для того, чтобы решить эти проблемы?

— В первую очередь, необходимо создать условия для потока инвестиций. Деньги
идут туда, где есть интерес. Сейчас интереса вкладывать деньги в глубинную
переработку нет, экономически выгоднее вывозить кругляк. Следовательно, надо
создавать экономические условия для привлечения средств в переработку леса.
Государство должно создать благоприятную систему тарифов, таможенных пошлин,
скидок на экспорт, импорт и так далее. К примеру, на таможенных постах приоритет
отдавать только переработанному лесу.

— Кажется, просто — возьми, государство, да разработай механизм. А почему до
сих пор не разработало?

— А почему мы плохо живем? Почему Россия плохо живет? Я считаю, проблема в
неэффективном менеджменте, слабом качестве управления экономикой. Еще в
СССР каждую пятилетку пленум по лесу проводился. А после пленума, когда надо
было что-то предпринимать, все оставалось без изменений. И сегодня — много
кричим, что налоги большие. Да у нас налоги нисколько не больше, чем, допустим, в
Западной Европе. Просто культура другая: у нас все хотят сразу миллионерами стать.
Отсюда и все проблемы.

— Следуем дальше. Устаревшие технологии на ЛПК. Каким образом можно
привлечь инвестиции для решения этой проблемы?

— Можно рассмотреть несколько вариантов. Скажем, реконструировать с помощью
лизинга или довериться международному консорциуму. Вот, многие приобрели
собственность, а денег на развитие нет. (Это относится не только к лесным
предприятиям). Значит, надо инвестиционный ресурс привлекать, но наши боятся
западного инвестора пустить, потому что нужно собственность закладывать, а
иностранный крупный инвестор в случае чего не будет рядиться, в суд подаст на это
предприятие, чтобы вернуть средства.

Для развития инфраструктуры в лесном комплексе государство также должно
создать условия для инвестора. К примеру, отдать некоторые дороги в частную
собственность, чтобы, как на Западе, владелец поставил контрольный пункт и
пропускал всех по карточке. Тогда инвестор будет заинтересован в качестве и
количестве дорог. А без инфраструктуры мы не разовьем лесной комплекс, да и
государственную экономику в целом. Я недавно разговаривал с немцами. Они
сказали, что к нам не придет капитал до тех пор, пока сюда из Европы не будут
проложены несколько дорог. Сейчас у нас есть одна железная и одна наполовину
развитая автомобильная. Пока не будет нормальных дорог, телекоммуникаций и
связи, гостиничного бизнеса, чтобы можно было нормально приехать и жить, — не
приедут. Значит, приоритетом государства должно быть развитие инфраструктуры.
Только после этого к нам пойдет какой-то бизнес. Нам еще далеко до настоящей
рыночной экономики. Сейчас это не рыночная экономика, внутренней-то
конкуренции нет. У нас на рынке только изделия западного производства
конкурируют между собой.

— Скажем, это не везде. Вот элементарно: вузы же конкурируют? Где-то же
есть конкуренция?

— Среди вузов созданы действительно конкурентные условия. Это когда
ценообразование у всех свое, а общие принципы одинаковые. Я вот, условно, захотел
бы цену в два раза повысить в нашем вузе, но тут не то что не дадут, а я просто ни с
чем останусь. Все обрадуются просто, скажут: «Молодец, Винокуров. Пролетит, как
фанера». И точно. Потому что абитуриенты в другие вузы уйдут. Дать диплом
экономиста сейчас могут 42 вуза в Иркутске! Это настоящая конкурентная среда. А
возьмите радиоприемники. Кто в Иркутске конкурирует? Никто. Иркутский завод
радиоприемников был — и нет его, и никто их не производит.

— А теперь давайте к алюминиевой промышленности перейдем.

— Алюминиевая промышленность развивается в Иркутской области благодаря
мощным гидроресурсам. Всем уже известно, что примерно 70% себестоимости в
производстве алюминия занимает электроэнергия. Комплекс «ГЭС — алюминиевые
заводы» был построен еще в Советском Союзе. Госплан так распланировал, и в этом
есть своя логика, свое видение проблемы. Однако сейчас идет тарифная война. РАО
ЕЭС требует выравнивания энерготарифов. И в общем-то оно право. Мы занижаем
стоимость электроэнергии не только для алюминщиков, но и для всех остальных.
Создаем искусственные тепличные условия для других. Эти условия помогают кому-
то получить сверхприбыль, а для региональной экономики они совершенно не
окупаются. Ведь низкие тарифы на электроэнергию перекрываются более высокими
налогами на другие виды продукции со всех нас. Почему Иркутская область имеет
такие низкие энерготарифы, а себестоимость продукции нисколько не ниже?
Возьмем
жилье, квартиры. Жилье у нас не дешевле, чем в Москве, а электроэнергия в четыре
раза дешевле. Куда уходит разница? Она ведь не идет на инвестиционные проекты.
Ее просто съедают для покрытия нерентабельности или высокой трудоемкости. Это
не рыночный механизм, иначе уровень благополучия потребителей энергии был бы
выше.
Алюминщики выступают категорически против снижения тарифов, потому что
поднятие тарифов сразу же повлияет на экономику их заводов. Но, с другой стороны,
когда мы повнимательнее посмотрим на наши заводы, то увидим, что энергозатраты
на наших алюминиевых заводах в два-три раза выше, чем на канадских. А почему?
Потому что у нас устаревшие технологии. И низкая цена электроэнергии не
стимулирует развитие производства. Хотя реконструкция могла бы решить многие
проблемы. А повышение тарифов в любом случае неизбежно. Россия в ВТО
планирует вступать, а это означает, что вынуждены будем поднять энерготарифы.
Алюминиевые заводы исключением не станут. И вот тогда будем наблюдать,
выживет наш алюминиевый комплекс или нет. Поскольку алюминщики являются
крупными оптовыми потребителями, им действительно нужно делать скидку, но не
такую, какая сейчас. Уровень скидок должен оговариваться специально. Но, опять
же, тогда алюминщики и энергетики должны подумать над тем, что дешевая
электроэнергия — это затопленные территории. А затопленные территории — это
потери региона, которые нужно компенсировать. Поэтому сразу нужно
договариваться по компенсации бюджетам за затопленные территории.

— Как вы относитесь к идее строительства новых алюминиевых заводов в
Иркутской области?

— Я сразу скажу, что, если будет новый завод, это даже хорошо, потому что
конкурентная среда нужна. А если два новых завода — еще лучше.

— А как же экология?

— Будущие производства можно и нужно создавать, применяя экономически
эффективные и экологически безопасные технологии, в том числе и в алюминиевой
промышленности. Я в этом убежден.