Оказалось, что не только дети, но и взрослые люди в разговорах о зимующих птицах вспоминают в первую очередь о городской птичьей мелкоте – воробьях и синичках, для которых принято мастерить кормушки. А если на неё прилетит поползень, снегирь или вдруг дубонос (даже на дачах это случается не каждую зиму, в городе ещё реже) – общая радость и рассказы друзьям, соседям, иногда даже коллегам на работе. Понятно, что об этих пичугах (ну, может, кроме дубоноса, которого не все знают) родители и дети вспомнят быстро. После короткой заминки кто-то хлопнет себя по лбу: а ведь примелькавшиеся на городских площадях голуби и вороны с сороками на тополях – тоже вполне себе дикие птицы, причём зимующие. Кто-то по аналогии назовёт ещё и голубых сорок и даже соек, – они тоже из семейства врановых. Растёт список в тетрадках третьеклассников. А вот утки? Обыкновенные дикие утки. Те же кряквы, к примеру. Они у нас зимующие или перелётные? На этот вопрос и раньше ответить однозначно было невозможно, а теперь, с учётом глобальной перестройки климата планеты, тем более.

Научное допущение

– Мои коллеги чуть ли не каждый год отмечают новые виды птиц, которых раньше на зимовке в Иркутске и его окрестностях не отмечались, – рассказывал мне нынче кандидат биологических наук, орнитолог Виталий Рябцев. – Это, в частности, целый ряд дроздов. И, конечно же, всё новые виды водоплавающих. Три года назад здесь, на Ангаре, в черте города я встретил двух огарей, красных уток. Никогда раньше они у нас не зимовали. Никто из орнитологов их не отмечал. По крайней мере, я о таких случаях не читал, не слышал. Впервые я отметил их на Ангаре несколько лет назад в феврале, уже на исходе зимы. Значит, та первая их зимовка в Иркутске завершилась, скорее всего, благополучно.

– В последние годы огари действительно пытаются зимовать у нас, – подтвердил наблюдения коллеги орнитолог, доктор наук Игорь Фефелов. – Уток этого вида на Ангаре становится явно больше.

Возвращался недавно по бульвару Гагарина в Иркутске. Несколько часов провёл на улице. Продрог. Тротуарная плитка под ногами покрыта скользкой изморозью. На неё всё внимание: не поскользнуться бы, не грохнуться. И замечаю вдруг боковым зрением справа от себя, где Ангара за бетонным парапетом, огромную тень на небе. Глаза поднял – стая уток летит над городом на фоне каменных многоэтажек. Большая! Кряквы. Их вытянутые шеи, как стрелы, в сторону плотины Иркутской ГЭС указывают. А на дворе февраль! Забыв про скользкую плитку и мороз, распахиваю куртку, путаюсь в шарфе, доставая из-за пазухи отогретый фотоаппарат… Поздно! Уточки-то улетели. Сохранилась в кадре на фоне городских строений лишь парочка отставших. Впрочем, сделай я этот кадр лет 15–20 назад, радости бы не было предела. Кряквы и в ХХ веке уже оставались на зимовку в черте города, только было их куда как меньше, чем теперь.

Моё (и не только моё) предположение, что быстрый рост числа зимующих птиц на незамерзающем участке Ангары в черте Иркутска вызван глобальным потеплением, орнитологи отвергать не стали, но поддержали его с осторожностью и оговорками. Не как научный факт и даже не как рабочую гипотезу, а скорее как научное допущение. Согласились, что глобальные погодные изменения последних десятилетий тоже содействуют росту видового состава и общей численности птиц, остающихся у нас зимовать. Но наряду с большим количеством других факторов. И вот как раз в появлении на зимней Ангаре огаря, по мнению Игоря Фефелова, ключевым фактором может оказаться изменение климата на планете.

– Это может быть связано с переселением вида из более южных районов, потому что там отмечается растущий дефицит влаги, – предполагает Игорь Владимирович. – Но могут влиять и какие-то другие процессы. Данных для однозначного вывода пока недостаточно. Скорее всего, это может быть связано с изменениями климата, но с какими именно – ещё предстоит выяснить.

Прародители уток

Подошёл к парапету набережной, из-за которого в небо поднялась большая стая птиц, рискнувших остаться в Иркутске на зиму, а поверхность реки вдоль берега сплошь утками дикими усыпана. И незаметно, что улетела отсюда только что добрая сотня. На самом мелководье, у ледяных заберегов, кормятся кряквы. Поодаль светятся белыми грудками и боками гоголи. Да, те самые, благодаря которым и про самовлюблённых людей говорят, что они гоголем ходят. Разница в том, что гоголем ходят (важно, надменно, высокомерно) лишь некоторые люди и лишь иногда, а утки-гоголи все и всегда – грудь вперёд, нос вверх и вальяжно так, вразвалочку. Будто он только что медаль получил или депутатом избрался. Они анатомически так устроены, что неудобно им ходить «скромнее». А ещё гоголи в отличие от прочих уток гнёзда строят не на болотных кочках и даже не в прибрежном кустарнике (для них это «низко»), а в дуплах, высоко на деревьях, растущих вблизи родных водоёмов. С удовольствием пользуются и искусственными гнездовьями, гоголятниками, которые внешне похожи на скворечники, но с поправкой на размеры птицы, конечно. èèè

