В Иркутском академическом драматическом театре такой волшебницей вот уже 32 года служит руководитель гримёрного цеха Татьяна Змеенкова, недавно отметившая свой юбилей. Как и многие коллеги по всей стране, она училась своему делу на практике – у непосредственного наставника в процессе работы над спектаклями. Семнадцатилетней выпускницей школы Таня приехала в Иркутск с Сахалина к старшей сестре Ирине, которая уже несколько лет работала в охлопковской команде. Мир театра, окружавший сестру, будоражил, волновал, заманивал в свои чарующие сети. Свойственные большинству девчонок грёзы об актёрской профессии Таня благоразумно успокоила, послушавшись своего застенчивого, скромного и кроткого характера, лишённого тщеславных порывов и амбиций. И, как оказалось, к лучшему.

В разноликой театральной семье нашлось для неё призвание в самый раз по мерке – создавать выразительные внешние приметы самых разных образов, помогать артистам в рождении самых разных ролей – реалистических, фантастических, исторических и вообще совершенно невероятных. Труд этот требует терпения и огромной сноровки, проворства рук, психологической чуткости, художественного вкуса, знания основ анатомии, особенностей мимики, владения широкой гаммой используемых материалов и веществ, постоянного совершенствования, готовности к вызовам новых тенденций и технологий – словом, практически необъяснимых специфических талантов. Гримёр – профессия штучная, уникальная и диковинная.

​ – Вообще-то всё, что мы называем словом «грим» (от итальянского «морщина» – родственница «гримасы»), – это в совокупности несколько отдельных профессий, – рассказывает Татьяна Владимировна. – Визажист, парикмахер, постижёр – изготовитель париков, кос, бород, усов, бровей, бакенбардов и прочих «лохматостей» – ну и по большому счёту художник. В какой-то степени надо быть и скульптором, и живописцем, историком моды и стилей, надо понимать законы драматургии, разбираться в жанровых особенностях. А самое главное – чутко улавливать задачи, поставленные режиссёром и художником спектакля, участвовать в актёрском поиске, работать на общий коллективный результат.

​ – С чего вообще начинается работа гримёра над спектаклем? Со знакомства с эскизами художника?

– Нет. Начинается всё с читки пьесы. Как у актёров, так и у нас. Мы должны понимать, что происходит с персонажами, как они проявляют себя, что они проживают на сцене. Эскизы художника-постановщика – это второй этап. Следом мы работаем над теми элементами, которые нужно изготовить, если такие требуются. Потом уже примеряется конкретный грим для каждого героя. Это делается одновременно с разработкой светового сценария спектакля. Мы приходим на площадку вместе с осветителями. Важно, как тот или иной грим будет смотреться в заданном освещении, как он будет «работать» в определённых сценах. На репетициях нам важно также внимательно оценивать всё, что говорит режиссёр. Именно он создаёт на сцене свой мир так, как он его видит. Мы должны максимально точно и ярко воплотить его замысел.

– Легенда гримёрного креатива Николай Максимов, заслуженный деятель искусств России, талисманный соратник Александра Калягина, всегда во время репетиций сидел в первом ряду, делал пометки в специальной тетради будущего спектакля, стараясь не упустить малейших нюансов в поведении, в состоянии героев. Его можно было назвать сорежиссёром постановочного визуала. Вы с вашими подругами по цеху проявляете творческую самостоятельность?

– В работе над «Примадоннами» художник Лада Смирнова поощряла нашу активность. Мы старались показать все наши возможности, предлагали много вариантов для преображения главных героев в героинь. Что-то она одобряла, что-то нет. Мы любим самостоятельный поиск. Бывает, что нам приходится следовать очень строгим указаниям создателей постановки. Вот Геннадий Шапошников, наш прежний главный режиссёр, видел будущее действие в мельчайших деталях, до последней ниточки, щепочки, до мелкого завитка на конкретном исполнителе. Он всегда точно знал, чего хочет от артистов, от нас, ото всех участников процесса. И это всегда было очень интересно. Хотя бывало и нелегко. Как мы с ним готовили «Чайку»! Рождалось что-то неземное, фантастическое. Он добивался максимальной правды жизни от этой чеховской истории, особенно важны были идеальные исторические причёски, мы старались, как никогда.

