В мире байкальских глубин
Презентация проекта «В мире байкальских глубин. Загадки биоразнообразия», реализованного Байкальским музеем Сибирского отделения Российской академии наук на средства гранта Благотворительного фонда Владимира Потанина, заметно превзошла ожидания гостей и экспертов, приглашённых на мероприятие. Не исключаю, что этот опыт может положить начало современному технологическому прорыву в области просвещения.
«Вот ещё один удивительный акантогаммарус. Он называется акантогаммарус Грэвингка», – Анна Этингова, научный сотрудник Байкальского музея СО РАН, на полшага приблизившись к очередной фотографии, рассказывает участникам презентации об изображённом на ней шипастом, поэтому внешне жутком и в то же время потрясающе красивом, существе, способном украсить своим видом самый фантастический фильм об инопланетянах.
– «Аканто» – это шип в переводе с латинского, то есть шипастый, колючий гаммарус, – опережает «вопросы из зала» Анна Альбертовна.
Стена за её спиной, как, впрочем, и остальные стены экспозиционного зала музея, увешана удивительными по своей красоте крупноформатными фотографиями живых существ. Как будто знакомых, но в таком виде, в такой великолепной проработке мельчайших деталей большинство гостей Байкальского музея их никогда раньше не видели. Конечно, в огромном, ярком чудище с восемнадцатью ногами разных форм и длины, в упор «наблюдающем за вами» со стены, мы узнали бокоплава, которого прошлым летом попытались было рассмотреть, но выбросили за борт, потому что в реальном размере его не рассмотреть, а лупы под рукой не оказалось. Здесь же, на фотографии, с расстояния в несколько метров не только крупные шипы, здесь самые тонкие щетинки-ворсинки безо всяких луп и микроскопов рассмотреть и поштучно пересчитать можно…
«Бормаш – он и есть бормаш…»
Не уверен в собственной правоте, но думаю, что художников в числе прочего (или даже в первую очередь) ценят за искренность и за особое личное, индивидуальное видение мира. Лиши художника права на художественный домысел, на художественное обобщение – и нет художника. Голая правда – она просто правда. Документ. Свидетельство. Но не произведение искусства. Сергея Дидоренко, автора фотографий, когда он взялся за реализацию своей части коллективного проекта Байкальского музея Иркутского научного центра СО РАН «В мире байкальских глубин. Загадки биоразнообразия», никто не лишал права на личное (а значит, индивидуальное и даже субъективное) видение и личное художественное обобщение «мира байкальских глубин». Этих привилегий он лишил себя сам, сформулировав личную и, как мне казалось, недостижимую цель. Постоянно действующая фотовыставка, как составная часть презентуемого проекта, по его убеждению, должна быть абсолютно точной, ясной и достоверной с научной точки зрения. Не расцвеченной, не приукрашенной. Она должна быть «жизненной». Или, если сказать иначе, должна быть «голой правдой», как заспиртованная в банке голомянка, которую я когда-то давно видел в Байкальском музее. Другое недопустимо, потому что фотовыставка создаётся не ради красоты, а для массового образования населения, для обучения, для познания. Но каждая из сорока фотографий обитателей байкальского подводного мира должна быть художественной, чтобы не походить на заспиртованную голомянку. Более того, Сергей Иванович этого не сказал, чтобы не показаться высокопарным, но я так понял, что каждая фотография, сохраняя абсолютную научную достоверность, должна быть произведением искусства или как минимум претендовать на это высокое звание.
– Смотрите, каждая фотография – это шедевр, – громко шепчет кому-то за моей спиной Виктор Кузеванов, доктор биологических наук. Внешним видом биологического объекта удивить его, как мне думалось, невозможно в принципе. А он искренне и радостно удивляется, слушая лекцию Анны Этинговой, руководителя проекта, и рассматривая фотографии. Впрочем, судя по эмоциональным репликам, удивляется Виктор Яковлевич не столько фантастическому, будто бы даже неземному, внешнему виду подводных обитателей Байкала, сколько фотографическому мастерству Сергея Дидоренко, который не только фотохудожник. Приглашённые на презентацию проекта учёные знают его в первую очередь как своего коллегу. Сергей Иванович – биолог, научный сотрудник Байкальского музея. Может быть, ещё и поэтому у него получилось совместить несовместимое.
