Оптимистическая футурология Антона Первушина
Вы знали, что полёт Юрия Гагарина продолжался на самом деле не 108, а 106 минут? Что в советских газетах наши мамы и папы видели не космический корабль «Восток», а обтекатель ракеты, под которым он был скрыт. А парный полёт Николаева и Поповича – это репетиция атаки одного пилотируемого спутника на другой. Исследователь истории космонавтики футуролог Антон Первушин уверен: наше космическое прошлое нуждается в ревизии. Но осторожной и вдумчивой. Не ради жареных фактов, а для более глубокого понимания того, что происходило. Тот факт, что история космонавтики не была гладкой, не умаляет подвиг первопроходцев, а делает его ещё более ценным. О будущем освоения Солнечной системы, о связи пандемии и технологического перехода, о гаджетах-платках Антон Первушин рассказал в интервью нашей газете.
«Восток» – мирный и не мирный
Антон Первушин – человек, с которым интересно сразу, с первой же фразы и первого вопроса. С той детской искрой в глазах, которая выдаёт взрослого особого типа – не растерявшего за годы любопытство к миру. Человек погружён в свою любимую тему с головой. Он готов бесконечно о ней рассказывать. И не только о ней – интересы у него самые разнообразные. Известный писатель, исследователь истории космонавтики и футуролог – это живая энциклопедия. Факты извлекаются из его головы легко и в таком объёме, что невольно думаешь: где это всё умещается? Антон Первушин впервые побывал в Иркутске. Приехал в качестве приглашённого лектора общества «Знание». Выпускник Санкт-Петербургского политехнического университета, когда-то он занимался газодинамикой энергетических машин, а потом начал писать, посещал литературную студию А.Д. Балабухи и семинар Бориса Стругацкого. С 1998 года стал профессиональным литератором. «Я писал и научную фантастику, и детективы, и технотриллеры. Но потом всерьёз увлёкся историей космонавтики», – говорит он.
– Почему космонавтика отодвинула другие ваши интересы?
– Я, будучи ещё советским школьником, с детства увлекался фантастикой. А большая часть произведений этого жанра ориентирована на описание каких-то космических приключений, освоения космоса. Естественно, в то время считалось нормальным интересоваться космонавтикой. В то время я был абсолютно уверен, что информации по космическим делам более чем достаточно. Выходит достаточно книг, существует много авторов. Когда я стал взрослым и начал заниматься профессионально литературой, я понял, как на самом деле мало нам рассказывают о той же западной космонавтике. Например, о полётах американцев на Луну. Нет почти информации о разных других американских космических программах. Идёт откровенное замалчивание. Кроме того, начали засекречивать документы по нашей пилотируемой лунной программе. По проектам освоения космонавтами Марса, военные наши проекты, такие как «Спираль» и другие. У нас на самом деле много интересного происходило, и бывали аварии и катастрофы, которые засекречивали.
История космонавтики стала меняться, и я вдруг увидел, что никто этим не занимается. Я видел, конечно, что выходят отдельные публикации в разных источниках. Но никто не занимается ревизией, никто не сравнивает ту историю космонавтики, которая была раньше, с той, что открывают документы. Мне это было интересно, и никто больше за эту работу не брался. А я как раз занялся литературной работой и, что называется, впрягся. И в процессе понял, что нужно переписывать всю историю космонавтики полностью, от первых событий. От личности Циолковского. О нём, как выяснилось, тоже очень много вымышленной информации. Это оказалось очень увлекательным делом, которое сегодня уже поглощает меня целиком. Раньше я себя называл исследователем истории космонавтики, а сегодня могу себя назвать уже полноправным историком космонавтики, потому что я веду исследовательскую работу научного типа. Сравниваю документацию, источники советского периода и рассекреченные источники, провожу анализ.
В Иркутске Антон Первушин поделился небольшой, но очень интересной частью своей исследовательской работы. Он читал лекцию об истории «Востока» – корабля, который открыл космическую эру человечества. Именно на нём 60 лет назад, 12 апреля 1961 года, в космос отправился Юрий Гагарин. «Казалось бы, что рассказать о полёте Юрия Гагарина? – говорит Антон Первушин. – Написано огромное количество книг, биографий. Но в конце 1990-х появились документы, которые показали: история-то была гораздо более драматичной, неоднозначной, чем принято рассказывать в учебниках». Конечно, базовые факты остаются неизменными: Юрий Гагарин – первый на планете космонавт. Но масса деталей этого полёта оказались не такими, как преподносила советская пресса. Например, в газетах людям показывали фото обтекателя ракеты «Восток» и называли его «Корабль «Восток». За ракету Р-7 выдавали ракету Р-5. «Фактически до 2011 года ясности о габаритах корабля не было, лишь к 50-летию полёта появились сборники документов, в которых рассказали, как создавались системы корабля. Я сталкиваюсь с тем, что какие-то важные моменты, которые эти документы прояснили, до сих пор историческим сообществом не приняты», – рассказывает Антон Первушин. Самый интересный пример – время полёта Гагарина. Как оказалось, длился он не 108, а 106 минут, как уже позже прояснила баллистическая экспертиза. «Но на самом деле многие историки этого не знают, – говорит Первушин. – Более того, они сразу это воспринимают в штыки».
