С чем у Ермакова проблемы — так это со временем.
Остальное вроде все есть: любимые дом, жена, дети,
работа. А вот времени катастрофически не хватает. На
столах — беспрерывно пополняющаяся груда папок с
делами, бумаги, поступившие на подпись; телефон
трезвонит, не умолкая, к вечеру глаза устают
настолько, что видят в газетах только заголовки.
Может, от этого ему жалко каждой потерянной секунды,
он быстро ходит, быстро соображает и быстро
принимает решения. Посетителям подчас кажется, что
он прерывает их на полуслове, невнимательно
выслушав, а он просто уже схватил суть, мгновенно
врубился в проблему, и остальной разговор —
напрасная трата времени. Он знает, что предпринять:
рука тянется к трубке, он уже дает распоряжение, а
посетитель еще пытается объяснить, за чем пришел,
путаясь и повторяясь. Бывает, приходят заведомо не
по адресу, зная, что нужно обращаться в прокуратуру
другого района, но кто-то из друзей-знакомых назвал
фамилию Ермакова, посоветовал
обратиться к нему, и они идут с робкой надеждой, что
уж он-то поможет. «Мирская слава» заставляет
отвлекаться от дел, набирать номер телефона коллеги
из другого района и просить повнимательней отнестись
к проблеме человека. А как иначе? Просто так на
улицу не отправишь.

Приходят и такие, которых хочется не просто
отправить, а как можно подальше. Эти прекрасно
знают, с какой стороны у бутерброда масло, умеют
размахивать своими правами и произносить вслух
фамилии больших людей. Они больше других осведомлены
о пределах своих возможностей, но рассчитывают, что
сила глотки и напор демагогии повернут дышло закона
в нужную сторону. Вот только Ермакова не больно-то
повернешь. За свою жизнь повидал достаточно: и
грозные интонации его не пугают, и посетителя видит
насквозь, с чем пришел.

В кабинет робко заглядывает старушка — божий
одуванчик. Правильные слова говорит, о
брате-инвалиде хлопочет, ходатайства
санкт-петербургских депутатов раскладывает. Ермаков
кнопки телефона жмет, обещает помочь закон соблюсти,
а сам в душе морщится: с фальшивым горем пришла
просительница. Прожил инвалид всю жизнь в Иркутске,
никому до него дела не было. А как на смертном одре
оказался, питерские родственники спохватились, что
иркутская квартира пропадет. Морщится прокурор, но
свое дело делает. Был бы штатский — возможно, плюнул
бы и поступил, как душа подсказывает. А коли на
посту — другого не дано, кроме как закон исполнять.

Таких раздвоений немало в прокурорской жизни
случается. К примеру, стоит молодая, красивая
женщина, пуговки смущенно на кофточке теребит. А ее
под стражу надо заключать — с поличным на наркотиках
взяли. И отпустить нельзя, и за решеткой погибель
ждет.

— Когда ты должен дать согласие на арест женщины,
девушки или подростка, вечером уходишь отсюда
больной, потому что не можешь не переживать, —
говорит Петр Ермаков. — Их очень жалко, но иначе
поступить нельзя. А ведь задержание для нормального
человека — целая трагедия. Если он чистосердечно все
рассказал, во всем раскаялся, оступился впервые —
зачем его держать под стражей? Я отправляю дело в
суд, а его — под подписку о невыезде. Хотя есть и
другие, по пять ходок за плечами имеющие. Они так и
говорят про тюрьму: «пошел домой».

Надзор за законностью задержания граждан и
возбуждения уголовных дел — одно из основных
направлений в деятельности прокурора. Самый жесткий
спрос учиняется за ошибки, допущенные в
решении этих вопросов. Ошибок, связанных с лишением
свободы человека, не должно быть в принципе! В
прошлом году прокуратурой и милицией Октябрьского
района были задержаны свыше трехсот человек. Все
доставлялись сюда, в кабинет к Ермакову, здесь
ожидали решения своей судьбы.