– …Это самый большой акантогаммарус, который живёт у нас в Байкале, – продолжает рассказывать об изображённом на снимке байкальском бокоплаве-эндемике Анна Альбертовна. – Он достигает десяти сантиметров в длину и живёт обычно на глубинах от трёхсот метров. По исследованиям Вадима Викторовича Тахтеева, акантогаммарус Грэвингка заселяет толщу байкальских вод от ста метров до самых больших глубин…
Ого! 10 сантиметров! К стыду своему, не знал, что есть в Байкале бокоплавы таких размеров. Да ещё и живут они «до самых больших глубин», а это же больше полутора километров вниз, вглубь, в вечную темноту. Если он встречается, начиная с глубины в сотню метров, то его кроме учёных вообще мало кто знает, включая «всезнающих» рыбаков.
Невольно и не к месту улыбнулся, даже хмыкнул негромко, кажется, вспомнив давнюю (лет 30–40 назад) «лекцию» о бормаше от местного рыбака.
– Ты чё, паря, каки рачки?! Во сказанул! Это ж бормаш! Ты, чо ли, бормаша не знашь?! Бормаша все знают. Мой внук знат. Ему четырёх нет ишшо, а как я на рыбалку соберусь, он бегат вокруг и напоминат: «Бомаш! Бомаш!» Раки-то – они ж во! – рыбак рубанул ребром одной ладони по центру другой, раскрытой, чтобы показать размеры раков. – Раки-то – они для пива. А наш бормаш мелконький. Он для рыбалки. Чоб рыбу прикормить. По-научному – хаммарус, или бокоплав. Он большим не быват.
– Гаммарус, – поправил я автоматически.
– Да кака разница-то? Бормаш – он и есть бормаш, как ни назови. Кто ж бормаша-то не знат. Он мелконький. Бормаша у нас каждый знат. «А вот и не каждый!» – мелькнуло в голове запоздалое возражение рыбаку. Не всякий бормаш «мелконький», как выясняется. Слушая Анну Этингову, в очередной раз убедился, что байкальских бокоплавов (как, впрочем, и некоторых видов байкальских рыб и других подводных обитателей) по настоящему-то до сих пор вообще никто не знает, включая учёных. Не случайно и не для внешней красивости в названии проекта Байкальского музея СО РАН, реализованного на средства гранта Благотворительного фонда Владимира Потанина, использовано слово «загадки». Уникальная байкальская экосистема, несмотря на её активное изучение исследователями разных стран на протяжении нескольких столетий, до сих пор остаётся непознанной. И совсем не случайно даже при реализации этого конкретного научно-художественного проекта, не претендовавшего на научные открытия, исследователи Байкала установили ещё один интересный научный факт, которым развеяли пусть и не критичное, но распространённое заблуждение. Но об этом немного позже.
Загадка гаммаруса Черского
– Есть редкие, прямо сказочные существа в Байкале, – с мягкой улыбкой и как-то по-домашнему рассказывает о богатом подводном царстве нашего озера Анна Альбертовна. – Есть много других, которые повседневно существуют рядом с нами. Но даже их мы, к сожалению, часто не замечаем, хотя они такие же завсегдатаи нашей планеты Земля, как и мы. Главная особенность Байкала в том, что среди великих озёр мира он занимает первое место по своему биологическому разнообразию. Некоторые наши гаммарусы имеют совершенно поразительный, удивительный и неповторимый вид… Хотя зачем рассказываю. Вот, – она делает короткий жест в сторону фотографии, на которой три симпатичных неземного вида «усатых» создания необычного цвета «штурмуют вершину» байкальской губки, – сами видите. Вот этот ярко-голубой, такой вот синий, это гаммарус Черского. Его тоже мало кто видел, хотя он живёт под камнями на относительно небольшой глубине. Начиная примерно с пяти метров и глубже. Но ближе к берегу его нет. Поэтому, если просто забрести в воду, увидеть его не получится. Надо маленечко нырнуть с аквалангом…
Кроме нехарактерного цвета, непонятно зачем приобретённого бокоплавом в процессе эволюции, гаммарус Черского хранит в себе и другие до сих пор не разгаданные учёными тайны. Взять, к примеру, ту же эндемичность животных и растительных организмов. Она обусловлена длительной – на многие сотни тысяч и миллионы лет – географической изоляцией какой-то конкретной местности и некоторыми другими внешними факторами.
