«Инновационно-колониальная среда»

– Практически каждый день мы слышим новые заявления об импортозамещении. Но по большому счёту это абстрактное понятие, которое глубину проблемы не раскрывает…

– Думаю, всю глубину проблемы пока не видит никто. Люди, которые принимают решения, отлично понимают: даже если начать бить тревогу и делать громкие заявления, решению проблем это никак не поможет. Поэтому нужно просто засучить рукава и начинать работать.

Среду, в которой формировалась современная отечественная IТ-сфера, я бы назвал инновационно-колониальной.  Все эти годы мы активно использовали все преимущества новейших инновационных технологий, получали от всего этого неплохие дивиденды, но при этом шли не по своему пути, а по пути, намеченному нам зарубежной IТ-индустрией ещё в прошлом веке, до перестройки.

Новейшее оборудование и  программные системы позволили совершить грандиозный скачок в развитии практически во всех отраслях, если сравнивать, например, с тем состоянием, в котором мы находились 25–30 лет назад. В одних сферах проникновение зарубежных технологий более заметно, в других – менее. В качестве примера глубокого внедрения IТ-технологий в ключевые бизнес-процессы можно привести банковскую сферу, ритейл, телеком, логистику. Аналогичные процессы шли в структурах госуправления. Например, пенсии уже давно начисляются не в райсобесе на калькуляторах, а в современных ЦОДах – это более 10 тысяч серверов разных платформ и производителей (Dell, IBM, Oracle и так далее). Информационная система Пенсионного фонда – одна из самых дорогостоящих в современной России: на её создание было потрачено более 22 миллиардов рублей. И сейчас производители этого оборудования уходят из страны.

Вообще, здесь можно обнаружить такой феномен: чем выше уровень инновационности предприятия, тем сильнее становилась «колониальная» зависимость от зарубежного производителя оборудования или разработчика программного обеспечения. Исключением можно назвать «неинновационные» сферы, в которых ИКТ внедрялись крошечными шагами, как пример – предприятия военно-промышленного комплекса.

– Как можно охарактеризовать состояние российской IТ-сферы на момент введения санкций?

– Очевидно, что за 30 лет в стране формировалось и «местное» производство, расширялось число IТ-компаний, увеличивалась их выручка, росла численность сотрудников. В 2021 году в IТ-сфере в России было задействовано 384 тысячи человек, в 2025 году прогнозируется рост до 420 тысяч человек. Для сравнения: в США число специалистов в IТ-сфере в десять раз больше, и растёт она быстрее, чем у нас.  Ожидается, что с 4,6 миллиона сотрудников в 2021 году она увеличится до 5,8 миллиона к 2025 году. Да и численность наших и зарубежных IТ-компаний просто несоизмерима.

В целом, несмотря на активный рост показателей  российской IТ-сферы, процесс её развития шёл черепашьими шагами. Основная причина – экономика, экономический эффект. Дешевле, быстрее и надёжнее было внедрять проверенные зарубежные решения, да и многим отечественным IТ-компаниям – системным интеграторам – это было крайне выгодно. Конкурировать российским разработчикам с численностью в несколько сотен человек с зарубежными IТ-гигантами, где работают более сотни тысяч человек, достаточно сложно. Но свободных ниш в IТ-сфере достаточно, и в рыночных отношениях наши разработчики без проблем находили своё место.

– Возьмём, к примеру, один сегмент – рынок бухгалтерских программ для предприятий. Кажется, «1С» достаточно широко на нём представлена. Это ведь отечественная программа.  

– В середине 1990-х только в одной Москве было около 600 компаний, которые разрабатывали программы для бухгалтерии. Но со временем компания «1С» стала практически монополистом в своём сегменте после серии удачных маркетинговых ходов, вовремя разработанной платформы и так далее. При этом все остальные разработчики бухгалтерских программ исчезли, то есть фактически пропала и конкуренция в сегменте автоматизации процессов малого и среднего бизнеса.

При этом крупный российский бизнес («Газпром», Сбербанк, Росатом, «Норникель», «Аэрофлот», «Северсталь» и т.д.) всё это время вкладывался вовсе не в «1С», а в импортный SAP – автоматизированную систему управления предприятием.

SAP – крупнейшая корпорация, которая работает в 180 странах, её годовая выручка – 24,7 миллиарда долларов. Выручка «1С» – 963 миллиона долларов. То есть возможности у этих компаний несравнимо разные, до репутации SAPа «1С» ещё расти и расти.

