Пьесы знаменитого поляка идут уже много лет в театрах
разных городов, стран мира. И в Петербурге, естественно,
тоже. (Иркутские театры также не стали исключением:
и драма, и ТЮЗ имели в своих репертуарах мрожековские постановки).

Приехав на берега Невы, писатель согласился встретиться
со студентами театральной академии. В зал Учебного театра
на Моховой набилось столько желающих увидеть и услышать
классика драматургии, что яблоку, как говорится, негде
было упасть. Помимо студентов и преподавателей ГАТИ
пришли питерские актеры и режиссеры и, конечно, вездесущие
журналисты…

— Господин Мрожек — в «пробке». Извините, пожалуйста, придется еще подождать.

Вот такая мрожековская ситуация, таким было начало.

Ждали почти час! И вот он появился. В сопровождении
переводчицы. Не снимая куртки, вышел на сцену. Приветствовали
«человека-легенду», «великого драматурга» (эпитетов
не жалели) стоя, овацией, «как одного из педагогов театральной
академии» (почему педагогов — об этом ниже). Пан Мрожек
изобразил «мрожековскую ситуацию»: встал спиной к зрителям.
Картинка понравилась: восторг, аплодисменты!

Пьесы Мрожека были известны во всем мире, а в Советском
Союзе ставить их запрещали. Имени писателя не было в
энциклопедиях. Вспомнили: на малой сцене Учебного театра
тогдашнего ЛГИТМиКа (Ленинградского государственного
института театра, музыки и кинематографии) шли спектакли
«по Мрожеку». Постановщикам за это «всыпали» по первое
число! Потом его произведения ставили уже без упоминания
«запретного» имени. 1985 год. Один за другим в студенческом театре
стали появляться абсурдистские спектакли, попасть на которые
было просто невозможно. Кто-то ругал и не принимал такой
театр — театр метафоры, парадокса; кто-то восхищался
молодыми «бунтарями», пополнившими ряды театральных
традиционалистов.

— Вы считаете себя драматургом абсурдистского театра?
— спросили на встрече Мрожека. — И как относитесь
к этому театру?

— Я не отдаю себе отчета о театре абсурда. Но когда
приблизился к нему, понял, что нахожусь в абсурде. Потом
устал. Теперь уже живу без этого абсурда. (Ничего себе
ответ!).

На сцену пошел непрерывный поток записок с вопросами,
поскольку гость был немногословен, только и сказал о
себе, что:

— Я родился в 1930 году. Время шло и шло. Ну что еще
можно об этом сказать? Достаточно долго был за границей.
До 35 лет находился в Польше. Потом неожиданно бежал.
И четыре года назад вернулся на родину.

— Свободный ли вы человек?

— Пока это возможно, я свободен.

— Какую из своих пьес вы считаете наиболее удавшейся?

— Когда я начинаю какую-то пьесу, считаю ее самой лучшей.
Но потом отношусь к ней критически. А через год-другой
наступает время другой пьесы.

— Пан Мрожек, в чем смысл жизни?

— Так уж есть. (?!)

— Что такое театр? Искусство?

— Это наверняка невозможно сформулировать, определить
одним словом.

— Вторая мировая война сыграла роль в вашем творчестве?

— Мне было 9 лет, когда она началась, и пять лет все
было подчинено ей.

— Ваше отношение к театральным критикам?

— Это зависит от того, какой критик. Есть такие, о
которых и не стоит говорить, а есть серьезные.

— Пробовали ли вы сами ставить пьесы?

— Пять или шесть пьес я поставил как режиссер.

— Экранизировали ли ваши произведения? Что вы считаете
удачным?

— Я сам делал фильмы по своим сценариям.

— Видите ли свои пьесы в кукольных театрах? Что вам
понравилось?

— Да, и я очень ценю это.

Мрожек был чересчур краток. А публика — недовольна.

— Много вопросов — это не очень хорошо, — перевела
переводчица. (В таком случае зачем было соглашаться
на встречу? Недаром уже после ее окрестили «абсурдной
встречей с самым абсурднейшим из абсурдистов»).

Поэтому последовали такие записки:

— У вас нет настроения? Или краткость — сестра таланта?
(На что ответил ведущий: «Каждый говорит так, как считает
необходимым»).

— У нас созрела идея поставить сценку об этой встрече.
Поздравляем вас!

— Кого из русских режиссеров вы знаете, могли бы выделить?

— Трудно сразу назвать… Своим учителем считаю Островского.
(Смех в зале! — От авт.).

— Мы знаем вашу пьесу «Любовь в Крыму». Откуда в вашем
творчестве тема России?

— Это еще только начало.

— Что привело вас в Россию? Видели ли вы постановки
по своим пьесам? И какие-то другие?

— Приехал, чтобы посмотреть спектакли. Видел.

(С.М. посмотрел спектакль «Банан» в Театре имени Ленсовета,
после чего сказал: «Вы вернули мне веру в жизнь и желание
писать еще». Обещал написать новую пьесу и прислать
ее этому театру).

— Очень понравился «Ревизор» в Александринском театре.
Великолепный! И «Эдип-царь» в Театре на Литейном —
замечательная постановка!

— Писали ли вы пьесы конкретно для каких-то актеров?

— Никогда.

— Всю ли жизнь вы занимались драматургией? Чем еще
зарабатывали на жизнь?

— Я начал писать, когда мне исполнилось 20 лет. И, на
мое счастье, до сих пор пишу и зарабатываю.
К счастью, ничем больше заниматься не приходилось.

— Были ли перерывы в вашей творческой карьере? Что
сегодня?

— Перерывы были, это естественно. Человек устает. В
последнее время были проблемы со здоровьем. Но снова
буду писать.

— Считаете ли вы себя великим драматургом?

— Я не думал об этом никогда. В этом
нет никакого смысла.

— Какая из ваших пьес останется навечно, как вы считаете?

— Это все неважно. Когда пишешь пьесу, пишешь ее для
себя.

— Счастливы ли вы? Ваша заветная мечта?

— До сей поры (а это уже много лет) абсолютно счастлив.
Заветной мечты нет.

— Мы вас очень любим! Спасибо за то, что вы сделали.
Можно пожать вашу руку?

Аплодисменты. Цветы. Очередь за автографом Мастера.

А после всего пан Мрожек смотрел отрывок из спектакля
«Эмигранты» по собственной пьесе. Поставил его Игорь
Селин, режиссер молодой, но уже опытный, работавший
в труппе Романа Виктюка, выпустивший хит «Нева-чат»,
идущий в «Балтийском доме», готовящий оригинальную редакцию
драмы Лермонтова «Маскарад» в Александринке. «Эмигранты»
шли на разных сценах питерских театров… Мрожек остался
доволен.