Байкал, в котором более половины всех обитающих видов и подвидов водных животных являются эндемиками, этот факт подтверждает. Огромное количество организмов, не встречающихся в других местах планеты, как раз и объясняется рекордной для пресноводных водоёмов продолжительностью существования нашей самостоятельно эволюционирующей экологической системы. Наука оценивает возраст Байкала в 25–35 миллионов лет, в то время как абсолютное большинство озёр на планете «живут всего-то» 10–15 тысяч лет. Не удивительно, что гаммарус Черского как вид в байкальской экосистеме сформировался. Времени на эволюцию у него было предостаточно. Но дальше опять загадка. Анна Альбертовна назвала этот вид локальным эндемиком, потому что «он живёт только вдоль КБЖД – Кругобайкальской железной дороги».
КБЖД упомянута как ориентир местообитания гаммаруса Черского, не более того. Ясно, что сам факт наличия на берегу древнего озера старинной железной дороги к эндемику отношения иметь не может. Это нам, туристам-верхоглядам, Кругобайкалка, запущенная в эксплуатацию немногим более века назад (октябрь 1905 г.), кажется древней. А эволюция считает время не годами и не веками даже, а многими сотнями тысяч и миллионами лет. Когда по берегу прокладывалась «самая дорогая и самая красивая» железная дорога, гаммарус Черского в прибрежных водах отмечал уже не первую сотню тысяч лет существования своего вида. Это учёным понятно. Но даже им непонятно, почему за все минувшие тысячелетия этот симпатичный рачок необычного цвета не распространился по всему озеру? Почему, обитая вблизи Култука, не добрался даже до Слюдянки, которая вот она, рядышком: каких-то несчастных 13 километров, не более трёх часов прогулочным шагом. А чем синего бокоплава не устраивают прибрежные воды соседней Листвянки? И что, собственно, является сдерживающим фактором его расселения, изолирующим барьером, отделяющим современное местообитание эндемика от остального Байкала? Вопросы, возникающие в голове, зависают, как в старом компьютере: ответить некому. В умных головах учёных есть гипотезы, предположения и обоснованные догадки, но нет неоспоримых научных фактов, без которых однозначный ответ невозможен. Байкал умеет беречь свои тайны.
– Вот ещё один акантогаммарус, называется максимус – большой в переводе с латыни, – Анна Альбертовна перешла к следующей выбранной ею фотографии. – Действительно, крупный. Его размер примерно 5-6 сантиметров. И он тоже локальный эндемик. Живёт только в районе Ушканьих островов и больше нигде в Байкале не встречается.
Попытался я как-то найти в литературных источниках цифровой материал, характеризующий биологическое разнообразие байкальской экосистемы. Прочитал у Олега Тимошкина, доктора биологических наук, главного научного сотрудника Лимнологического института СО РАН, что «Байкал на первом месте среди Великих озер мира не только по глубине и объёму воды, но и по разнообразию живых организмов», и захотел наполнить это утверждение конкретикой. Чтобы всё по полочкам: вот столько видов фауны, столько флоры…В итоге замучился цифры сверять: сколько источников, столько и разных, не совпадающих цифр. Разгадку «не бьющихся» цифр со ссылкой на Олега Анатольевича подсказала «Иркипедия».
«После 1995 года (на Байкале. – Авт.) ежегодно описываются десятки новых видов микроорганизмов, простейших и многоклеточных животных и водорослей, – утверждает энциклопедическое издание. – И не только видов, но и новых родов и семейств. Только в одной книге (Аннотированный список…, 2004) приводится описание 50 новых видов и подвидов, 11 новых родов и 1 нового семейства турбеллярий, губок и паразитических инфузорий…»
Потому и «не бьются цифры» биологического разнообразия уникального озера, что это непостоянная величина. Я бы даже сказал, бесконечно растущая. Разного рода и разных масштабов научные открытия и выявление новых научных фактов в байкальской экосистеме происходят если и не ежедневно, то в среднем уж точно несколько раз в месяц, а иногда и в неделю. Даже в ходе реализации проекта о тайнах байкальских глубин, совсем не претендующего на конкретные научные исследования, при «семейной» фотосъёмке длиннокрылой широколобки, эндемика Байкала, был выявлен весьма любопытный факт, неизвестный науке, который никогда и никем не был описан.