Обыкновенная кряква в жизни кажется проще, но для человеческого быта важнее гоголя. Хотя бы потому, что именно кряквы являются родоначальниками домашних уток. Не только в России. И тех, что держат сельские жители на своих подворьях, и тех многих тысяч, что выращиваются на утиных фермах в разных странах. Их одомашнивание началось ещё три тысячи лет назад в Юго-Восточной Азии, а попозже параллельно и в других частях Евразии. Так что сегодня у всех домашних уток – и серых, и белых, и всяких разных – один прародитель: кряква. Есть, правда, ещё утка мускусная, одомашненная позже, но столь массового распространения в мире она так и не получила. До сих пор и остаётся немножко «экзотикой».

На зимней Ангаре кряквы с гоголями держатся отдельными стаями, но не потому, что друг друга недолюбливают, а потому, что они естественным образом между собой кормные места поделили. Прибрежное мелководье досталось кряквам. Глубина реки – гоголям. Каждый вид кормится там, где ему удобнее. Кряквам удобнее у берега. Плавают они, разумеется,«как утки в воде». А вот ныряют (возможно, кого-то это удивит) так себе. Может, конечно, в случае опасности, если хищник рядом окажется, и кряква нырнуть с испугу на метровую глубину и даже проплыть под водой метров десять сумеет, чтобы от хищника подальше оказаться. Но за пищей они не ныряют. Кряквы её с поверхности воды собирают. А если чего-то калорийного со дна достать захотят, то встают на воде вверх хвостом, как поплавки, и прощупывают клювом ил да песочек в поисках съестного. А если длина шеи не позволяет крякве до дна дотянуться, она ищет, где мельче.

Зато гоголей учёные не зря к нырковым уткам относят. Эти и на воде, и под водой – в своей стихии. Справочная литература утверждает, что десятиметровая глубина гоголям вполне доступна, хотя предпочитают они пресные водоёмы или морские заливы с глубиной до 3-4 метров. В этом плане незамерзающая Ангара под плотиной ГЭС их вполне устраивает. Впрочем, как и многие другие виды водоплавающих, в классическом определении перелётных, но избравших местами своих зимовок не жаркие страны, а незамерзающую в Иркутске Ангару.

«Берег иркутский»

С далёкого дошкольного детства считал я диких уток птицами исключительно перелётными. Безо всяких «но». Современная справочная литература тоже до сих пор относит гнездящиеся в Сибири виды водоплавающих птиц к перелётным. Правда, с оговорками про всякие редкие и даже исключительные случаи, которых, как подсказывают мои ощущения, становится всё больше. Но какие же они перелётные, если вон, пожалуйста, посреди зимы огромными стаями над Иркутском летают. И «не нужен им берег турецкий», если под боком есть «берег иркутский». В поле моего зрения их многие десятки. Даже сотни, наверное. Или тысячи? Не умею я на глаз количество птиц даже приблизительно определять. Проще сказать – много! Но это только в поле моего зрения, то есть на крохотном участке акватории реки напротив СИФИБРа. Мне даже воду у противоположного берега не видно. А незамерзающий участок реки тянется на многие километры от плотины Иркутской ГЭС. По данным специальных учётов, у нас (на незамерзающих участках Ангары в истоке реки на Байкале и в нижнем бьефе Иркутской ГЭС) ежегодно зимует до 30 тысяч особей разных видов. В их числе гоголи, кряквы, несколько видов крохалей, морянки и прочие, прочие. Некоторые виды зимуют тысячами, а какие-то единицами. Но в целом их количество ставит Прибайкалье в ряд крупнейших внутриконтинентальных зимовок в Азии. Орнитолог Виталий Рябцев допускает даже, что в настоящее время у нас она и есть крупнейшая.

Не за южным теплом, а за пищей наматывают перелётные на свои крылья тысячи трудных километров. И улетают многие из Сибири зимовать в тёплые страны, по утверждению орнитологов, не от холода, а от голода.

– Да, возникают здесь местные популяции некоторых видов, – отвечает на мой вопрос Виталий Валентинович. – Один из примеров – утка морянка. Она гнездится в тундре. В истоке Ангары, на Байкале, орнитологи отмечают её уже давно, но единичными особями и маленькими группами, штук по десять-двадцать. А с начала нынешнего века число зимующих морянок вдруг стало расти и превысило 300 особей. В последние годы регулярно фиксируется до или даже более 300 птиц, зимующих на одном и том же участке. Сформировалась отдельная своеобразная популяция этого вида.

