День рождения Оксана Готовская празднует синхронно с Пушкиным, причем совпадают и юбилейные даты. Недавно отмеченная — как раз такая. Первая респектабельная веха на жизненном пути. Сделано много, прожита богатая череда ярких событий, рождены десятки спектаклей для постановок Охлопковской сцены, немало премьер – в театрах Магадана, Благовещенска, Улан-Удэ, Уфы, феерические оперы под открытым небом в этнографическом музее «Тальцы», которые так любят иркутские меломаны. А сколько ещё приключений впереди! Ведь именинница изумительно молода, счастлива, талантлива.

Из ранних впечатлений – посещение с мамой занятий в вечерней художественной школе для взрослых. Таких в СССР были считанные адреса. Тогда мама, начинающий художник-оформитель, пробовала силы в Шадринске Курганской области, куда из Иркутска попала вместе с мужем – военным лётчиком.

— Меня спрятали за какой-то ширмой, велели тихо сидеть, — вспоминает Оксана. – Но в какой-то момент преподаватель всё-таки обнаружил «лишнего пассажира». Мэтр оказался настоящим добрым волшебником. Сразу распорядился усадить меня к планшету, выдать лучшие краски, кисточки, дал волю моей фантазии. Это был момент чуда и восторга. И он потом повторялся, я его ждала, я его праздновала. Необыкновенно хорошо мне было и в мастерских у мамы на работе, на заводах и предприятиях. Это пространство было родным, как будто нарочно на меня настроенным.

Художественная школа в Иркутске, куда Оксана и мама вернулись к бабушке и дедушке, потом художественное училище, отделение живописцев. Затем Иркутский политехнический, факультет монументально-декоративной живописи. Классическая выучка и мощная авангардистская прививка.

— Больше всего меня  радовали занятия по композиции. Тут уж ты – сам себе господин. Выполняешь не только учебные задачи, а проявляешь своё воображение. Мне всегда нравилось осваивать работу с новыми материалами и техниками, экспериментировать с их сочетаниями.

Создавая облачение для спектаклей, художница любит использовать рукодельные элементы, рукотворные детали. В убранстве героев драмы «Царь Фёдор Иоаннович», к примеру, много украшений, аппликаций, щедро декорированные головные уборы. Для «Тартюфа» Оксана придумала феноменальные тряпичные парики, которые поубавили пафос барокко и умножили комический эффект. В дело идут порой неожиданные детали и материалы: фурнитура для штор, так называемые люверсы. Один из образов «Чумы на оба ваши дома» обшит-«облит» «мягким» или «гибким» зеркалом – новомодным отделочным материалом. В спектакле по «Ревизору» «Необыкновенные крысы неестественной величины» гипертрофию силуэтов обеспечивали весомые силиконовые вставки. Сейчас шьются костюмы для стартовой премьеры будущего сезона «Деньги для Марии». Оксана сама разработала рисунок принта, который специально напечатали на ткань, чтобы добиться мерцательного эффекта, ощущения визуального «дребезжания», тревожности, ненадёжности, незащищённости души в холодном мире меркантилизма. Готовская – прирождённый театральный маэстро. Поиск, эксперимент, смелые формальные пробы, стремление к красноречивым эффектам – непременные звенья её творческого процесса.

В Иркутский академический она попала осознанно. Напрашивалась на искусы к главному режиссёру театра Геннадию Шапошникову. Первая же попытка – эскизы к «Федре» Цветаевой понравились, были утверждены к постановке. К сожалению, эта затея  не осуществилась. По независящим от соискательницы обстоятельствам. Но эскизы украшают рекреацию перед входом в пресс-центр драмтеатра. Они невероятны, метаморфны, сюрреалистичны. Задаваемые ими иероглифы можно разгадывать долго, не отрываясь. Не суждено было воплотиться многообещающим задумкам «Приглашение на казнь» по Набокову и «Трёхгрошовая опера» Брехта уже после миллениума.

— Оксана, как пережить, если уже нашедшие яркое решение образы остаются только в эскизах? Как оплакивать это маленькое кладбище идей?

— Не будем впадать в трагизм. Это опыт. Ничто не проходит даром. Рукописи не горят. Материал, в который ты погружаешься, о котором глубоко рассуждаешь, обогащает и наполняет тебя личностно, профессионально, духовно. Костюм – это ведь не одежда, это кожа, в которой живёт, дышит, излучает себя персонаж. Через неё прочитывается суть и развитие образа. В костюме «зашиты» его мотивации, коллизии, судьба. Какой-то герой тебе сразу душу откроет, а иной сопротивляется, прячется. Никогда не знаешь, сколько времени уйдёт на эскиз и будет ли он окончательным. Я всегда отдаюсь работе без остатка, и ни о чём не жалею потом.