Бывает, что какие-то моменты предлагают артисты, мы стараемся учитывать их пожелания тоже, помочь осуществить ту или иную задумку. Большим любителем собственных придумок был Виталий Константинович Венгер. Он ими просто изобиловал. Вот в спектакле «Не так живём, как хочется» по Островскому у него роль была с маковое зёрнышко, как говорится. Он появлялся всего на несколько минут.

Но как! Вылазил из какого-то люка в ластах, в капитанской фуражке, с каким-то исполинским носом. Потом он эту фуражку снимал – и под ней открывалась лысая голова с огромной шишкой. Нос и шишку на лысом парике мы лепили из латекса. От Венгера, кстати, мы узнали, что такое коллодиум. Это такой жидкий гель для нанесения шрамов и ран, просто превосходный. Мы его заказали в Kryolan.

– Какими материалами вы обычно пользуетесь?

– Оснастку для грима мы покупаем у Kryolan. Это мировой лидер в производстве театрального грима и косметики. Они проделывают мощную работу, постоянно вводят новые продукты, у них лучшее качество и максимальная безопасность. Сейчас в театральном гриме превалирует тенденция к естественности, поэтому используется и декоративная косметика. В Иркутском академическом применяется продукция только лучших, надёжных брендов. С продукцией Kryolan я впервые столкнулась в 1991 году, когда немецкие коллеги привозили к нам на гастроли «Разбойников» Шиллера. Мы тогда не могли надивиться, какой у них шикарный грим, какие материалы, какие новейшие хитрости, продуманные до мелочей, какая натуральная «кровь»! Это было целое кино! Позднее, на гастролях в Германии, я сама побывала в тамошнем гримёрном раю, съездила на фабрику париков. Объясняться с коллегами приходилось на пальцах, переводчика не было. Но многое удалось понять и оценить по достоинству.

– Вы упомянули жидкий латекс. Сейчас он активно используется в киноиндустрии. С его помощью делаются накладки на лицо, способные радикально изменить внешность. В театре это делается редко?

– До радикальных превращений дело действительно редко доходит. Но мы активно работали с жидким латексом в спектакле «Александр Невский». Там много было шрамов, ран. Это был интересный новый опыт.

– Вообще, Татьяна, как часто ваша работа становится новым опытом? Ставят ли перед вами задачи, решение которых в готовом виде ещё не существует, с которыми приходится экспериментировать?

– Ну, конечно, мы не можем быть заранее готовы ко всему, что может породить театральная фантазия. Для новых постановок требуется осваивать новые знания и навыки. Делать экскурсы в историю, изучать причёски, обличия разных эпох, вникать в технологические нюансы, чему-то заново учиться, что-то изобретать самим. Спасовать перед каким-то сложным заданием – это исключено. Оно должно быть и будет выполнено, просто придётся больше потрудиться. Мы всегда рады учиться и совершенствоваться. Помню, как увлекательно и непросто мы работали над спектаклем «Севильский обольститель». Там нужно было делать дамские причёски на каркасах, мы тесно сотрудничали с бутафорами, которые изготовили нам эти «арматуры» из проволоки. Надо было, чтобы они надёжно держались и при этом не были заметны – целая инженерная проблема. Зато какая получилась грандиозная красота!

С большой благодарностью и теплом мы вспоминаем сотрудничество с художником-постановщиком «Холстомера» Максимом Обрезковым.

​ – Очень красивый спектакль, невероятно стильный.

– У Максима такая поразительная фантазия, он придумал гениальные образы, помог нам их воплотить. Вот, например, пятно на лице главного героя – его роковая метка. Думаете, как оно сделано? Это шёлк, он держится за счёт специального двустороннего скотча. Шёлк выглядит живо, пластично, создаёт объём. Я прежде не сталкивалась с таким эффектным приёмом. Или вот красивейший образ старой кобылы Вязопурихи в исполнении заслуженной артистки России Елены Мазуренко. Для неё мы изготовили пышную, длинную, почти в пол, седую гриву.

