Длинная колонна автомашин разных марок с солдатами в
кузовах, с ящиками боеприпасов, с имуществом понтонеров
и медсанбата спешила к Западной Двине, на берегах которой
уже развернулось ожесточенное сражение. Неожиданно мчавшаяся
вереница начала замедлять ход и наконец замерла. Послышались
недоуменные голоса: «Что там случилось?! Почему стоим?»
Тут же по левой стороне разбитой дороги промчался
вперед «виллис» с генералом.

Старая, видавшая виды полуторка заглохла на недавно
сооруженном саперами мостике через болотистый ручей,
заслонив собой всю узенькую проезжую часть. Сержант-водитель,
открыв капот, копался в моторе.

— Что случилось, сержант? — не вылезая из «виллиса»,
требовательно спросил генерал.

— Да бис ее знает, эту колымагу! — откликнулся сержант
не глядя. — Я ж на ней из-под самой Москвы воюю.

Увидев, наконец, с кем разговаривает, встал по стойке
смирно. Доложил:

— Сержант Михеев из автороты 145-й стрелковой дивизии.
Везу имущество политотдела на новый рубеж.

— Сержант! — распорядился генерал. — Возьмите людей
из ближайших машин и сбросьте свою колымагу в ручей!

— Товарищ генерал-лейтенант! — взмолился сержант.
— Там документы… Как мне взять такую ответственность
на себя.

— Доложите своему начальству, что сделали это по моему
личному распоряжению.

— Слушаюсь! — козырнул сержант.

Не прошло и трех минут, как набежавшие солдаты помогли
сбросить заглохшую полуторку с мостков. Дорога освободилась,
и генерал умчался вперед. А сержант остался в полной
растерянности: как доложить начальству? Что это за генерал?

— Держи хвост морковкой! — пошутил какой-то старшина.
— Тебе, брат, повезло. Познакомился с новым командующим
нашей армии. Запомни: Белобородов его фамилия…

Об этом маленьком эпизоде рассказал мне бывший командир
145-й стрелковой дивизии П.А. Диброва. Как считал Петр
Акимович, этот эпизод очень уж характерен был для генерала
Белобородова — человека решительного и всегда берущего
всю полноту ответственности на себя. Вообще, Диброва
отзывался о своем бывшем командарме с большой теплотой
и уважением. Такой отзыв особенно ценен, потому что
сам Диброва был умным, эрудированным генералом со сложной
судьбой, т.е. пережившим и взлеты, и падения.

Петр Акимович был в начале войны членом Военного совета
Северо-Западного фронта. За неудачи первых месяцев он
вместе со своим командующим — генерал-полковником
Федором Исидоровичем Кузнецовым — был снял с должности,
но не разжалован. И получился весьма редкий случай:
в звании корпусного комиссара он был назначен комиссаром
стрелковой дивизии. Но пробыл в этой должности недолго,
после командных курсов присвоили ему звание генерал-майора
и назначили командиром дивизии.

Когда я разыскал Петра Акимовича, он вышел уже в отставку
все в том же звании генерал-майора и жил на Ленинградском
проспекте в Москве. Встретившись, мы проговорили за
чашкой чая добрых три часа.

— Вспоминаю, что в начале 42-го года 9-ю гвардейскую
дивизию Белобородова из состава 16-й армии передали
в состав 43-й армии Калининского фронта. Как раз в то
время армия генерала М.Г. Ефремова, войдя в брешь, пробитую
в обороне врага, вела бои под Вязьмой. Гвардейцам Белобородова
предстояло прийти ей на помощь. Командарм 43-ей Голубев
приказал тогда комдиву возглавить атаку на левом фланге
одного из батальонов, а комиссару дивизии — на правом.

— Разве это от высокой военной грамотности — такой
приказ? — скептически замечаю я. — Разве оправданно
превращать комдива в ротного?!

Мой собеседник снисходительно улыбается.

— Хорошо нам сейчас рассуждать, когда над нами мирное
небо и мы в теплой квартире. Мы же совершенно не знаем,
из чего исходил командарм Голубев, отдавая такой приказ.

— Как сам-то Белобородов реагировал на него?

— Насколько я знаю, он безропотно выполнил его, хотя
и был удивлен.

— Что ж, это лишний раз говорит в пользу Афанасия Павлантьевича,
— заключил Диброва. — Ведь главное достоинство любого
военачальника — уметь не только приказывать, но и подчиняться,
уметь взять свои нервы, сердце в руки и с непоколебимым
спокойствием выполнить приказание…

Мне вспомнились боевые характеристики, что хранятся
в личном деле генерала Белобородова и подписаны
военачальниками: генералом армии К.Н. Галицким,
генерал-полковником И.М. Чистяковым, маршалами К.К.
Рокоссовским и И.Х. Баграмяном. В них такие фразы: «Требователен
к себе и подчиненным», «Часто бывает в частях, наводя
порядок и дисциплину», «Хорошо подготовленный, боевой
и опытный командир. Энергичный и волевой (умеет повелевать)».

