И день, и ночь 22 июня Белобородов провел на КП у деревни
Белянки, не сомкнув глаз. С утра после 10-минутного
артналета началась разведка боем на всем семикилометровом
участке намеченного прорыва. Через каждый час командиры
корпусов Васильев и Люхтиков докладывали о продвижении
рот. Особенно успешно действовала рота капитана Герасименко
в полосе 1-го корпуса. Она овладела двумя траншеями
и ворвалась в деревню Замошье. В полосе 60-го корпуса
атакующие наткнулись на три деревушки, связанные единой
системой укреплений. Попытки обойти оборонительный узел
противника по болоту пресекались сильным артиллерийско-пулеметным
огнем. Ожесточенный бой в этом районе продолжался до
темноты. Фашисты предприняли девять контратак подряд.

В ходе подготовки к операции высказывались разные мнения
о целесообразности проведения разведки боем. Были противники,
говорившие, что нам это мало что даст, а врагу раскроет
наши планы. Афанасий Павлантьевич был убежден в обратном,
и, хотя его поддержал командующим фронтом, на душе было
неспокойно. Только к концу дня он вздохнул с облегчением,
когда полковник Шиошвили (начальник армейской разведки)
доложил результаты допроса пленных. Выяснилось, что
разведку боем вражеское командование приняло за начало
общего наступления и перебросило к переднему краю все
тактические резервы, а также часть сил с соседних участков,
гоняя их туда-обратно вдоль линии фронта. Налицо была
растерянность противника. Кроме этого чисто психологического
фактора, разведка боем принесла плоды и в тактическом
плане. Удалось вбить клин в оборону противника, приблизившись
к Шумилино — поселку, стоящему на перекрестке дорог
Витебск — Полоцк.

Всю ночь шли бои, и только перед рассветом 23 июня они
затихли, чтобы через несколько часов разразиться смерчем
огня и металла. Почти одновременно в 7.00 открыли
огонь все орудия и минометы 43-й армии и соседей с флангов.
Они обрушили мощный удар по батареям, пунктам управления,
укреплениям и районам расположения резервов противника.
Стена огня и дыма выросла над вражеской обороной. Низко
прошли к Шумилино девятки штурмовиков. Залп «катюш»
завершил артподготовку. Вперед двинулись передовые батальоны,
а за ними — полки и дивизии.

В беседе со мной Афанасий Павлантьевич как-то признался:

— Вообще-то я пошел на определенный риск, — говорил
он. — На узком участке прорыва сосредоточил до 75 процентов
пехоты, почти 90 процентов артиллерии и минометов, более
70 процентов танков и самоходок от общего состава армии.
В результате мы достигли на направлении главного удара
шестикратного превосходства над противником. Как показали
дальнейшие события, наш риск полностью себя оправдал,
так как позволил вести наступление стремительно…

Высокий темп наступления был очень важен. Он обеспечивал
успех с наименьшими потерями. В решении этой задачи
большую роль играл душевный порыв воинов, их стремление
как можно скорее освободить родную землю от фашистов.
Весной армия получила пополнение; среди солдат было
немало тех, кто побывал в оккупации и имел представление
о фашистском «новом порядке».

— Эти люди, — говорил Афанасий Павлантьевич, — в
своих подразделениях рассказывали воинам, что довелось
им пережить и свидетелями каких зверств гитлеровцев
они были. И сердца наши наполнялись ненавистью к врагу.
Да и как могло быть иначе, если мы собственными глазами
видели детей с бирками на шее?! Когда наши солдаты
старались снять эти бирки, дети отбивались, плакали:
«Дяденьки, не снимайте! Немец увидит — убьет!»

Как рассказывали местные жители, гитлеровцы с особой
жестокостью обращались с детьми, которых зачастую заставляли
участвовать в «бегах», а потом спускали на победителей
собак…

— Когда меня спрашивали о морально-политическом состоянии
вверенных мне войск, — говорил генерал, — я, не кривя
душой, отвечал кратко: «На беду нагляделись. Рвутся
в бой».

Когда бой грянул, впереди были многие. Например, рядовой
курянин Кузьма Иванович Новиков во время прорыва обороны
противника у деревни Заболотники Шумилинского района
первым ворвался во вражескую траншею и уничтожил станковый
пулемет, чем содействовал продвижению своей роты. В
дальнейшем он возглавил отражение двух контратак гитлеровцев.