— Я знаю не понаслышке, что такое тюрьма, говорит
прокурор. — Видел, какие там условия, и понимаю,
насколько это страшное место. Зачастую человек,
попавший в тюрьму, только «совершенствует» все свои
негативные качества и выходит оттуда в итоге
пожизненно нашим клиентом.

Головная боль сегодня у прокурора района:
заставить милицию не увиливать от возбуждения
уголовных дел. Наша вывихнутая отчетность привела к
тому, что в милиции на каждого заявителя смотрели,
как на врага. Будешь регистрировать все заявления подряд — и
кривая преступности вверх взметнется, и разрыв с
раскрываемостью увеличится. А так: нет бумажки — нет
проблемы. Поэтому в передовиках ходили те, кто
больше всех жалоб в корзину отправлял. Теперь
для «баскетболистов» лафа закончилась: липовой
статистике объявили войну, а на ее передовую в
прорыв прокуратуру бросили.

Милиция нагрузку обеспечивает по полной программе:
только в прошлом году следователи РОВД направили в
суд 550 уголовных дела плюс дознание — 376 дел. Все
это идет через прокуратуру района. А кроме того надо
проверять законность каждого отказа в возбуждении
уголовного дела. Чего греха таить: в последнее время
в районе складывалась неблагоприятная тенденция —
само руководство отдела внутренних дел негласно
поощряло такие отказы.

При проведении этих проверок прокуратура требует
дополнительную информацию из бюро
судебно-медицинской экспертизы, травмпунктов,
направляет запросы в банки, департаменты
администрации, общежития и на предприятия, чтобы
оттуда сообщили о совершении преступлений. А потом
шерстит учетно-регистрационные документы в
райотделах: зарегистрированы ли эти преступления?
Надо сказать, что укрытие в чистом виде, когда
человек обратился с заявлением, а его выгнали,
порвав бумажку, уже практически не встречается.
Вольничать опасаются и регистрируют все заявления.
Могут, правда, заволокитить, нахамить. Зачастую
откровенно говорят, что не найдут украденное и
поэтому просят указать величину ущерба меньшую, чем
был на самом деле, чтобы иметь основание для отказа
в возбуждении уголовного дела. За прошлый год
отменены незаконные постановления по 200 фактам
обращений граждан. При проверке отказных материалов
каждого заявителя приглашают в кабинет к прокурору.
Вызывали вообще-то три сотни, но не все пришли.

Большое количество приостановленных дел
свидетельствует о проблемах профессиональной
подготовки следователей и дознавателей.
Раскрываемость преступлений не превышает 50%. Более
тысячи квартирных краж совершается ежегодно в
районе, а раскрывается всего лишь одна из трех.

— Следователи нашей прокуратуры работают достаточно
напряженно. У каждого по 10-12 дел в производстве,
через день-два приходится выезжать на место
происшествия, — рассказывает Петр Ермаков. — Ребята
все молодые, стаж работы больше трех лет только у
одного из шестерых. Все закончили институты, но,
естественно, не имеют пока ни житейского, ни
профессионального опыта. Наша задача — их учить,
учить и еще раз учить. Не только разносы учинять, а
выезжать с ними на место преступления и реально, на
практике, помогать им. Я ведь и сам был следователем.

Поколение Ермакова училось у маститых профессоров,
славившихся на всю страну: Пертцик, Витенберг,
Крылова, Арсентьев, Гаверов. Эти имена на слуху у
всех. А о своей первой прокуратуре, куда он попал по
распределению, Усольской, Петр Петрович может
слагать поэмы и говорить гекзаметром.

— Мне повезло в жизни, что я со студенческой скамьи
сразу попал в добрые руки. Коллектив возглавлял
Михаил Давыдович Бутлицкий, дай бог ему долгих лет,
ему уже восемьдесят два года отметили. Умница,
участник войны. Усольская прокуратура по тем
временам, без преувеличения, была кузницей кадров. Из
нее вышли Сергей Иванович Герасимов, ныне
заместитель Генерального прокурора России,
заместитель председателя Иркутского областного суда
Иван Миронович Попов и многие другие.