Сам полёт Гагарина, если рассматривать его во всех подробностях, – это действительно огромный подвиг: ему пришлось лететь на неподготовленной технике, поскольку времени на отладку не было. Вопрос стоял о первенстве в космосе между СССР и США. Из пяти полётов кораблей-спутников в 1960 году, предшествовавших полёту Гагарина, был только один более или менее успешный. Ещё два запуска были в 1961 году. «Корабль, в котором полетел Юрий Гагарин, всё еще оставался сырым, система жизнеобеспечения не была до конца отработана. В этом и подвиг – приходилось работать с совершенно неподготовленной техникой», – говорит Антон Первушин. Долгое время нам не сообщали, что при спуске корабль Гагарина закрутило, отсеки не разделились сразу, и была вероятность, что космонавт погибнет. Но этот экстремальный полёт тем не менее успешно завершился, и весь мир был в восторге. Запуск Германа Титова тоже не обошёлся без проблем, но его трудности были частично озвучены, тогда как подробности полёта Гагарина долгие годы держали в секрете.
Сейчас уже известно, что сам проект «Востока» был частью советской военной программы. Ракета «Восток» являлась более глубокой модификацией межконтинентальной баллистической ракеты Р-7А, которая была предназначена для удара по врагу. И сам корабль «Восток» был вовсе не для мирного изучения космоса. «3КА – вот так назывался корабль, который мы все знаем как «Восток-3», – говорит Антон Первушин. – Проект «Востока» был унифицированным со спутником фотоэлектронной разведки 2К («Восток-2»), который потом переименовали в «Зенит-2». В Твери был создан 2-й Центральный научно-исследовательский институт Минобороны РФ, где изучали аспекты военного применения корабля «Восток». По сути, корабль готовили как разведчик, в том числе и пилотируемый, а также как истребитель вражеских спутников.
«Мы действительно собирались создать военно-космические силы ещё в начале 1960-х годов, – говорит Антон Первушин. – В планах была постройка армады «Востоков», у нас был большой отряд первых космонавтов – 20 человек. Они не только должны были повышать квалификацию, но и со временем возглавить космические эскадрильи». Парный полёт Андрияна Николаева и Павла Поповича на «Востоке-3» и «Востоке-4» был подчинён военным нуждам. Задача была доказать, что корабль может выйти на нужную орбиту к вражескому спутнику, осмотреть его или уничтожить. «Восток-3» изображал врага, «Восток-4» – корабль-инспектор или истребитель. Однако потом автоматические спутники-наблюдатели доказали свою большую эффективность, чем пилотируемые варианты. Потому парный полёт 1963 года «Востока-5» с Валерием Быковским и «Востока-6» с Валентиной Терешковой был уже абсолютно научным. На этом история «Востока» закончилась, началась длинная история «Союзов». Однако «Восток» жив – работающий спутник «Бион», который возит на орбиту животных, создан на его базе.
– Вы делаете анализ, вчитываетесь, сравниваете. А людям это интересно, или они настроены воспринимать готовые мифы о космонавтике?
– Конечно же, люди любят различные мифы. Но очень многие из этих мифов стали, что называется, официальной историей. Она преподаётся в школах. И тут возникает очень интересный момент. Есть такая особенность человеческой психики, ярко проявляющаяся у взрослых людей, когда кто-то приходит и говорит: «Сейчас я тебе убедительно докажу, что в школе тебе рассказывали всякую ерунду». Людям очень интересно, это вызывает внутренний отклик. И тут, конечно, очень велика опасность создать новый миф. Я всегда говорю, что ревизионизм должен быть осторожным, вдумчивым. Иначе можно вбросить новую идею, которая вроде бы кажется яркой, убедительной и даже шокирующей. Но она будет ложной.