Единственный в жизни нерест
– Длиннокрылая широколобка – одна из самых красивых байкальских рыб, – утверждает ихтиолог и фотохудожник Сергей Дидоренко, рассказывая об одной из своих фотографий. – Это самец. Он в брачном наряде, который «надевает» всего один раз в жизни. К сожалению, после этого живут они совсем недолго. Зато очень насыщенно и ярко.
Сергей Иванович подробно и «в красках» рассказывает, как, готовясь к продолжению рода, самец в брачной окраске на глубине до 50 метров расчищает для икры «местечко под камнем» и начинает показывать его своим подружкам. А они, если кому «местечко» понравится, откладывают икру, размещая её на вертикальных стенках камней. Вот и этого красавца «осчастливили» несколькими кладками. Самки вскоре после икрометания, увы, умирают. Так у них заведено. А самец остаётся ухаживать за икрой, охранять её от многочисленных подводных любителей бычковой икрой позавтракать. Всё началось обычно, стандартно, по заведённым у длиннокрылых широколобок обычаям. Но очень скоро что-то пошло не так. То ли у самца «любовь прошла», то ли он силы свои не рассчитал, но охладел к будущему потомству, перестал ухаживать за икрой. И погибло бы, наверное, потомство. Однако произошло нежданное-негаданное и наукой до сих пор не описанное событие.
– Откуда ни возьмись неполовозрелая, совершенно посторонняя «девушка» подплыла и стала ухаживать за икрой, – удивляется увиденному Сергей Иванович. – Видимо, решила, что теперь это её сокровище. Что будет она с ним нянькаться и тютюшкаться. Приняла она на себя заботу о чужом потомстве буквально через пару дней после нереста и заменила самца, осталась с икрой до самого выклева мальков.
Сергей Дидоренко уверяет, что за всё это время она не проглотила ни одной икринки, хотя «время от времени тыкала в них головой, проверяя упругость кладки». Не съела ни одного малька, хотя в рыбьем мире это тоже допустимо. Более того, когда начали выводиться мальки, она аккуратненько разрывала и раздвигала плотный комок икры, чтобы освободить личинкам дорогу из центра кладки наружу, и храбро бросалась на тонкую палочку, которой Сергей Иванович пытался ей помочь. И только потом, сделав всё необходимое, поплыла дальше.
«Такого никто нигде и никогда не видел, – утверждает ихтиолог. – Наша команда из четырёх человек – первые наблюдатели такого явления. После консультаций со многими опытными ихтиологами могу уверенно сказать, что нигде в мире ни у каких рыб такого «поведения няньки» не встречалось до сих пор. Она ведь даже не родственница. Она «просто мимо проходила».
– Это уникальная фотография, – Сергей Иванович показывает на снимок, где «рыбья нянька», готовая к защите «нечаянного свалившегося на неё сокровища», замерла в боевой позе над комочком вызревающей икры.
«А на этих снимках, – показывает он на фотографии рядом, – те же самые икринки через пару недель после того, как был сделан «фотопортрет няньки». Видите, от многих икринок уже остались только плёночки. Значит, личинки байкальского эндемика благополучно покинули гнездо».
Исполнители проекта, профинансированного грантом частного Благотворительного фонда Владимира Потанина, насчитали в этой кладке чуть больше восьмисот икринок. Естественный природный мир жесток, и подавляющее большинство личинок длиннокрылой широколобки будут съедены другими рыбами уже в первые дни своего существования. Но некоторые выживут. И лишь совсем немногие сумеют дожить до половой зрелости, чтобы продолжить род. Это нормально. Природа точно рассчитывает необходимый запас прочности для выживания каждого вида. Для того и откладывает длиннокрылая широколобка от нескольких сотен до полутора тысяч икринок за единственный в жизни нерест, чтобы хоть несколько личинок получили шанс дожить до «взрослости» и продолжить существование вида. Теперь благодаря научным сотрудникам Байкальского музея науке стал известен ещё один – «запасной» – вариант выживания вида на случай «нештатного» развития ситуации, как случилось с этой конкретной кладкой икры, случайно взятой под наблюдение и фотосьёмку при реализации познавательного и образовательного проекта.
