Братья на фронте

Добавить что-либо новое к истории братьев Гайдаев сейчас уже очень трудно. Судьбы их, кажется, изучены под микроскопами критиков и почитателей таланта. И тем не менее каждый решившийся на поиск находит что-то новое… Так было и со стихотворением «Наказ матери». Если бы не две базы данных – «Хроники Приангарья» («Молчановка») в Иркутске и «Электронекрасовка» («Некрасовка») в Москве, мы бы даже не знали, какая судьба у этого стихотворения. Благодаря оцифрованным газетам выяснилось, что буквально за несколько дней до публикации стихотворения в «Вечерней Москве» оно вышло в Иркутске. 7 октября 1941 года «Наказ сыну» был напечатан в «Восточно-Сибирской правде», а уже потом – в Москве. Вряд ли Александр Гайдай в эти дни думал, где и почему напечатаны его стихи… Может, он никогда и не видел этот номер «Вечерней Москвы». Тогда было не до этого. Старший из братьев уже служил в Забайкальском военном округе. И теперь круг его тем был естественным образом сосредоточен на делах Восточного фронта, хотя он продолжал печататься в областных газетах. А возможно, и во всесоюзных… Кто знает, скольким москвичам эти стихи иркутского юноши подняли дух в тот момент, когда никто не знал, чем кончится дело и не окажется ли столица в руках врага…

Александр Гайдай ещё со школьной скамьи начал печататься в областных газетах, был главредом школьной газеты, где его хулиганистый брат Лёня служил «юнкором». А в 1937 году и вовсе стихотворение Александра «Байкал» было напечатано в журнале «Пионер». И не просто небольшие рифмы, а полноценное стихотворение на 32 строки! На отдельной странице, сразу после репортажа Исаака Бабеля о Франции. По семейной легенде, Лёня так вспылил, узнав об этой новости, что переписал стихи брата и отнёс в одну из иркутских газет. Стихи напечатали, братья разругались. Ясно, что предприимчивый Леонид немножечко завидовал успехам брата-отличника. И отчаянно искал, куда же приложить свои таланты. Наступил 1941 год, брата по возрасту уже взяли на фронт, а Лёне пришлось довольствоваться тыловой жизнью, он поступил рабочим сцены в драмтеатр, туда, куда тянула его артистическая натура. Будучи монтировщиком сцены, он мог видеть, как работают эвакуированные в Иркутск артисты Театра сатиры, включая Владимира Хенкина, Ивана Любезнова и многих других.

Но эта работа продлилась недолго. Как известно, уже зимой 1942 года он таки добился отправки на фронт. Сначала был восток, а потом – запад. Всего 4 месяца службы в пешей разведке, которые принесли медаль «За боевые заслуги» в декабре 1942 года и тяжёлое ранение ноги ранней весной 1943-го, когда младший Гайдай, возвращаясь с «языком» в составе разведгруппы, подорвался на мине. Практически весь 1943 год юноша провёл в госпиталях – нога плохо заживала… Были подозрения на необходимость ампутации. В это время страницы иркутских газет украшала их фамилия. Саша громил врага статьями и стихами. К концу 1943 года стало ясно, что фронт для Лёни Гайдая закрыт – ранение сделало его нестроевым. Он вернулся домой и снова открыл двери Иркутского драматического…

Лёня Истребитель крыс

Принято считать, что первые роли Гайдай сыграл в 1947-1948 годах. Однако, судя по свидетельству газет и музейных документов, на сцену он вышел намного раньше. Ещё не имея корочек актёра. Нога болела, нужно было периодически ложиться на лечение, а Гайдай уже начал играть. Трёхгодичная актёрская студия при Иркутском областном драматическом театре была открыта 1 января 1944 года, документы надо было подать до 15 декабря 1943-го. Гайдай опоздал, поскольку проходил лечение в госпитале и приехал только 1 февраля. Ему в виде исключения разрешили пройти испытания. И он был зачислен в студию 2 февраля. Как оказалось, вторым студентом, зачисленным с опозданием, была будущая актриса драмтеатра Любовь Кириллова. Мы рассказывали в 2016 году о том, как родственники передали в Музей истории г. Иркутска чудом сохранившиеся вещи Любови Кирилловой (материал «Это зеркало моей бабушки»). Тогда мы ещё не располагали информацией о том, что Гайдай и Кириллова были зачислены в студию одновременно.

Как Леониду удалось пройти комиссию – загадка. Во время второго набора в студию в сентябре 1944 года в условиях допуска к испытаниям значилось, что будущий студент должен предоставить «удостоверение лечебного учреждения о том, что поступающий не страдает болезнями, препятствующими поступлению в студию, и может заниматься физкультурой, фехтованием и танцами…». Физкультура, фехтование и танцы были в числе дисциплин и при первом, «гайдаевском», наборе, об этом лично писал директор театра Волин в 1943 году в газете «Восточно-Сибирская правда». Гайдаю или как-то удалось скрыть свою больную ногу, или он был очень убедителен… Вообще-то, по данным «ВСП», в студию при драмтеатре подали документы 650 человек, а отобрали только 26. А этот ещё и опоздал. Однако Гайдай сдал испытания по сценической речи, подготовил этюд. И был принят. Фактически ещё больным. А студенты работали по 15–18 часов в сутки, сообщалось в газете в 1946 году. Но никто не жаловался: к 1946 году отсев в студии был незначительным. Это был шанс не просто получить заветную профессию, но и просто выжить. Студия давала учащимся все права студентов вузов, они получали карточки на питание, в том числе и «жировые».