Требование стопроцентного участия в судебных
процессах по уголовным делам поставило прокуратуру в
сложное положение. Решить вопрос генеральный
прокурор предлагает исходя из имеющейся штатной
численности. Что за этим стоит? Суд в Октябрьском
районе сегодня работает пятнадцатью составами. Плюс
шесть мировых судей, которые в прошлом году
рассмотрели более ста дел. В иные дни назначается к
рассмотрению по 15-17 уголовных дел. Во всех
прокуратура обязана принять участие. А в ней
работают двадцать человек. Вот такая арифметика.

Суть работы прокуратуры сформулировать очень просто:
она обязана следить за соблюдением Закона и прав
человека в любой сфере его жизни. Емкость
формулировки практически безразмерная: идут к
прокурору и те, у кого сосед куст малины выкопал или
на работе премию не дали, и те, у кого отняли
имущество, честь, жизнь… Разговаривает Ермаков со
всеми — у него нет приемных часов, и к нему не
записываются заранее. Беда расписания не признает.
Когда в «предбаннике» сталкиваются сразу двое — свой
и посетитель, вперед пропустят второго.

Некоторые приходят по второму-третьему разу:
«Здрасте, Петр Петрович!» Память выхватывает из
невидимой груды дел нужную тему: да, помню, запрос
послали, ответа еще не было. Конечно, приятнее
ответить, что есть результат, но это — праздник
нечастый. Потому что идут сюда и те, кому закон
помочь бессилен, и те, кто спрямил путь, схитрив или
по незнанию. Думал напугать врага прокурором, не
тратя время на судебную волокиту, но так не
получится. Бывают и такие, кому объяснить что-либо
невозможно. Пришел парень — нахмуренный, чем-то
встревоженный. «Вот, — сказал он, выкладывая
пробирки и непонятный приборчик. — Примите меры,
меня сосед отравить хочет, душит газом. Всех уже
вызывал — СЭС, МЧС, никто помочь не хочет». В
довершение показал «вещдок» — футболку со странным
пятном, мол, смотрите, меня кислотой облили, хотели
убить прямо на улице. Еле выпроводили из кабинета.

Но самое трудное — разговаривать с родственниками
пропавших или погибших: давит сознание непоправимости
случившегося, бессилие что-либо исправить. А если к
этому добавляется невозможность объяснить причину
или найти виновных — такие вещи ломают психику
похлеще любого стресса. К вечеру оказываешься
совершенно разбитым. Наверное, в жизни каждого
прокурора наступает момент, когда количество
выплеснутого на тебя людского горя зашкаливает за
пределы возможного. Инстинкт самосохранения требует
отстраниться, установить дистанцию, этакую буферную
зону, которая погасит лишние эмоции и снимет болевой
шок. Можно, но ведь возникнет и обратная связь:
будет проще отнестись к просителю формально, легче
отказать, не жалко отфутболить «по принадлежности».

Когда все трепещут в ожидании высокого начальства:
«К нам едет ревизор из генпрокуратуры!», Ермаков
успокаивает своих, чтоб не дергались.

— Жизнь идет своим чередом, — объясняет он. — Мы все
работаем и стараемся делать это добросовестно. А
проверка обязательно что-нибудь выявит — это
ожидаемо и предсказуемо. При такой нагрузке все дела
просто невозможно рассмотреть со
стопроцентным качеством. Не хватает времени,
усидчивости, иногда ума. Так что ошибки не
исключены, и к этому надо быть готовыми.

Милиция не любит прокуратуру по определению: трудно
испытывать приязнь к тому, кто к тебе придирается и
постоянно контролирует. Обыватель не любит
прокуратуру, когда она делает выбор в ущерб ему и в
пользу закона. Представители власти недолюбливают
прокуратуру, как стреноженный конь — свои путы. Те, кто
с прокуратурой дел еще не имел, ее просто
побаиваются — на всякий случай. Не беда. Лишь бы
прокурорские любили людей и свою работу.

Субботним вечером в новостях передали: совершено
убийство директора одного из предприятий. Место
преступления — Октябрьский район. Опять у Ермакова и
его команды понедельник начинается в субботу…