В «Сумерках богов» по «Маленьким трагедиям» Пушкина, например, Геннадий Шапошников создал бессловесный фантом Чумы. Костюм для него был сложным, мудрёным, тяжёлым в прямом смысле слова. Молодой артист, только что после студенческой скамьи, выходил на сорокасантиметровых котурнах и нёс на себе массивный чёрный балахон, обвешанный белыми масками, зеркальными вставками. Эта конструкция крепилась на длинные палки, в определённые моменты она разворачивалась на большую амплитуду. За ней «текла» река шлейфа, уносящая маски в небытие. Освоить всю эту амуницию было мучительно трудно. Видя терзания исполнителя, режиссёр хотел было уже отказаться от этой совсем не бесплотной галлюцинации. Но артист преодолел все тяготы – и Чума в спектакле работала превосходно. Это был этакий красноречивый зловещий лейтмотив. Излишне говорить, сколько труда было положено на его материализацию. И не важно, что он возникал на краткие моменты. Исполнить его важно было в совершенстве.

Этот принцип часто решающий в костюмировании ролей. В «Новогодних сказках», например, которые живут две святочные недели, но от которых дети ждут настоящего фейерверка. Тут грешно «продешевить». Надо выложиться по полной, как в последний раз. Сказочные облики всегда сложносочинённые, объёмные, технически хитроумные. Спасибо моим мастерицам в пошивочном цехе, которые никогда не пасуют перед самыми экстремальными задачами.

— Творческие муки оправдываются?

— Я давно так не формулирую. Отринула понятие творческих мучений. Это процесс решения задач. Задач интересных, захватывающих. Это азарт поиска и счастье находок. Видеть их воплощёнными на сцене – это самое вкусное. От изначального погружения в первоисточник до премьерных аплодисментов ты проживаешь упоительное приключение. Бывают, конечно, и кризисы, и помехи, загвоздки, нервотрёпки. Но это всё рабочие моменты, которые преодолеваются на магистральном пути рождения спектакля. Не помню, чтобы гармония не была достигнута. И тем более, чтобы какие-то идеи не нашли воплощения из-за технических или материальных проблем. Во всяком случае, в нашем театре. Это территория гарантированных чудес и невероятной радости. Радости живого общения, живого обмена энергиями «здесь и сейчас». Это близость волшебства на расстоянии вытянутой руки. Однажды попав в этот мир, оторваться уже невозможно.

Лучшей подругой детских и юношеских лет для Оксаны была её прабабушка Степанида Дмитриевна, страстная театралка. Рассказы о её далёкой юности врезались в память правнучки недаром. Молоденькая крестьянка жила на левом берегу Ангары, день работала на хозяйстве. А вечером мчалась на лошади к берегу, пересаживалась в лодку, гребла, захватив с собой «парадную» обувь, чтобы успеть к началу спектакля в городской театр – ныне наш Охлопковский. Ещё не построен был Глазковский мост. Но властный зов театрального третьего звонка был всесилен над впечатлительной душой. Страсть к Мельпомене не потускнела до конца жизни. Позднее Степанида Дмитриевна рассказывала Оксане о своих зрительских восторгах, вместе с девочкой они часто слушали по радио «Театр у микрофона». Мог ли тогда подумать кто-то из них, что с охлопковскими подмостками накрепко свяжет Оксану судьба?

После оставшейся в замыслах «Федры» стало ясно, что в театр постучался не случайный, велением сердца посланный человек. Последовали новые заказы. И очень скоро художница поступила в штат. Её многолетний тандем со сценографом Александром Плинтом тоже благополучно сложился. Дуэт охлопковских визионеров плодотворен, крепок, успешен, гармоничен.

Во многом благодаря чуткому, вдумчивому, диалектическому складу души нашей героини, настроенному на сотрудничество, исследование, разведку нехоженых маршрутов.

— Помню, никак мне не удавалось почувствовать будущий мир рок-оперы «Я – Жанна Орлеанская». Несколько проб попали «в молоко». Я взмолилась к постановщику: дайте мне какой-то пароль, опорный знак, от которого я смогу оттолкнуться. И Геннадий Шапошников ответил: «Оживи на сцене ветер, пламя и пепел!». Уже назавтра «лёд тронулся» — и образы спектакля хлынули в моё сознание красочным водопадом.

Так родился этот незабываемый музыкальный и зрелищный прорыв Иркутского академического, оставлявший потрясёнными земляков, безоговорочно покоривший  публику Крыма и Сахалина. В бережном прикосновении к авторскому нерву, внимательном диалоге с разноликой постановочной командой, в сосредоточенной тишине возникают решения для драм и комедий, музыкальных и поэтических полотен. В заповедном ларчике художницы секретов немало. Среди них и богатый эстетический багаж, и увлечение психологией, и медитативные практики. Путеводный ориентир от Марка Аврелия: «Делай что должно – и будь что будет». И, конечно, бесспорная, безграничная, окрыляющая любовь к театру.

— Я живу и работаю здесь, чтобы быть в диалоге, — резюмирует Оксана Готовская. – Что я могу сказать сегодня содержательного, доброго, умножающего свет? Что тебя, мой зритель, сегодня волнует и переполняет? Вместе с отбой мы думаем и чувствуем, высказываемся и движемся вперёд. Быть в театре – счастье. Это маленькая модель мира, где можно изведать весь спектр переживаний и каждый день делать мыслимые и немыслимые открытия. А главное, пребывать в истинном, искреннем, не суррогатном общении, лицом к лицу с человеком, сердце к сердцу, душа с душой.