Буквально через несколько месяцев Гайдай уже репетировал во втором составе роль дьяка в «Великом государе» (спектакль по трагедии В. Соловьёва в постановке Николая Медведева). По-видимому, это была его первая роль на сцене драмтеатра. Как писал директор театра Волин в «ВСП» 3 июня 1944 года, «впервые в конце сезона органически включились в работу студенты открытой недавно театральной студии». Неизвестно, удалось ли Гайдаю сыграть на премьере, потому что по документам, найденным актёром Иркутского драмтеатра, историком театра Виталием Сидорченко, 21 мая 1944 года Гайдай должен был снова лечь в больницу на очередную операцию, болела раненая нога. Премьера состоялась 8 июня. Тем не менее в программке «Великого государя», принадлежавшей Любови Кирилловой, Гайдай значится во втором составе.

Сейчас эта программка хранится в Музее истории Иркутска. А через несколько дней после премьеры театр отправился на гастроли в Хабаровск. Гайдай написал в дирекцию: «Не желая отставать от занятий в студии, могу выехать после выздоровления (приблизительно в конце июня) на место пребывания театра». Сумел ли он выбраться на эти гастроли, неизвестно. Но, зная его характер, вполне мог. Открытие гастролей состоялось 30 июня 1944 года, работали актёры июль и август. Всего в Хабаровске театр показал 77 спектаклей, которые посмотрели 65 тысяч человек.

Однако точно известно, что Гайдай был в Хабаровске в 1945 году, когда артисты областного драмтеатра второй раз работали для бойцов 2-го Дальневосточного фронта. Виталий Сидорченко в своей статье приводит воспоминания Виктора Егунова, который попал во второй набор студии драмтеатра осенью 1944-го. Жили ребята в полуподвальном помещении, где было много крыс. Как-то спасались, затыкали щели, но однажды Егунова всё-таки укусила за ухо ночная разбойница. Лёня Гайдай разбудил администратора театра Коцюкевича, Егунова отвели в травмпункт, сделали противочумный укол. Никто не мог заснуть, все боялись крыс. И наконец Гайдай придумал, как ловить ночных гостей. Когда все уходили на работу, на стол ставили кастрюлю с остатками еды, а крышку оставляли у самого порога. Когда вечером возвращались, Гайдай тихонько брал крышку, крался к столу и накрывал весь крысиный пир разом. А потом все строем шли на берег Амура – вытряхивать крыс…

Известно, что 26 ноября 1945 года на областном вечере памяти Л.Н. Толстого Леонид Гайдай вышел на сцену с другими студийцами в эпизоде спектакля «Власть тьмы». Играл он крестьянина Никиту. В 1946 году Гайдай был назван в числе 6 студентов, у которых к третьему курсу были только хорошие и отличные оценки. «Некоторые студийцы обещают в будущем стать артистами большого дарования, – писала «ВСП». – Талантливо провели заключительные сцены экзамена по актёрскому мастерству В. Шастина, Гайдай, Кириллова, В. Косов, Лылов». Гайдай с товарищами блестяще разыграли массовые сцены в спектакле «Укрощение строптивой», поставленном театром в 1946 году. Постановка имела большой успех, и считалось, что именно массовые сцены дали ей такой динамизм и живость.

Наглый Ганс

В августе 1947 года Гайдай успешно сдал выпускные экзамены и оказался в числе 10 студентов, которые сразу же были зачислены в труппу театра. 17 сентября 1947 года в газете «Восточно-Сибирская правда» была размещена фотография с репетиции спектакля «Молодая гвардия», а именно – сцена клятвы молодогвардейцев. Олега Кошевого играл народный артист Таджикской ССР Якушев, Ульяну Громову – артистка Валентина Архангельская, а Ивана Земнухова – Леонид Гайдай. 21 сентября газета вышла с целой полосой, посвящённой спектаклю. Интересно, что у рецензии на спектакль было два автора – Александр Багашев… и Александр Гайдай. Видимо, на премьеру брата он приехал специально. Имя его под рецензией стоит первым. Он кого-то хвалит, например артиста Логашова, сыгравшего Серёжу Тюленина, кого-то мягко критикует, как артистку Архангельскую, советуя вложить в образ Ульяны Громовой «больше сердечности». Ну а про брата пишет так: «Вполне справился с ролью Вани Земнухова артист Л. Гайдай. В угловатом и мечтательном юноше из шахтёрского городка он сумел увидеть энергичного, жизнедеятельного, кристально честного человека». Успех спектакля был большим. Комсомольская бригада завода имени Куйбышева после спектакля приняла решение взять название «Молодая гвардия», заводчане заявили, что им понравились образы, созданные на сцене: «решительный и деловой Олег», вечно весёлая Любка-артистка, поэтически настроенный Ваня Земнухов…