– В чём именно заключаются основные угрозы? Интернет-магазины перестанут работать, мы не сможем вызвать такси и заказать Яндекс Еду?

– Нет, угрозы заключаются даже не в том, что перестанут работать «бытовые» сервисы, без них жизнь не остановится. Речь о другом. Существуют серьёзные государственные задачи, которые решаются с помощью информационных технологий. И это не интернет-магазины, не служба доставки еды, не такси. Речь идёт о системообразующих процессах. Сбой в их работе  может привести к тому, что миллионы бюджетников могут не получить зарплату, остаться без пенсий, пособий или без связи. Критическая информационная инфраструктура – вся она на электронной компонентной базе зарубежного производства, аналогов которой у нас нет и не предвидится в ближайшие десятилетия.

Ещё одна невидимая для обывателей проблема, с которой придётся что-то решать руководителям предприятий и их собственникам, – это сформированные комплементарные активы. Любая новая технология меняет бизнес-процесс за счёт совместного изменения организационного и человеческого капитала. Этот процесс, когда один актив взаимодополняет и усиливает другой, занимает годы или в некоторых сферах даже десятилетия. Предприятия идут на это вполне осознанно, понимая и оценивая получаемый эффект от приобретённой технологии, от настроенных по новому бизнес-процессов, от вложений в обучение персонала и так далее. Сейчас получается, что все эти инвестиции были напрасны.

Если, к примеру, «Газпром нефть» сегодня вынуждена отказываться от SAP, то, по заявлениям её руководства, им потребуется сначала подождать не менее двух лет, пока не появится аналог, затем снова внедрять, переобучать персонал, перестраивать все процессы, на что уйдёт ещё не менее трёх лет. Это связано с масштабом процессов в компании.

Для любого предприятия, вложившегося в зарубежные IТ-технологии, сегодня это убытки, неудобства, новые затраты и новые риски. Для некоторых предприятий речь может идти о миллионах долларов. Всё зависит от уровня инновационности самих компаний. Чем более инновационной была политика предприятия, тем глубже в производственные и другие процессы были внедрены различные передовые средства автоматизации и интеллектуального управления, тем больше оказалось сейчас рисков и проблем.

«Из инновационно-колониальной модели развития мы сразу попали в мобилизационную»

– После 24 февраля мы оказались отрезаны от внешнего рынка современных технологий. При обнажившемся тотальном дефиците специалистов в IТ-сфере насколько это стало серьёзным вызовом для страны?

– Все системы должны работать уже сегодня, и предприятия должны работать без остановки. Аналогов по большому спектру зарубежных IТ-решений у нас нет, на создание отечественной электронной промышленности и национальных IТ-платформ уйдут годы, что-то вообще не получится заменить – и придётся отказываться в случае невозможности использования оригинала. Вообще, в стране нет достаточно крупного IТ-подрядчика, например как Microsoft, чтобы дать ему возможность создать качественные аналоги ключевых систем массового использования  для всех сфер и отраслей. Фактически в стране нет и опыта управления компанией-разработчиком, где трудятся сотни тысяч специалистов, которых ещё нужно где-то найти.

У нас резко обнаружился дефицит различных IТ-решений, для их создания нужны дефицитные IТ-кадры и время, которого тоже нет. Страна снова попала в такую ситуацию, когда необходимо усиление государственного регулирования, в частности в IТ-отрасли. На мой взгляд, в подобной модели влияние IТ-сообщества на государственную IТ-политику будет снижаться, а вот роль государства – усиливаться. Государство вынуждено будет взять на себя роль контролёра и распределителя скудных IТ-ресурсов и одновременно роль субъекта строительства суверенного IТ-ландшафта. Возможно, это будет напоминать советскую модель, то есть выражаться в приоритете неэкономических факторов в системе факторов развития отечественной IТ-индустрии.

Вообще, по ощущениям, мы находимся в том периоде, когда вынужденно перестают работать экономические законы и начинают работать законы мобилизационной экономики, согласно которым система, сталкиваясь с угрозой своему существованию, мобилизует все свои резервы для противостояния опасности. Таким образом, приоритеты национальной безопасности становятся выше приоритетов качества и эффективности, то есть новые отечественные системы и решения с большой долей вероятности будут проигрывать зарубежным аналогам в соотношении цена/качество/масштабируемость/настраиваемость.

