Иркутский аэропорт, как место вынужденной задержки двух лауреатов Нобелевской премии — явление любопытное.

И если у Иосифа Бродского между Иркутском и Нобелем было 25 лет и стихотворение «Инструкция опечаленным», то академику Андрею Дмитриевичу Сахарову была присуждена  Нобелевская премия мира за десять месяцев до описанного в «Воспоминаниях» иркутского эпизода.

Через 5 лет власти СССР лишили великого физика звания трижды Героя Социалистического Труда, Ленинской и Сталинской премии и всех остальных госнаград.

А в августе 1976 года Андрей Сахаров с женой Еленой Боннер (тесно связанной семейными и жизненными обстоятельствами с Иркутском) возвращались  в Москву из Якутии, где навещали в ссылке диссидента, физика Андрея Твердохлёбова.

——-

«Нам не удалось улететь из Мирного самолётом, летящим прямо в Москву, – пришлось лететь до Иркутска.

На аэродроме в Иркутске мы провели несколько часов и просидели бы много больше, если бы Люся [Е. Боннер], очень волновавшаяся из-за моей ноги, не устроила большой скандал. Несколько рейсов по какой-то причине было отменено, на аэродроме скопилось множество людей. Но на неотменённый рейс (он шёл на Ленинград, но нас и это устраивало) никого не сажали, так как самолёт летел с иностранными туристами (занимавшими меньше половины мест). Это обычная практика изоляции иностранцев от советских граждан и предоставления иностранцам привилегированного положения. Во всех курортных местах лучшие гостиницы выделены иностранцам и советских к ним даже не подпускают; то же – с ресторанами; или есть специальные часы, когда кормят только иностранцев. По существу, все это крайне оскорбительно и для советских, и для иностранцев, но и те, и другие переносят это как должное (а что было бы, если бы подобные ограничения были бы установлены, скажем, в Риме или Париже – вероятно, немало витрин было бы разбито!). Люся стала требовать посадки в самолёт для нас и всех ожидающих. В выражениях она при этом не стеснялась (много потом в какой-то статье – очередном пасквиле АПН – ей припомнили “скандал в Иркутске” – ГБ всегда всё слушает и ничего не забывает). Нас и ещё человек 30 посадили на рейс с иностранцами – очевидно, начальство испугалось возможности расширения скандала. Прислушивались уже многие. Потом к Люсе подходили, говорили, что без неё бы не улетели, и удивлялись её смелости:

– Мы бы так не решились…»