Технологии виртуальной реальности
– Вы посмотрите, это же искусство! – не смог сдержать эмоций обычно предельно сдержанный Владимир Фиалков, кандидат наук, много лет возглавлявший Байкальский музей и, по сути, создавший его в сегодняшнем современном виде и в статусе самостоятельного, активно действующего научно-исследовательского учреждения Сибирского отделения РАН. Вначале он внимательно, долго и молча рассматривал фотографии. Судя по внешним эмоциям, готовая выставка существенно превзошла его ожидания.
– Вот это всё, – Владимир Абрамович умудрился сделать жест, которым охватил сразу и стены зала, и стенды с фотографиями, и даже потолок, хотя на нём фотографий не было, – это всё важно нам для понимания, в каком интересном мире мы живём. Мы в нём только маленькая вершинка, потому что имеем вот это (показывает на собственную голову) и можем создавать материальную среду в отличие от прекрасных живых организмов, которые заселили планету раньше нас и живут на Земле значительно дольше нас. Задуманный музеем проект, я это вижу, реализовали люди, которым интересно жить. Всё хорошее делается людьми, которым это делать интересно.
– Коллектив над проектом работал небольшой, всего-то «четырёхчеловечный», – улыбается Сергей Дидоренко. – И нам правда было очень интересно. Анна Этингова – руководитель. Она взвалила на себя всю суматоху, суету и хлопоты хозяйственные и научные. Я в проекте фотограф, сценарист, немножечко оператор и инструктор по обращению с маленькими байкальскими гидробионтами. Здесь, так уж вышло, нет Кирилла Иванова. Он подводный видеооператор, звукорежиссёр, просто режиссёр, монтажёр и главный автор необычного фильма, снятого специальным оборудованием полного кругового обзора в формате VR – виртуальной реальности. Знаю, что фильм вам понравился. А когда вы познакомитесь с Кириллом, он вам понравится ещё больше. Игорь Булыгин – тоже оператор и специалист по виртуальной реальности, программист. Без него этого фильма просто не было бы. Нам с ним капитально повезло. И ещё у нас было много помощников, которым тоже было интересно работать над проектом. Анна Нижегородцева, старший экскурсовод музея, взяла на себя колоссальный труд по модерированию соцсетей и веб-сайта нашего музея, размещая важную информацию по реализации проекта. Отдельная благодарность руководству музея, которое досконально, придирчиво следило за нашей работой и всячески, как только и где это возможно, нам помогало. А ещё консультанты из многих научно-исследовательских институтов Иркутска, Улан-Удэ, Новосибирска, Москвы и других городов России. Так что в целом компания приличная получается. Мы всем очень благодарны.
– Это прекрасная работа, инновационная, – присоединилась к разговору Елена Кузеванова, кандидат биологических наук.
Елена Николаевна руководит Экологическим образовательным центром Байкальского музея. Она автор школьных пособий по байкаловедению, а в декабре прошлого года, победив в номинации «За вклад в просвещение в сфере «Экология», стала лауреатом первой просветительской премии «Знание». В реализованном коллегами проекте она увидела прекрасные перспективы для развития образовательного центра музея и стала радостно, почти восторженно делиться с Сергеем Дидоренко переполняющими её идеями о возможности создания специальных учебных фильмов для ребятишек по технологиям виртуальной реальности.
– Это идеальное закрепление теоретических знаний на практике, – говорит Елена Кузеванова. – Закрепление той теории, которую дети в школе проходят. Там прослушали, прочитали, а здесь увидели собственными глазами. Ваша сегодняшняя работа – надёжная основа для многих других проектов, которые могут и будут развиваться в нашем музее…
– Понимаю, – согласился Сергей Дидоренко. – Только я бы пока не стал называть это основой. Давайте назовём это началом.