– Да, я впервые увидела актрису в полной амуниции за кулисами и была потрясена. Вы сами создали парик для этой роли?

– Конечно. Все наши парики изготовлены нашими руками. Вот приспособление – карда для расчёсывания волос, вот станок, на котором они вплетаются в три ниточки. Эти косички потом пришиваются на монтюр – шапочку для парика (показывает хитромудрую изнанку волшебства. – Авт.).

– Это же филигранное ремесло! А из чего это делается?

​ – Чаще всего используется шерсть сарлыка, это як, которого разводят в Монголии, в Тыве, на Тибете. Его шерсть длинная, эластичная, намного мягче конского волоса и при этом разных расцветок. Шикарный материал. Реже требуется упругий и жёсткий конский волос, совсем единично — человеческий. Кроме париков мы делаем косы, шиньоны, букли, усы и бороды – всё это называется постижем. Отдельная мануфактура, можно сказать. В Москве и Санкт-Петербурге этому учат на гримёрских факультетах в штучных учебных заведениях. Мои коллеги Марина Ларионова и Анастасия Ветрова учились в Иркутском технологическом училище на постижёров, я первоначально окончила курсы парикмахеров и визажистов в «Салоне красоты», потом уже постижёрные тонкости осваивала на практике.

Сам живой театральный процесс – нескончаемый университет, постоянная школа, непрерывное восхождение в профессии. Спасибо книгам, учебникам, мастер-классам в Интернете. Года два назад для гримёров был организован мастер-класс с московской мастерицей в музыкальном театре имени Н.М. Загурского. Очень много мы почерпнули там. Особенно по работе с лицом. Гримом можно состарить лицо и сделать моложе, создать лицо грустное или радостное, усталое или сердитое, удивлённое или больное – тут нет границ. Можно изменить конфигурацию черт, сделать нос с горбинкой, увеличить и заострить подбородок, да мало ли что… Грим бывает исторический, национальный, сказочный, фантастический… Всего и не перескажешь. Вот, к примеру, клоунский грим разных эпох и широт, он тоже отличается. Есть традиционные «маски», которые выполняются строго по канонам. Сегодня чаще встретишь новые варианты. У нас в спектакле «Смертельный номер» у клоунов грим традиционный с элементами современной стилистики, сложный и очень эффектный.

Татьяна Владимировна щедро демонстрирует все сокровища своей уютной, очень аккуратной мастерской. Здесь в большом шкафу на полках выстроились болванки и манекенные головы, в подписанных коробочках хранятся любовно уложенные парики, приплёты и косы к разным спектаклям… С утра здесь тихо и спокойно. Но ближе к вечернему представлению всё оживёт – и начнётся сноровистая, без суеты и апломба, тихая магия превращений. Артисты приходят в дивную комнату к Татьяне Змеенковой в полном доверии. Знают, что здесь всегда найдут решение их порой непростых запросов, проявят понимание к творческим «причудам», помогут обрести уверенность перед выходом на сцену, расправить незримые крылья. Татьяна всегда настроена положительно, всегда чутка и внимательна. Настоящий виртуоз своего дела,​ она ещё и прекрасный стихийный психотерапевт для своих талантливых «моделей». И это ещё одно бесценное качество юбилярши, которое даётся призванием и любовью к родному театру.​

– Работу в нашем охлопковском театре невозможно не любить, – признаётся Татьяна. – Мне посчастливилось связать с ним свою судьбу, это лучшее место в Иркутске, лучшее место на земле. Мы прекрасно оснащены, а если чего-то нет – завтра появится, мы купаемся во всём необходимом. Но главное – здесь удивительная творческая атмосфера и тёплая, дружественная, можно сказать, семейная аура, мы все тут единомышленники, все живём одним стремлением – создавать глубокие, яркие и ценные спектакли для людей.