Выходит, что дисциплинированность и умение повелевать
ходят рядом, они как бы две стороны одной и той же
медали.

— Приняли нового командарма настороженно, хотя и знали,
что он воюет с сорок первого года и хорошо показал себя
во многих сражениях, командуя дивизией, а потом корпусом.
Но другое дело — армия. Это такая махина, что не каждому
по плечу. Не случайно, на командармов специально учат
в академии Генштаба. И у Голубева была такая подготовка.
Константин Дмитриевич еще до войны окончил академию
Генштаба. А за плечами Афанасия Павлантьевича была всего
лишь академия имени Фрунзе, готовящая в основном командиров
дивизий. Как видите, иной масштаб…

В уме прикидываю: три стрелковых корпуса примерно по
25—30 тысяч бойцов в каждом, две танковые бригады и
две саперные, артиллерийские части усиления и в оперативном
подчинении 3-я воздушная армия под командованием генерала
Н.Ф. Папивина. Словом, 120—150 тысяч человек, вооруженных
самой лучшей в то время боевой техникой, — вот что такое
43-я армия летом 1944 года!

И все эти люди — разных званий и военных специальностей
— как бы замерли в ожидании: каков-то будет новый командующий,
какими будут его первые шаги в высокой должности? Ведь
теперь их слава, их жизнь и смерть в руках этого человека.

На первом же служебном совещании командарм подверг критике
тех командиров, которые деловой, принципиальный разговор
подменяли угодническими фразами: «Как вы и приказывали»
или «Как вы подсказали». «Всякие подчеркивания ведущей
роли старшего начальника просто излишни, — сказал Афанасий
Павлантьевич. — В уставах четко определены права и
обязанности должностных лиц. А за ссылками на «ваши
указания» зачастую кроется желание снять ответственность
с самого себя».

— К этому стоит добавить, — замечает Петр Акимович,
— что командарм был прост в обращении, любил остроумную
шутку и как-то очень уважительно относился к каждому,
с кем сталкивался по службе. Все это расположило к нему
и офицеров, и солдат. Но окончательно Белобородов покорил
всех, когда познакомил со своим решением на наступление…

43-й армии предстояло участвовать с стратегической наступательной
операции, получившей кодовое название «Багратион». Этой
операцией предусматривалось разгромить фланговые группировки
противника, занимавшие белорусский выступ и сконцентрированные
в районах Витебска на севере и Бобруйска на юге, после
чего наши войска должны были окружить минскую группировку
гитлеровцев и полностью освободить всю Белоруссию. К
осуществлению замысла привлекались войска четырех фронтов:
трех Белорусских и 1-го Прибалтийского. 43-я армия,
действуя в составе последнего, должна была совместно
с 39-й армией 3-го Белорусского фронта окружить и уничтожить
витебскую группировку противника.

Перед командармом Белобородовым со всей остротой встал
вопрос: как наступать, где именно нанести главный удар?

Уже после войны, основываясь на личном опыте, маршал
Р.Я. Малиновский напишет: «Момент принятия решения командующим
— трудный момент. Надо решиться на великое дело, надо
отдать себя без остатка только одному, часто очень рискованному,
но необходимому решению. В этих случаях мысль работает
напряженно, она полна противоречий… Переплетаются
сомнения, трудности, искания… А принять решение обязательно
надо. Это требует большой отваги и огромной силы воли».

Ох уж это направление главного удара! Афанасий Павлантьевич
визуально изучил почти весь 90-километровый участок
фронта, занятый армией. На левом фланге об этом нечего
было и думать. Удар в этом направлении мог бы только
разрезать группировку противника, а не окружить ее.
К тому же далось бы это слишком дорогой ценой. На этом участке
противостояло больше всего войск неприятеля и были наиболее
серьезные инженерные укрепления.

Самым удобным был, конечно, правый фланг армии. Там
наши соединения, развивая наступление и форсировав Западную
Двину, захватили бы в окружение, соединившись с войсками
39-й армии 3-го Белорусского фронта, всю витебскую группировку
врага. Но вот беда! Как на этой открытой в сторону противника
местности, в болотах и мелколесье скрытно сосредоточить
стрелковые части, тяжелую артиллерию, танки?