В своё время Виктор Суворов вбросил идею о том, что Сталин мог напасть на Гитлера раньше. Это неправда на самом деле. Но эта идея была настолько эффектна, что в неё очень многие люди поверили, в том числе даже профессиональные историки. То же самое с космонавтикой – тут важно не перегнуть палку. Это действительно было героическое дело. Да, этот процесс отличался от того, как его описывали в школах. Когда мы рассказываем о космонавтике, какой она была на самом деле, мы ещё больше её героизируем. Это позитивный процесс.
«Наш инстинкт подтолкнёт нас к звёздам»
Антона Первушина, как футуролога, занимает не только прошлое космонавтики, но и будущее. То, какой космонавтика станет через несколько десятков лет. Мы действительно находимся на пороге создания первых колоний вне Земли. Это новый шаг человечества, любопытство которого распространяется далеко за линию Кармана, границы земной атмосферы и космоса.
– Какие направления в космонавтике будут развиваться в ближайшие 20–30 лет?
– На самом деле Солнечная система устроена таким образом, что она в принципе не подразумевает сильный разброс в освоении космоса. Ближайшим объектом, разумеется, является Луна. Скорее всего, наука о Луне будет двигаться вперёд при помощи беспилотных средств. А пилотируемой космонавтике Луна нужна как полигон для испытания систем, для движения дальше. Следующая планета, которая позволяет разбить на ней более-менее стабильную колонию, – Марс. Планета имеет незначительную атмосферу, но зато там есть существенные запасы воды в виде льда. И это можно использовать для создания колонии. Далее – пояс астероидов, там есть планетоид Церера. Туда уже летали беспилотные аппараты, там есть вода, можно разместить базу. Потом будут спутники Юпитера, Сатурна. А дальше понятно – межзвёздная навигация. Когда это будет, мы пока сказать не можем. В ближайшие годы будут создаваться новые космические корабли. Для полётов вокруг Луны, к Луне, с высадкой на Луну. Потом, скорее всего, те же системы будут использоваться для изучения астероидов, которые выходят из главного пояса, приближаются к Земле, пересекают её орбиту или двигаются по орбитам, близким к земной. В ходе этих исследований появится техника для межпланетного полёта.
– А освоение экзопланет возможно?
– Если человечество не столкнётся с какими-то непреодолимыми трудностями, то я, в принципе, верю, что наш инстинкт расширения обитаемого пространства подтолкнёт нас к звёздам. А для того, чтобы лететь туда, нужно всё-таки иметь представление, что там происходит и какие планеты нас ждут. Известная проблема – невозможность преодолеть скорость света. Но была до недавнего времени и не менее сложная – мы не могли понять, что мы там встретим. Это всерьёз обсуждалось теоретиками космонавтики, и ответа не было. Сегодня экзопланетарная астрономия бурно развивается. Сейчас в космос отправится телескоп James Webb, который специально создавался под поиск планет у ближайших звёзд. Если говорить о звёздной навигации, то нас должны интересовать прежде всего ближайшие звёзды – Альфа Центавра, Тау Кита или Эпсилон Эридана. Конечно же, мы должны изучать именно их экзопланеты, потому что дальние звёзды – слишком дальние.
Все, кто сегодня занимается проектированием звёздных систем, говорят, что создавать программы надо таким образом, чтобы люди, которые будут работать на звездолёте, пришли в проект ещё студентами, но до конца своей жизни смогли получить информацию, чем этот проект закончится. То есть не более 80 лет. Понятно, что сначала это будут отправки беспилотных зондов, которые поддерживают связь с Землёй, а уже потом возможны пилотируемые полёты, когда мы будем иметь представление о том, как там всё устроено. Спутники таких планет-гигантов, как Юпитер, Сатурн, служат идеальной моделью для такого полёта. Планету-гигант можно воспринимать как соседнюю звезду, а спутники – как модели планет у звезды. Нам ничего по большому счёту не мешает раньше или позже полететь к звёздам. Только собственное нежелание.
– Астрофизик и журналист Борис Штерн считает, что полёты на большие расстояния человечество может осуществить, только послав человеческие эмбрионы.