Морянки, оправдывая своё название, предпочитают зимовать (по утверждению «Википедии»)даже не на морских побережьях, а «на морских просторах, часто вдали от берега, и на суше появляются редко, небольшими группами, в основном во время шторма либо для смазки тела». А ещё морянка – утиный чемпион по нырянию. 50, а по некоторым данным, и 60 метров глубины для неё – дело нормальное. Гоголь, способный достать что-то съедобное с десятиметровой глубины, по сравнению с морянкой и не нырок вовсе, а так, «пацан начинающий».

– Популяция предполагает некоторую стабильность «коллектива», – уточняю у исследователя значение термина «популяция». – То есть для формирования популяции надо, чтобы птицы, благополучно перезимовавшие в каком-то конкретном месте, прилетели сюда и второй, и третий, и пятый раз? Чтобы они и детям своим объяснили, что нечего перья зря трепать в дальних перелётах, зиму перезимовать и в Иркутске можно?

– Узнать уток «в лицо» трудно, поэтому утверждать однозначно не стану, но, скорее всего, происходит всё именно так, – соглашается орнитолог. – Основу популяции составляют те утки, которые уже имеют опыт зимовки в истоке Ангары или на реке в черте города. Полученный опыт оказался для них положительным, поэтому птицы возвращаются. Целенаправленно летят именно сюда и ведут за собой из тундры новых «товарищей». В итоге возникшая популяция растёт численно, на основе опыта, накопленного во время предыдущих зимовок, лучше приспосабливается к местным условиям и – это важно – к местной пище. Учёты последних лет показывают, что число зимующих в истоке Ангары уже превысило три сотни.

– И число особей в популяции зимующих на Ангаре морянок продолжает расти?

– Предполагаю, что их численность может стабилизироваться примерно на сегодняшнем уровне. Не уверен, что здесь есть кормовые возможности для заметного увеличения общей численности зимующих водоплавающих птиц. Их количество и сейчас уже измеряется несколькими десятками тысяч особей. Это много. Но, чтобы определить возможный предел численности зимующих птиц, надо тщательно изучить возможности кормовой базы.

Возвращение на историческую родину

Довольно регулярные сообщения о новых видах птиц (не только водоплавающих), отмечаемых орнитологами на территории Иркутской области, создали у меня впечатление о росте биологического разнообразия. Однако простой, казалось бы, вопрос – не ошибаюсь ли я в своих ощущениях – заставил доктора наук Игоря Фефелова задуматься.

– Здесь двумя словами не обойтись, потребуется четыре, – с улыбкой ответил учёный. – В этом вопросе всё очень неоднозначно. Да, новые виды птиц на территории области отмечаются довольно регулярно. Они попадают в соответствующий список. Но немногим из них удаётся стать более-менее обычными. Вот один раз появился представитель какого-то вида на территории региона, и этот факт достоверно зафиксирован, он уже в список попал. Но, если потом его несколько лет никто не видит, это остаётся незамеченным. Точно так же с прилётом и отлётом птиц. Весной, когда птицы возвращаются с юга, это всем заметно, это бросается в глаза. Орнитологи и любители отмечают конкретные даты, когда прилетели трясогузки, когда небо заполнили стрижи. А когда они улетели – поди заметь. Только при регулярных и целенаправленных наблюдениях, когда отмечаешь присутствие вообще всех птиц, можно понять, когда кто-то улетел. Так и с новыми видами. Их появление, пусть даже случайное, одноразовое, фиксируется, а исчезновение часто остаётся незамеченным на годы. В результате список пополняется и пополняется. Это закономерно. А вот исключение из списка – дело гораздо более сложное, нетривиальное, требующее целенаправленных исследований.

Игорь Владимирович приводит примеры, когда некоторые виды птиц, считавшихся вполне обычными для Прибайкалья, вдруг полностью исчезали на многие годы, а потом так же неожиданно возвращались. Самый известный пример – баклан на Байкале. В шестидесятых годах ХХ века он по непонятным причинам исчез, а в начале ХХI века, через 40 лет, вдруг вернулся на озеро. Возможно, это связано с какими-то недостаточно изученными цикличными природными процессами. В том числе и гораздо более длительными, вековыми.

– Такой примерчик: горные гуси на Байкале. Когда Бенедикт Дыбовский с Виктором Годлевским занимались исследованиями Байкала в Култуке (1868–1877 гг. – Авт.), они отмечали, что там появляются горные гуси. Потом этот вид гусей много-много лет никто на Байкале не видел. А уже в нашем 21 веке их вновь начали периодически отмечать. Есть достоверные сведения, что одна пара даже пыталась загнездиться на одном из островков на Малом Море. Длительный получается цикл.

Пример горного гуся, возвращающегося «на историческую родину» через сто с лишним лет полного или почти полного отсутствия, натолкнул меня на предположение, что, может быть, и хищные птицы, которые теперь регулярно зимуют в Иркутске, – это для городской среды не новые, а вернувшиеся виды птиц? Впрочем, вряд ли. Сто лет назад город представлял собой совсем другую среду обитания. Тогда тем более интересно, чем привлекает пернатых хищников современный каменный город, опутанный проводами, переполненный людьми и машинами? Или что заставляет их приспосабливаться к жизни в городе? Но это тема отдельного разговора.