!I1!С такими вопросами наш корреспондент пришел в
уголовно-исполнительную инспекцию Свердловского
района Иркутска. Она считается одной из
самых крупных в области: на учете здесь состоит более тысячи
осужденных к условной мере наказания и
исправительным работам. Сюда приезжают на учебу и
стажировку инспектора со всего региона. Пять лет
возглавляет инспекцию майор внутренней службы
Светлана ЯКИМОВА.

— Работу вашу легкой не назовешь, хотя бы потому,
что общаться вам приходится с людьми, совершившими
преступления. Они хоть осознают содеянное?

— Взрослые в основном осознают. На учете у нас состоят не
самые отъявленные злодеи: мелкие воришки,
совершившие кражу у соседа; кухонные боксеры, по
пьяной лавочке мутузящие своих жен; виновники
автодорожных происшествий и т.п. Большинство из них
уже в процессе следствия и суда раскаиваются в
совершенном и стараются отбыть срок без замечаний:
вовремя становятся на учет, не пропускают дни
регистраций, соблюдают наложенные на них судом
обязанности…

— Суровые?

— Вовсе нет. Разве это обременительно —
не увольняться с работы, не бросать
учебу, не переезжать с квартиры, не поставив нас в
известность, после 22 часов не уходить из дома?
Многие наши подучетные прекрасно
осознают, что отделались легким испугом и в любой
момент могут оказаться за колючей проволокой. «А
меня не посадят?» — этот вопрос от людей в возрасте
мы слышим часто.

Другое дело — подростки. С ними
все гораздо сложнее. Их передали в ведение нашей
инспекции лишь год назад. И на сегодняшний день на учете 46
малолетних преступников. У большинства из них в
головах ветер. Некоторые совершают повторные
правонарушения, еще не успев встать у нас на учет
после суда. За юнцами преступления более
серьезные, чем за взрослыми условниками: грабежи, разбои,
хулиганства с нанесением тяжких телесных
повреждений, убийства. Среди подростков,
нарушивших закон, все больше становится девушек, и
в дерзости они парням нисколько
не уступают, часто вместе с ними творят бесчинства.

!I2!Работа с подростками требует больше времени и сил.
Все они, за редким исключением, из
неблагополучных семей. Редко кто из них склонен к
откровенному разговору. Мало кто, особенно при
первых встречах, доверяет инспектору, видя в нем
прежде всего человека, ограничивающего право на
свободу. Понимание, что инспектор не враг ему, а
помощник, приходит со временем и, увы, не ко всем.
После суда несовершеннолетние возвращаются в ту же среду: к
родителям-алкоголикам, в уличную компанию. Мало
шансов, что они начнут вдруг вести социально приемлемый образ жизни.
С родителями у таких сыновей и дочерей нет никаких
отношений, кроме как враждебных. В
компании же, находясь под судимостью, подростки
приобретают еще больший авторитет. Что совсем не
способствует исправлению.

— И что может сделать сотрудник
уголовно-исполнительной инспекции, если с такими
детьми не справляются ни милиционеры из подразделений
по делам несовершеннолетних, ни административные
комиссии?

— Пытаемся помочь малолетке уйти от прежних стереотипов
поведения, определить и
реализовать новые — учеба, работа.
Достучаться до его души непросто, но хочу сказать,
что дети, обделенные вниманием в семье, всегда чувствуют
искреннее участие в их судьбах. В этом обмануть их
невозможно. Если у инспектора получается наладить доверительные
отношения, подросток раскрывается — появляется
надежда, что его удастся вернуть к нормальной жизни.
Но получается это, как я уже говорила, к сожалению,
не всегда.

Анализ рецидива среди условно осужденных подростков
показывает, что они совершают преступления повторно
чаще, чем взрослые. И, как правило, аналогичные тем,
за которые осуждены, то есть преступления тяжкие.
Перспектива у ребят в таких случаях одна
— колония. Что их ждет там, некоторым из наших
подопечных удалось увидеть своими глазами. Мы
выбрали время и свозили группу подростков, состоящих
на учете, в Ангарскую воспитательную колонию для
несовершеннолетних. Пока ехали туда, ребята
откровенно веселились: «Что такого вы можете
показать, чего бы мы не видели?» Но
пообщались со сверстниками, ознакомились с
распорядком за глухим забором — и в
автобусе, когда возвращались в Иркутск, стояла
тишина. От былого веселья не осталось и следа. Видно
было, что проняла их эта не совсем обычная
экскурсия. Может быть, кого-то и удержит от неверного
шага.

— Много ли наркоманов среди условников?

— На нашем учете 217 человек, отбывающих наказание условно
за преступления, связанные с наркотиками.
Но к ним вполне можно
прибавить еще 317 осужденных за квартирные кражи. Этот
преступный промысел распространен сегодня в основном среди
наркоманов, ведь именно воровством они и добывают
деньги на очередную дозу. Таким образом, половина
всех состоящих на учете — или активные
наркоманы, или сбытчики героина. Только в 3-м
поселке ГЭС у нас состоит на учете 60 человек, 40 из
них — граждане цыганской национальности.