– Я читал книгу «Ковчег 47 Либра» и понимаю его отношение к этой проблеме. Просто я считаю, что возможности создания двигательных систем ещё далеко не исчерпаны. Я имею в виду различные разгонные системы. Есть варианты, которые не прорабатывались, но теоретически возможны. Я не говорю про гипердвигатели. Но есть, например, микроволновые разгонники, которые пока не были построены. Мы их испытываем, что называется, в виде миниатюрных моделей. Но, в принципе, это многообещающая технология. Есть концепция ядерно-импульсного двигателя. То есть это звездолёт, который бросает миниатюрную бомбу у себя за кормой и ускоряется. Существуют такие концепции, которые, в принципе, позволяют достичь релятивистских скоростей. Если у нас получится разогнать корабль хотя бы до десятой части световой скорости, то за период жизни одного поколения, за 80 лет, о которых пишут теоретики межзвёздного перелёта, можно достичь ближайших звёзд. И для этого совершенно не обязательно посылать туда эмбрионы.
Очень большие сомнения раньше вызывала оторванность от Земли. Этот психологический вопрос обсуждался и фантастами, и учёными. Считалось, что если оторвать небольшую колонию людей от Земли надолго, она в конечном итоге одичает и не сможет выполнить своё предназначение. Но сегодня мы видим, что благодаря существованию Всемирной сети человек может долгое время оставаться на связи и внешний мир ему не нужен. И если сегодня отправится экспедиция к далёкой планете, к тому же Марсу, члены экспедиции будут всё время в контакте. Постепенно человечество решает ключевые проблемы межзвёздного полёта в разных областях.
«Я, как футуролог, в пандемии вижу позитив»
Как оказалось, человечество, устремлённое в космос, может столкнуться с проблемами на самой Земле, которые в историческом масштабе, может быть, и не окажутся особенно крупными, но современникам от этого не легче. Пандемия коронавируса – что это? Очередной рядовой кризис или начало перехода к новой реальности?
– Как вы считаете, как футуролог, насколько эта история серьёзна и что нас ждёт в будущем?
– Каждые сто лет на Земле случается пандемия. Фактически те, кто связывает сегодняшнюю проблему с коронавирусом с «испанкой», правы. У них даже динамика развития похожа, просто тогда «испанка» косила людей в расцвете сил, где-то от 20 до 35 лет, в самом продуктивном возрасте. Сейчас в зоне риска старшее поколение. Сто лет назад это было действительно ужасно, потому что никаких средств борьбы с «испанкой» не было, кроме карантина и братских могил. Сегодня мы видим, что человечество ведёт себя рациональнее. Несмотря на то что опять оказалось не готово к пандемии. И смертность намного ниже, и быстро разработали вакцины и лекарства для тяжёлых случаев. Хотя нас запугивают СМИ, что при коронавирусе высокая смертность, по сравнению с той же «испанкой» прогресс налицо.
Конечно, хорошо бы было, чтобы народ интенсивнее прививался, но… Люди есть люди. Я, как футуролог, вижу позитив. Очень долго в среде футурологов обсуждался вопрос, какой будет следующая промышленная революция. Мир сейчас находится как раз на грани такой революции. И футурологи пришли к выводу, что революция эта будет связана с биотехнологиями. Много накопилось прорывных направлений, открытий, инноваций. Например, искусственная кожа или искусственная кровь. Различные гаджеты, которые могут заменять глаза, например. Уже научились искусственно выращивать клетки. Всё это пока находится на уровне отдельных разработок в отдельных лабораториях. Должен произойти какой-то качественный скачок, который позволит эти технологии объединить и быстро развивать. Как это было в 1980-е годы с компьютерами. Видите, как изменился после этого мир? У нас в телефоне, лежащем в кармане, компьютер, который по мощности превосходит всю вычислительную мощность планеты в 1970-е годы. Здесь тоже должно что-то произойти.
Идеи насчёт новой революции были разные. Но кто-то из футурологов 10 лет назад сказал: «Должна произойти биокатастрофа». Теракт, реальная модифицированная боевая бактерия, выпущенная в канализацию, или вирус, который начнут распространять через носителей. И когда человечество столкнётся с этим вызовом, государства начнут направлять значительные деньги на биотехнологии, средства контроля. И произойдёт биотехнологическая революция. Просто все думали, что это будет человеческая воля, а оказалось, нас атаковал вирус природного происхождения.
– Но чем коронавирус такой особенный?
– Сам – ничем. Обратите внимание, совсем недавно была пандемия свиного, куриного гриппа. И они прошли совершенно незаметно. Почему? Именно потому, что момент фазового перехода ещё не наступил. Из одного промышленного уклада в другой. Я понимаю, что всё это делается нерационально, социальные процессы не зависят от наших желаний. Они происходят сами собой, иначе бы социология не была наукой. По-видимому, это назрело и перезрело – биотехнологиям пора выходить на широкий рынок. И вот этот момент наступил. Мы все ворчим на маски, санитайзеры. Но, если мы живём в мире биотехнологической революции, нам, к сожалению, придётся к этому привыкнуть.