В конце октября 1947 года Гайдай уже выступил как полноправный участник на областном собрании молодых работников искусств под эгидой обкома ВЛКСМ. Ему, как начинающему артисту, исполнившему серьёзную роль в «Молодой гвардии», дают сказать слово. И он говорит: «Молодёжь непрестанно должна работать над собой. Нужен обмен опытом». Зная весёлый, озорной характер Гайдая, можно предположить, что это как раз журналисты сделали юного артиста таким серьёзным и важным. Тем не менее за работу в спектакле «Молодая гвардия» Гайдай вместе с другими студийцами получил почётную грамоту обкома ВЛКСМ. В газете «Советский боец», где его брат Александр был постоянным автором, Леонид Гайдай выступил с самостоятельной статьёй. Он рассказал, как работал над ролью.

«В этом году в моей жизни произошло знаменательное событие: после трёх лет учёбы я закончил театральную студию и впервые вышел на сцену как полноправный актёр… – писал Гайдай. – Мне посчастливилось начать свой самостоятельный творческий путь с исполнения роли члена штаба «Молодой гвардии» Героя Советского Союза Ивана Земнухова…» Гайдай рассказывает о роли и завершает статью словами: «Не мне судить, насколько я справился с порученной мне ролью». Интересно, что в своём рассказе Гайдай почти дословно повторяет фразу брата из сентябрьской рецензии в «ВСП» про «угловатого и мечтательного юношу из шахтёрского городка». Не исключено, что брат участвовал в написании и этой статьи, поскольку известно, что младший Гайдай не любил мелькать на газетных страницах, хотя стеснительностью никогда не отличался.

Виктор Егунов вспоминал, что Гайдай очень ярко играл роль без слов в «Госпоже министерше» Бр. Нушича. Сын дяди Панте Милле выходил на сцену со своей матушкой – долговязый, с оттопыренными ушами, в коротких штанишках и белой рубашке с бантиком. Парочка была настолько комичной, что смеялся весь зал и не было слышно реплик актёров. В 1948 году Леонид Гайдай сыграл и в спектакле «Губернатор провинции» по пьесе братьев Тур и Шейнина. В своё время в Москве ходила присказка: «На берегах литературы пасутся мирно братья Туры и, с ними заводя амуры, Лев Шейнин из прокуратуры». Это указание на то, что литератор Шейнин в первую очередь был юристом, прокурором, а уже потом писателем. Например, участвовал в Нюрнбергском процессе.

Гайдаю досталась роль сержанта Гарри Перебейноги (какая ирония, учитывая ранение артиста. – Авт.) – украинца, ставшего американцем. Он не забыл родину и носит в мешочке горсть полтавской земли. По сюжету русский солдат Егоров отдаёт ему свою звёздочку, и тот прячет её в мешочек с родной землёй. Эта сцена стала символом дружбы народов, победивших фашизм. В 1949 году это произведение стало известно всей стране: Григорий Александров снял фильм «Встреча на Эльбе» с Владленом Давыдовым, Любовью Орловой, Борисом Андреевым, Эрастом Гариным… Роль Гарри Перебейноги досталась Ивану Любезнову, которого буквально несколько лет назад монтировщик сцены Гайдай видел на спектаклях в Иркутске… В 1950 году Лев Шейнин получил Сталинскую премию за сценарий, а потом за «протаскивание космополитических и националистических идеек» подвергся критике.

Судя по газетным рецензиям, Гайдай за очень короткий срок – 1947–1949 годы – сыграл в областном драматическом театре очень много ролей. Он был и агрономом-мечтателем Твердовым в «Хлебе нашем насущном» Н. Вирты, и рабочим Левитом в «Интервенции» Л. Славина, неизвестным посетителем в спектакле «На той стороне» Ан. Барянова, доктором Петренко в «Законе чести», милиционером в постановке «Вас вызывает Таймыр» К. Исаева и А. Галича. Отлично оценили критики роль наглого Ганса в «Константине Заслонове», которая также была исполнена Гайдаем. «Закон чести» был показан военнослужащим, и вместе с ними на спектакле был Александр Гайдай как корреспондент «Советского бойца». Он даже написал развёрнутую рецензию, правда, на этот раз брат в ней не фигурировал. Капитан Гайдай рецензировал и «Интервенцию», но тоже почему-то умолчал о работе брата. Да, впрочем, у него самого была очень бурная творческая жизнь – он печатался в «Новой Сибири», в это самое время в стенах областного радиокомитета звучал «Вальс десятиклассников», сочинённый… всё тем же Александром. Однако наступил 1949 год, и Гайдай-младший принял решение ехать в Москву, поступил на режиссёрские курсы во ВГИК. Так начинался режиссёр Гайдай. Но всё же тот Лёнька, который куролесил и выступал, а потом передал эту энергию в свои картины, получился тут, в Иркутске. Кто знает, был бы у нас выдающийся режиссёр Гайдай, если бы не их вечное соперничество с братом-отличником».