Александр Нестеров вспоминает службу на Дальнем Востоке (1951-
1954).

— О своем назначении на Дальний Восток я узнал в Москве, —
рассказывает Александр Петрович. — И первое, что меня поразило, — это
огромные масштабы территориии, на которой придется работать.

Действительно, поражаться было чему. В то время Дальневосточный край
состоял из четырех областей — Амурской, Еврейской автономной, Нижне-
Амурской, Камчатской (в которую, кроме Камчатки, входили Курилы и
Сахалин), и двух округов — Чукотского и Корякского. Что касается
территорий на Колыме, то они долгое время находились в
непосредственном ведении МВД. Человек, управлявший ими, состоял в
должности заместителя министра. Затем здесь существовали районы,
напрямую подчинявшиеся краю. И только в начале 50-х годов была
образована Магаданская область — пятая в Дальневосточном крае.
Интересно, что в те времена в Магадане существовал пост заместителя
председателя областного исполкома по гражданскому населению:

По приезде в Хабаровск, бывший тогда административным центром
края, меня сразу же удивила одна вещь. Оказывается, у дальневосточных
чекистов существовала старая традиция — всем составом встречать или
провожать на вокзале своих высших руководителей. Представьте себе:
проехал тысячи километров, а на новом месте службы тебя встречает все
управление! Это было очень приятно.

Я прибыл на Дальний Восток заместителем начальника краевого
управления, но долгое время исполнял обязанности начальника
управления. Затем моим руководителем стал Лев Федорович Галкин.
Работать с ним было очень легко. Я не могу не отметить, что в
оперативных вопросах Галкин доверял мне полностью.

Еще в Москве знакомые кадровики предупредили, что следует опасаться
Василия Темного — так за глаза называли одного из моих будущих
заместителей. Вскоре стало ясно, что эти предупреждения не оказались
напрасными. Человек был действительно мерзкий. Козни строил на
каждом шагу. Ходили разговоры, что результатом его интриг в свое
время стало самоубийство одного из сотрудников. Как только что-то
происходило в управлении, он об этом сразу же сообщал в крайком. Если
событие было положительное, Василий Темный обязательно
привязывал к нему свою персону. Если отрицательное — всю вину валил
на меня. Очень любил приближать к себе слабых работников. Одним
словом, интриговал непрестанно. Разумеется, работать с таким
подчиненным было очень трудно.

Первым районом, который я посетил на новом месте службы, —
продолжает свой рассказ Александр Петрович, — стала Еврейская
автономная область. Ее жители регулярно получали из-за рубежа
посылки от родственников. Им постоянно присылали продукты и малую
сельскохозяйственную технику, например, небольшие двигатели,
используемые в хозяйстве. У меня создалось впечатление, что здешние
колхозы имели самое хорошее техническое оснащение, а область вокруг
Биробиджана была самой богатой на Дальнем Востоке:

— Еще до моего приезда в край, — рассказывает Нестеров, — первый
секретарь обкома и председатель исполкома Еврейской автономной
области попали в тюрьму по обвинению в шпионаже. Следователь,
который вел дело, тоже, кстати, еврей, уже собирался уезжать в
Ленинград. Однажды после одного из проведенных им допросов я
усомнился в правдивости показаний этих людей. На что следователь мне
отвечал: «Ну что вы, как они могут врать? Это же порядочные люди!».
Достаточно необычная харектиристика подследственных: За три года,
которые я провел на Дальнем Востоке, их вина так и не была доказана.
Тем не менее на свободу бывшие руководители Еврейской автономной
области не вышли. Для них придумали занятие: сидя в тюрьме, эти два
человека работали с архивами. Уже после моего отъезда в Иркутск их
осудили по другой статье, не связанной со шпионажем…

Обстановка на Дальнем Востоке в то время складывалась непростая. Во-
первых, недалеко была враждебная нам Япония. Во-вторых, под боком
находился Китай, получивший в «подарок» КВЖД, но отношения с
которым портились все больше и больше.

— В Китае, — продолжает Александр Петрович, — работал первый
(разведывательный) отдел нашего управления. Он был разделен на две
части: начальник отдела постоянно находился в Порт-Артуре, а его
заместитель — в Хабаровске. Здесь, в молодой Китайской Народной
Республике (она была провозглашена в 1949 году), сложилась очень
интересная ситуация. Дело в том, что в Харбине, в Порт-Артуре, в
Дальнем, в других городах жило очень много русских людей,
эммигрировавших еще после революции. Но новое правительство стало
выживать их из Китая: русских просто нигде не брали на работу. Тогда
люди стали возвращаться в Россию. И селились они, конечно, на Дальнем
Востоке и в Сибири. В историю это возвращение русских на Родину
вошло под названием «реэмиграция»…

По словам Нестерова, в начале сороковых годов в Японии был разработан
план захвата Сибири. Одну из главных ролей в нем должны были играть
русские эмигранты. Как известно, тогда у японцев ничего не
получилось: А после войны рыбаки из Страны восходящего солнца
в массовом порядке нарушали морские границы Советского Союза.
Александр Петрович вспоминает, что только за один из первых дней его
пребывания на Дальнем Востоке было задержано 14 (!) японских
рыболовецких шхун. Не правда ли, все это напоминает нынешнее
положение дел?: В те времена специально против японцев существовала
особая статья: полтора года за нарушение границы. Однако осужденные
японцы отбывали срок в разных местах заключения, что давало им
прекрасную возможность для сбора данных на больших территориях
страны. По предложению Нестерова все японские подданные стали
содержаться в одном месте…

Свой интерес к краю проявляли также разведки бывших союзников по
войне. Однажды в Хабаровск в одном купе приехали четыре дипломата:
два англичанина и два американца.В соседнем купе их сопровождали
московские чекисты. «Гости» не расставались с кинокамерами: они
снимали на пленку все, что представляло хоть какой-то интерес. У них
был с собой чемодан, в котором хранился отснятый материал. С их слов
выяснилось, что катушек с пленками накопилось около семи сотен.
Александр Петрович рассказывает:

— Разумеется, нам нужно было все это как-то уничтожить. И тогда кто-то
из технического отдела предложил засветить пленки рентгеном. Мы в
управлении провели эксперимент, и он удался. Надо сказать, что
впоследствии этот способ засветки распространился повсеместно.