«Пока задача звучит: создать, чтобы это было выгодно рынку»

–  На Питерском форуме вице-премьер Дмитрий Чернышенко сказал, что обособление IT-блоков крупных холдингов, например Сбербанка, подстегнёт участников сектора активнее работать с внешними потребителями, создавая продукты и для них. «Ждём, что эти компании вывалят на наш и внешний рынок огромное количество конкурентных приложений и заполнят образовавшуюся нишу», – добавил он. То есть в Правительстве надеются, что компании создадут новые продукты, которые можно будет продавать. Это вполне рыночный подход.

– Да, пока по-прежнему о мобилизационной модели всерьёз речь не идёт. Но нужно осознать уже, что не следует гнаться за конкурентными решениями. Речь ведь идёт о национальных приоритетах, о технологическом суверенитете, а не об экономической эффективности. Поэтому должна быть поставлена государственная задача: создать любой ценой, в короткие сроки найти и обучить столько специалистов, сколько требуется для противостояния национальным угрозам. А пока звучит всё по-прежнему: создать, чтобы это было выгодно с точки зрения рынка. Так с угрозами не справиться.

Приведу один пример – гражданская авиация. Выяснилось, что в системе регистрации авиабилетов и в авиадиспетчерской службе использовался зарубежный софт, который в час икс перестал работать. Бесспорно, было экономически выгоднее купить готовое решение, чем вкладывать в рискованный IТ-проект. Ведь российская практика просто наполнена тысячами провальных IТ-проектов разного масштаба.

В Союзе думали по-другому. Ещё в 1990-х годах я работал в лаборатории Иркутского вычислительного центра, где мы участвовали в создании специального языка программирования, на котором планировалось написать программу для авиадиспетчерской службы нового аэропорта в Хомутово. Это пример чёткой государственной IТ-политики, направленной на обеспечение информационно-технологического суверенитета целой отрасли. При этом вопрос стоимости не являлся приоритетным, так как цена зависимости и уязвимости может оказаться в разы дороже.

А мы, студенты, которые участвовали в таком масштабном проекте, ощущали свой вклад в обеспечение национальной безопасности и испытывали немалую гордость за свою страну, которая может создать сама своё для себя. Вот он, тот мобилизационный дух, который так сейчас необходим всему российскому IТ-сообществу.

«Образование: неизвестная модель IТ-специалиста»

– Каким образом можно пополнить дефицит кадров? 

– Начинать придётся с системы образования прежде всего.  Обратите внимание, количество студентов на IТ-специальностях растёт, но очень медленно.

Растут конкурс и одновременно средний проходной балл в вузах. Огромный приток отмечается в средних специальных учебных заведениях. Школьников, желающих сдавать ЕГЭ по информатике, много, и число их увеличивается.

Если в 2010 году в Иркутской области 8,5% выпускников сдавали ЕГЭ по информатике, то в 2021-м – уже 17,1%. Можно ли нарастить этот приток? Трудно сказать, насколько средняя школа сможет дать необходимый «материал». А здесь и намечающийся демографический спад, и увеличение числа коррекционных классов, и запредельные нагрузки на учителей и так далее.

Ещё нужно разбираться, как в стране, где наблюдается катастрофический дефицит IТ-кадров, вузы и ссузы набирают студентов на платной основе? При этом годовое обучение стоит порядка 150–200 тысяч.

Государству также важно разобраться,  какие специалисты относятся к категории «айтишник», кого из них следует обучать в вузе, кого в ссузе, кому требуются только курсы. У нас ведь и тот, кто заправляет картриджи или подключает роутеры, и тот, кто разрабатывает киберзащиту, – все они считаются айтишниками, но не все уезжают за границу, как заявляют в СМИ.

– Каким языком заговорит государство с IТ-отраслью – большой вопрос. Сначала обсуждали, не закрыть ли для айтишников границы. Потом решили это не делать, а ввести льготы, например отсрочку от службы в армии. Насколько это действенные меры?

– Недавно прозвучала новость: 63 человека в Иркутской области решили такой отсрочкой воспользоваться.  Но для того, чтобы даже этой льготой воспользоваться, нужно выполнить множество условий. Например, она распространяется только на выпускников вузов. Компания должна быть аккредитована и состоять в реестре Минцифры. Поэтому  не думаю, что эта льгота как-то существенно повлияет на ситуацию.

Ну и, если посмотреть в корень, даже когда айтишники попадают в армию, они ведь всё равно чаще всего служат по специальности и в Минобороны будут выполнять не менее важные государственные задачи, чем на «гражданке». Для любых силовых ведомств это очень ценные кадры. Поэтому с точки зрения обеспечения IТ-кадрами отсрочки от армии не решают саму проблему дефицита, хотя, с другой стороны, создают некоторый положительный фон, отражающий беспокойство и заботу государства.