По соседству, у районного центра Шумилино, отважно и умело
действовал помкомвзвода башкир Ульмас Шакирович Шакиров,
принявший командование взводом. Умело руководя его
действиями, нанес противнику значительный урон в живой
силе и боевых средствах.

Участвовал в прорыве обороны противника в районе Жеребичи
Шумилинского района и старший лейтенант, командир роты
татарин Гумир Мустафьевич Хадимухаметов. Его рота захватила
две линии траншей и вышла в тыл врага. Старший лейтенант
был ранен, но поднял роту в атаку, которая освободила
деревню Завязье, разгромив две роты врага и взяв в плен
75 солдат.

Здесь, на Западной Двине, совершил подвиг и наш земляк
Василий Иванович Аверченко. Это был опытный воин, боевое
крещение получивший еще осенью сорок первого года под
Тихвином. Потом он штурмовал вражескую оборону под Ржевом,
побывал в окружении и вырвался из него, перенес три
ранения и был награжден двумя орденами — Красного Знамени
и Красной Звезды.

Летом сорок четвертого перед Аверченко и его подразделением
встала водная преграда — глубокая и широкая Западная
Двина.

Я был на этой реке в мирные дни и знаю, как сложно ее
переплыть даже налегке. А ведь тогда надо было это сделать
с оружием в руках, захватив с собой гранаты и побольше
патронов. А самое опасное — под огнем врага.

Но командир сказал Василию Ивановичу: «Возьми группу
бойцов по своему выбору и сними немцев вон с того гребня.
Понял? — и уже вслед добавил: — От твоей удачи зависит
наш успех».

На какую-то долю секунды тот берег реки показался Аверченко
неприступным, а рябая от вражеских пуль водная гладь
напомнила о восемнадцати разведчиках, что час назад
полегли, даже не дойдя до воды. Остро кольнул страх.
Но в следующее мгновение будничные заботы отодвинули
его. Надо было думать о составе группы, ее снаряжении
и о средстве переправы.

С командиром дивизии старший сержант воевал от самого
Калинина (ныне Тверь) и знал, что много людей он не
даст. Полковник Шкурин считал, что один храбрый красноармеец
стоит немецкого взвода. Значит, максимально, на что
он может рассчитывать, — это на свое отделение. Да
больше и не надо. Наскоро сколоченный плотик из пустых
бочек большее количество «пассажиров» и не выдержит.

Через двадцать минут отделение Аверченко, прикрываясь
плотиком, как щитом, преодолело те двести метров, что
отделяли их укрытие от воды. Впопыхах они даже не заметили,
что ряд бочек превратился в решето. Но когда плотик
подхватило течение, завертело его и он стал медленно
идти ко дну, пришлось добираться вплавь. Хорошо хоть,
что еще в укрытии Аверченко предусмотрительно приказал
всем снять нижнее белье и сапоги.

Все же плыть было неимоверно трудно: автомат и диски
к нему тянули вглубь. И случилось просто чудо, что именно
в тот момент, когда Василию Ивановичу показалось, что
силы уже покинули его, босые ноги коснулись мягкого
песка речного дна.

Аверченко выскочил на берег и оказался в «мертвой зоне»,
образованной крутым скатом. Это дало всем возможность
передохнуть и, собравшись с силами, подняться к верхней
кромке берега. С яростным криком «ура» они ворвались
в немецкую траншею, в упор расстреляв пулеметчиков и
обратив в бегство остальных солдат.

Наверное, целая рота немцев драпанула перед десятком
бойцов Аверченко. Они без боя захватили небольшую деревушку,
жители которой давно переселились в лес, а их хаты были превращены
в солдатские казармы. Эти пустые домики и наступившая
тишина (шум боя доносился теперь только с флангов)
настораживали. Аверченко приказал занять оборону и приготовиться
к отражению вражеских контратак. И как раз вовремя!
Немцы, очухавшись, открыли шквальный огонь по деревне.

Вдруг огонь противника стих. По горящей улице с ревом
пронесся танк. За ним — другой, с бойцами на броне.
Потом пошел сплошной поток войск. Но лица были незнакомые,
видать, другой полк. Вдруг из штабной машины радостно
крикнули:

— Аверченко! Жив!

Старший сержант узнал комдива. Выслушав рапорт, тот
спросил:

— Ты ведь родом, старший сержант, из Сибири? Выходит,
земляки мы с тобой. Я тоже из тех мест.