В один из приездов в армию командующего фронтом Афанасий
Павлантьевич поделился с ним своими мыслями. Как свидетельствовал
сам Белобородов, И.Х. Баграмян, выслушав, кивнул головой:
«Реакция та же!» Белобородов уточнил: «У кого?» — «У
нас с вами, — пояснил Иван Христофорович. — Когда
Верховный указал мне этот участок прорыва, я начал с
тех же контрдоводов: болота, плохие дороги, сложности
в сосредоточении войск… Знаете, что он ответил? Товарищ
Сталин сказал: В том и заключается ваше искусство, товарищи
военные. Надо дерзать. Противник убежден, что удар на
Шумилино крупными силами мы нанести не сможем. Докажите
ему обратное…»

Что и говорить, после такого сообщения Белобородову ничего
не оставалось, как остановить свой выбор на правом фланге.
Там он и начал сосредотачивать 1-й гвардейский стрелковый
корпус под командованием генерал-лейтенанта Н.А. Васильева,
ставшего Героем Советского Союза еще за форсирование
Днепра в районе Днепропетровска. Приобретенный Николаем
Алексеевичем опыт преодоления водной преграды теперь
должен был пригодиться при форсировании Западной Двины.

Делалось все возможное, чтобы знать, что происходит
у противника. Захваченных «языков» допрашивали в присутствии
артиллерийских и танковых офицеров. Это позволяло заранее
выяснить многие особенности местности, на которой предстояло
действовать. Ведь топографические карты стареют, и под
воздействием различных факторов многое в природе изменяется.
И бывает, что отмеченное на карте болото давно высохло,
а луг превратился в трясину.

В первый же день вступления Белобородова в должность
командарма-43 командующий артиллерией фронта Н.М. Хлебников
представил ему артиллеристов армии, начав с самого главного
— генерал-майора Е.В. Щеглова.

— Евгения Владимировича я знаю с первой мировой войны,
— сказал Николай Михайлович. — Он из тех офицеров
старой русской армии, которые сразу перешли на сторону
Советов и хорошо воевали. В профессиональном отношении
лучшего помощника и желать нечего…

Теперь Афанасий Павлантьевич убедился в справедливости
такой оценки. Генерал Щеглов успел показать себя умелым
организатором контрбатарейной борьбы, но держался скромно
и был немногословен. Под его руководством штаб артиллерии
организовал артиллерийское обеспечение операции. На
направлении главного удара средняя плотность составила
165 орудий и минометов на 1 км фронта. А на смежных
флангах 1-го гвардейского и 60-го стрелковых корпусов
артиллерийская плотность достигала 290 орудий и минометов
на 1 км фронта.

Не буду подробно вдаваться во всю «технологию» подготовки
войск к прорыву сильно укрепленной обороны противника и
его окружению, но отмечу важный факт. Афанасий Павлантьевич
никого не переставлял с одной должности на другую, ни
с кого строго не взыскивал и никого не отправил в резерв.
Просто его подчиненные как бы вздохнули полной грудью,
потому что командарм открыл перед ними возможности принятия
собственных решений, проявления собственной инициативы.
И план операции стал коллективным трудом и членов Военного
совета армии С.И. Шабалова и Н.Л. Осипа, начальника
политотдела С.П. Титова, руководящего состава штаба
и управления: Ф.Ф. Масленникова, А.А. Колмакова, И.
В. Сафронова, В.В. Турантаева, П.Ш. Шиошвили, Е.В. Щеглова, Н.
П. Захарова, В.Б. Меньшова, командиров корпусов и дивизий
Н.А. Васильева, А.С. Люхтикова, Н.Б. Ибянского, М.М.
Шкурина, А.Г. Кудрявцева, Н.В. Волкова, Н.М. Мищенко,
И.Л. Луцкевича, Ф.И. Грызлова, И.П. Калинина, П.А. Дибровы
и К.М. Байбака. Называю всех поименно, потому что под
их началом служило немало сибиряков и каждый из них
внес лепту в общее дело.

И еще. Белобородова не бросили в воду по принципу: выплывет
— хорошо… В самом начале в нему прикрепили «дядьку»
— так называли кураторов — в лице первого заместителя
командующего фронтом генерал-полковника В.И. Кузнецова,
старого вояку, еще в 20-м году побывавшего в Иркутске
в качестве командира полка прославленной 30-й стрелковой
дивизии, получившей наименование Иркутской. Ровно через
неделю Кузнецов доложил Баграмяну: «Белобородов все
делает по уму. Командарм из него получится».

Посетил 43-ю армию и представитель Ставки маршал А.М.
Василевский. Он внимательно выслушал доклад молодого
командарма и остался им удовлетворен. В ту же ночь Василевский
доложил Верховному Главнокомандующему, что в 1-м Прибалтийском
фронте подготовка к операции идет успешно.

Наконец, 20 июня и генерал Белобородов рапортовал И.
Х. Баграмяну, что армия готова к наступлению.

(Окончание следует).