Любая технология имеет две стороны – позитивную и негативную. Возникают и угрозы. Когда самолёты не летали, мы могли спокойно гулять по улице и не думать, что на нас сверху что-то свалится. Это грубый пример, чтобы стала понятна аналогия. Понятно, если технологии выйдут на новый уровень, станут распространёнными, появятся террористические группы, которые захотят их использовать, станут очевидными результаты научно-исследовательских ошибок.
Нам нужно будет жить в мире, который надо контролировать. Сейчас мы смотрим, защищён ли наш компьютер или телефон от чужого доступа. То же самое в будущем надо будет делать со своим телом. Как говорится: «Нет ли во мне чего-то лишнего?» Но то, что мы не знаем, как это будет выглядеть, – однозначно. Я, как человек, изучавший историю футурологии, могу сказать: можно предсказать общую тенденцию, можно предсказать отдельный гаджет. Например, мобильный телефон предсказали ещё в 19-м веке, он в итоге появился. Но нельзя предсказать, как после фазового перехода будет выглядеть цивилизация целиком. Скорее всего, не так, как мы можем себе представить.
– Вас сейчас больше читают, чем, к примеру, Эрнста Мулдашева?
– Нет, Мулдашева переплюнуть у меня никак не получится. В него вложено столько! Но всё-таки я вижу, что сейчас появляется читающая молодёжь, которая критически настроена к тому, что ей преподносят. Спектр интереса меняется, люди начинают всё больше интересоваться мнением науки. Но это нормально для развития человечества – это такой маятник, синусоида. В какой-то момент начинает побеждать мракобесие, а потом снова силы просвещения берут своё. Мы находимся на пороге научно-технической революции, создания нового промышленного уклада на основе биотехнологий. И я жду снова огромного интереса к науке, к технологиям. Изучения сфер, направленных на получение новых знаний, а не муссирования старых мракобесных идей. Если мы, как общество, государство пойдём назад, когда на пороге новая революция, то просто потерпим цивилизационное поражение.
На самом деле вот это «возвращение к Традиции» (обычно апологеты этого любят писать с большой буквы Т) – не новость. В своих записных книжках об этом ещё Ильф сказал: «В фантастических романах главное это было радио. При нём ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет». Когда возникает новая технология, человек ждёт, что у него лично благодаря условному «радио» будет всё хорошо. И вот технология появилась, а счастья-то нет. И начинается откат. Ностальгические чувства: «А ведь трава была зеленее, мы без телефонов жили и прекрасно себя чувствовали. Мы встречались во дворе дома и в коммуналке, а они ничего сейчас не понимают, пялятся в свои мобильники». И это нормально в период, когда технология идёт к своему совершенству. Есть такое понятие – «закрывающая технология». Она развивается, развивается, и по итогу возникает гаджет, который её «закрывает»: дальше развивать уже нечего. Например, авиационные турбины из композитного керамического материала. Это закрывающая технология, лучше ничего не сделаешь. Ещё 10 лет, и появится завершающий гаджет в технологии мобильных устройств. Он, кстати, уже описан.
– И что это будет?
– Выглядеть он будет как платок, его можно будет надеть на шею, на руку намотать, а если нужно – нажать, и он развёрнется и отвердеет. Можно будет его бросить, потом посвистеть, и он к вам прибежит. Естественно, в нём будет всё – и телевизор, и компьютер, и всё на свете. И вот когда эта закрывающая технология близится, а счастья нет, человек начинает грустить. Естественно, появляются астрологи, оккультисты, которые считают, что именно они – носители традиции. А гаджеты, технологии – «от дьявола, портят людей». Конечно, они переворачивают всё с ног на голову. Но у людей вызывают сочувствие именно потому, что апеллируют к «старым добрым временам», к «золотому веку». Но я в этом смысле оптимист. Да, с появлением новых технологий будут риски. Но, когда появились компьютеры, мы тоже не представляли, что с их помощью дистанционно можно электростанции или газопроводы отключать. Угрозы вырастут, но и блага увеличатся. Компьютеры дали нам массу информации на любой вкус. И это будет развиваться – мы не можем уже без этого моря информации. А биотехнологическая революция может нам дать и запасные тела, и бессмертие теоретически.
– Это на нашем веку произойдёт?
– Я думаю, мы последнее поколение смертных. Но наше поколение, на самом деле, к бессмертию ещё не готово.