Обернувшись к адъютанту, приказал:

— Напиши родным старшего сержанта Аверченко, что их
сын за геройскую переправу через Западную Двину представлен
к званию Героя Советского Союза! — улыбнувшись, добавил:
— Вот они какие, сибиряки!..

Вся 43-я армия успешно форсировала Западную Двину и,
загибая свой правый фланг, в районе поселка Бешенковичи
соединилась с войсками 39-й армии 3-го Белорусского
фронта. Там установлена, посвященная этому событию
памятная стела.

Таким образом витебская группировка гитлеровцев оказалась
в окружении, и наши войска приступили к ее ликвидации
в самом «котле». Фашисты предпринимали отчаянные попытки
вырваться из окружения. Но это им не удавалось, хотя
по шоссе из Витебска прорывалась крупная танковая часть
врага. В краеведческом музее райцентра Бешенковичи мне
довелось установить, что был среди артиллеристов, преграждавших
дорогу танковой колонне неприятеля, наш земляк — гвардии
капитан Семен Терехов. В газете «Правда» за 3.08.44
года о нем рассказал писатель Вадим Кожевников.

«Гвардии капитан Семен Терехов развернул свои орудия
навстречу немецким танкам, когда они были уже совсем
близко. Убило наводчика — Терехов стал на его место.
Из раненой головы капитана стекала кровь на лицо, он
вытирал кровь, чтобы не заливала глаза, и, припав к
панораме, наводил орудие. Прямым попаданием раскололо
немецкий танк. Он загорелся. В этот момент пуля немецкого
автоматчика пробила грудь капитана Терехова. Цепляясь
скользкими от крови руками за лафет, Терехов поднялся
и сказал сквозь зубы:

— Я им еще дам!

Он снова навел орудие, и второй танк запылал, пораженный
тяжелым снарядом. Терехов умер у прицела».

В братской могиле, где покоится русский богатырь Семен
Терехов, похоронены и мужественный воин, талантливый грузинский
поэт Мирзо Геловани, десятки других воинов 43-й армии.
В их память местные жители насыпали рядом курган Славы.
Землю для него приносили с огородов, палисадников, со
всех окрестных деревень, и каждый, у кого в семье был
погибший на войне, получил право посадить возле кургана
дерево. Теперь здесь растет целая роща. Вход в нее —
возле бетонной стены, на которой установлены мраморные
плиты с именами всех захороненных здесь солдат и офицеров,
своей жизнью преградивших дорогу фашистам.

В ходе боя был пленен немецкий генерал, командир 246-й
пехотной дивизии Мюллер-Бюлов.

— Он вел себя, — вспоминал
Белобородов, — очень эмоционально, даже сам задавал
вопросы.

— Как вы смогли скрытно сосредоточить массу войск в
этих болотах, на открытой местности? Невероятно!

— Не ждали наступления?

— Ждали! Но главный удар через болота — в это я не
верил.

Как замечает Афанасий Павлантьевич, припомнился ему
казавшийся уже далеким вечер в траншее среди бескрайних
болот и рассказ генерала Баграмяна о состоявшейся беседе
с Верховным Главнокомандующим: «Противник убежден, что
удар на Шумилино крупными силами мы нанести не сможем.
Докажите ему обратное…» И вот — доказали!

Фактически на шестые сутки Витебская операция была
блестяще завершена: только 3-я танковая армия вермахта
потеряла 20 тысяч убитыми и 10 тысяч пленными. В результате
было разгромлено левое крыло группы армий «Центр» и
наши войска продвинулись на 80-150 километров, освободив
от фашистов сотни деревень, несколько райцентров и областной
город Витебск.

Тысячи воинов 43-й армии были отмечены государственными
наградами, десятки стали Героями Советского Союза. Это
высокое звание было присвоено 22 июля 1944 года и командарму
Афанасию Павлантьевичу Белобородову, всего два месяца
назад вступившему в эту высокую должность. Это был его
звездный день — яркое свидетельство незаурядных способностей
нашего земляка.

Не пройдет и года, как 19 апреля сорок пятого генерал
А.П. Белобородов будет удостоен и второй медали «Золотая
Звезда» за успехи армии при штурме города-крепости Кенигсберга.
Афанасий Павлантьевич войдет в историю Великой Отечественной
войны как один из талантливейших командармов наших Вооруженных
Сил.