Итак, что следует предпринять — мы знали. Оставалось только выманить
дипломатов всех вместе из гостиничного номера. Стали искать способы.
Сначала организовали им посещение цирка. Трое пошли, а один остался
охранять чемодан: Тогда мы приняли во внимание, что очень большой
интерес для них представлял Амур с его судостроительными заводами. К
тому же в то время существовала Амурская речная флотилия, которую
скрывали от иностранцев. Я попросил директора гостиницы, с которым
поддерживал служебные отношения, предложить гостям прогулку на
катере. Те, конечно, сразу же согласились. Таким образом у нас появился
доступ к пленкам, и мы смогли засветить их рентгеновскими лучами. В
номере нашли и другие доказательства разведывательной деятельности
этих людей. Но главным результатом нашей работы стало то, что они
уехали домой с засвеченными пленками…

Хотелось бы сказать несколько слов, — продолжает Александр
Петрович, — о том, что тогда представлял собой Дальний Восток в
экономическом отношении. В то время основной отраслью хозяйства
являлся рыбный промысел. Рынки были буквально завалены
морепродуктами, а красную икру продавали ведрами. Из-за обилия
морепродуктов ситуация с питанием была несколько лучше, чем в других
районах Союза. Еще меня очень удивил способ, которым в тех краях
заготовляли селедку: брезентовые чаны наполняли рыбой, сыпали туда
нужное количество соли, закрывали их и оставляли на берегу до «нужной
кондиции». Но из-за штормов рыбу не всегда удавалось вывезти. А если в
чаны попадала вода — рыба портилась. Так, в один из годов были
потеряны десятки тысяч тонн почти готовой селедки…

За три года, проведенные мною на Дальнем Востоке, здесь очень многое
изменилось. Когда я сюда приехал, сразу же бросилось в глаза огромное
количество японских пленных. К моменту же моего отъезда их
оставалось очень мало. Надо сказать, что в то время уже активно строился
Комсомольск, появлялись заводы на Амуре (например, «Амуркабель»),
развивалось судостроение. Огромная работа проводилась по обустройству
края. Но многое из того, что было сделано за эти годы, оказалось
уничтожено страшным бедствием. В 1952 году произошло ужасное
наводнение. Ночью из океана пришла десятиметровая волна — цунами, и в
результате огромную часть прибрежных сооружений буквально унесло в
море. Особенно пострадали Курильские острова и восточное побережье
Камчатки. Данные о пострадавших и разрушениях тогда не разглашались.
Больше говорили не о погибших, а о тысячах людей, которые сошли с
ума, потеряв все свое имущество. Последствия же были
катастрофическими.

В связи с этой трагедией, — рассказывает Нестеров, — мне запомнился
один эпизод, о котором рассказывал заместитель начальника УВД. С
плывущего бревна сняли двух человек — старика и девочку. Девочка что-то
прижимала к своей груди. Оказалось, что это был маленький котенок!
Вот такой вызывающий умиление случай…

Вспоминая о своей службе на Дальнем Востоке, полковник Нестеров не
мог не упомянуть о человеке по фамилии Гоглидзе, долгое время бывшем
начальником краевого управления. Кроме того, он занимал должность
уполномоченного Совета Министров СССР на Дальнем Востоке — очень
высокий пост. Ему принадлежала идея «ложных застав», или ЛЗ, —
весьма своеобразная система проверки завербованных китайских агентов.
Выглядело это следующим образом. Амур, как известно, имеет много
проток, и незнающему человеку трудно отличить настоящий Амур, по
которому проходит граница с Китаем, от одной из них. Агента
переправляли на другой берег, после чего он попадал в руки «врагов»,
роль которых играли наши сотрудники китайской национальности. Эту
проверку проходили не многие :

…Наступил март 1953 года, положивший начало большим переменам.

— Как я отнесся к смерти Сталина? Так же, как и все: я плакал.
Невозможно было не плакать, слишком высоко был вознесен этот
человек. Затем состоялась знаменитая амнистия, которая ознаменовалась
волной грабежей, убийств и разборок, прокатившейся по краю. А в июне
последовал арест Берии. Я в то время был на Камчатке. Кстати, очень
хорошо запомнился перелет туда. Вокруг — горы, поэтому самолеты здесь
летают на большой высоте, вследствие чего — обледенение. Куски льда
все время отрываются от винтов и бьют в фюзеляж. А обшивки в салоне
нет. В итоге создается впечатление, что по самолету стреляют из
пулемета. Достаточно необычные ощущения:

Командировка уже заканчивалась, и я хотел съездить в Долину гейзеров.
Но, к величайшему сожалению, у меня ничего не получилось. Нас
собрали в обкоме, сообщили об аресте Берии, и все мы срочно вылетели в
Хабаровск.

В заключение разговора о Дальнем Востоке хочу
сказать следущее. Это было очень неспокойное время, богатое на события
самого разного рода. Поэтому зачастую приходилось заниматься вещами,
не имевшими прямого отношения к нашим непосредственным
обязанностям. Именно этим мне и запомнилась моя служба в
Хабаровском краевом управлении:

(Продолжение следует)