И наркоманы, осужденные за приобретение и хранение дозы,
и продавцы зелья, когда их впервые схватят за руку,
как правило, получают условную меру
наказания. На какое-то время после суда затаиваются,
потом, отойдя от испуга, возвращаются к прежним занятиям.
Об этом все знают, и, кажется, такое положение
всех устраивает. У милиции всегда есть резерв для
улучшения показателей в работе. Вся эта публика ей хорошо
известна — любого хватай, когда
нужно для отчетности.

— Кажется, вы не очень высокого мнения о
действенности условного наказания за
преступления с наркотиками?

— Мне кажется, исправление наркоманов логичнее
было бы начинать с помощи в избавлении от болезни —
ведь именно она толкает на преступления. Но суд, как
правило, не направляет наркозависимых на
принудительное лечение. И тут дело только во времени:
остается ждать, когда больной снова попадется на краже или
разбое.

Более того, сейчас мы имеем случаи, когда
назначается второе условное наказание за аналогичное
преступление. Суд сегодня, видите ли, гуманен и слишком
щепетильно относится к правам обвиняемых и осужденных.
Но на пользу ли это им? Недавно получили дело с пометкой:
«наказание исполнять самостоятельно», то есть
осужденный будет отбывать два условных срока одновременно.
Примеры такого «отбывания» у нас уже есть. В первый
раз девушка попалась на сбыте наркотиков, когда
ей было чуть за двадцать. Суд назначил ей тогда пятилетний
срок условно. Через год ее опять привлекают за такое
же преступление. Во второй раз она получает уже 7 лет — и
снова условно. Неудивительно, что это ее не остановило.
Лишь в третий раз ей наконец-то назначают реальную меру
наказания: 11 лет в исправительном учреждении.

Какой вывод напрашивается из этой истории?
И для той девчонки, и для общества было бы, наверное,
лучше, отсиди она второй срок в колонии.
Глядишь, и исправление не затянулось бы на два десятка лет.

— А исправительные работы вы считаете более
действенной мерой наказания?

— Мне не приходилось встречать осужденных, которые
предпочли бы исправительным работам другое наказание.
Наоборот, большинство людей с таким приговором
прилагают все усилия, чтобы побыстрее начать отбывать свой
срок. Если работа есть, то нет никаких проблем.
Осужденного нельзя уволить без согласования с нами.
Но у таких людей, как правило, постоянного места
службы как раз и нет. Ведь к исправительным работам
приговариваются часто люди пожилые, в предпенсионном
возрасте. А сегодня, в условиях безработицы, найти
место проблематично даже тем, кто помоложе и не
обременен судимостью. Какие-то вакансии
осужденным предлагает служба занятости по нашим
направлениям, некоторые пытаются устроиться сами.
Ведь исполнение приговора начинается только после
представления справки о трудоустройстве и
перечисления первого взноса. И большинству
привередничать не приходится — соглашаются на любую
работу.

Часто исполнение приговора затягивается из-за
того, что у осужденного утеряны документы. Тогда ему
не обойтись без помощи нашего инспектора. Чтобы,
например, восстановить паспорт одному из подучетных,
потребовался почти год. И потом еще несколько
месяцев ушло на поиски работы —
неквалифицированной, подсобной. Хотя он владел
востребованной на рынке труда специальностью — водителя,
но не очень хорошее здоровье и солидный возраст
претендента работодателей не
устраивали. А заставить принять осужденного на службу
мы не можем. Вот и приходил этот человек, наказанный
за хулиганство (поскандалил с соседкой и разбил ей
окно), почти каждый день в инспекцию. Желание
отбывать срок было, как говорится, налицо, но
исполняться оно начало только года через полтора
после приговора.

— А у вас есть право ходатайствовать об изменении
приговора?

— Да, и этим правом мы пользуемся. За 10 месяцев
инспекцией подготовлены в суд представления
на пятерых осужденных о замене условного наказания
исправительно-трудовым учреждением. Раньше
в лагерь условника можно было отправить уже за одно
нарушение — например, лишь
за то, что не встал вовремя на учет.
Cегодня суды требуют доказать систематичность,
злостное уклонение от режима исполнения наказания.
Поэтому нашим инспекторам приходится теперь заниматься не
только бумажной работой, но и контролировать
осужденных по месту жительства — в общем-то исполнять
обязанности участковых милиционеров,
которых, как известно, не хватает.

Кстати сказать, мы ведь можем не только ухудшить
положение осужденного, но и ходатайствовать о его
досрочном освобождении, если он оправдал кредит
доверия. В этом и состоит ценность
условного наказания как воспитательного фактора.

— И каковы же успехи профилактической работы вашей
службы?

— Среди тех, кто состоит на учете в Свердловской
уголовно-исполнительной инспекции, рецидивная
преступность сократилась нынче вдвое по сравнению с
прошлым годом. Думаю, это как раз результат нашей работы с
людьми.

— Что же, он впечатляет…