Работали мы на теплотрассе – рыли траншеи, укладывали бетонные лотки. В один из дней у нас на «объекте» появился кучерявый мужчина в массивных очках с толстенными стёклами: ходил вдоль трассы, что-то спрашивал, время от времени делая пометки в блокноте. На местных начальников – прорабов и мастеров – был не похож, ревизоры в то время на БАМ ещё не наезжали. Когда он ушёл, кто-то из ребят постарше воскликнул: «Вспомнил: это же Харитонов из «Советской молодёжи»! Известный журналист!» И, как по цепочке, по нашей траншее понеслось: «Харитонов, Харитонов…»

Потом, во время многочисленных командировок на магистраль, мне много раз приходилось слышать эту фамилию – от крупных руководителей, бригадиров и рядовых строителей. Да что там слышать – в бамовских посёлках на протяжении всего западного участка упоминание Олега Иннокентьевича было своеобразным паролем, открывавшим не только двери в кабинеты вечно занятых начальников СМП и мостоотрядов, но и в души собеседников – как правило, людей сдержанных и не склонных к сентиментальности. Но это было потом, когда я уже сам стал корреспондентом «Молодёжки». А тогда… Тогда никто из нас, второкурсников-третьекурсников, даже мечтать не мог о том, что сам Харитонов когда-нибудь будет называть нас «коллега» или даже «дружище».

С Олегом Иннокентьевичем (а по-иному в иркутских журналистских кругах его никто и не именовал) в «Молодёжке» мы разминулись: я пришёл в редакцию в 1979-м, он годом ранее уехал в знойный Зарафшан, в 1991-м, когда он снова стал заместителем редактора, я уже собкорил в «Советском спорте». Но странное дело: меня не покидало ощущение, что мы долгие годы работаем вместе, делаем одну газету и часто сходимся во взглядах на какие-то вещи. Хотя я, конечно, прекрасно понимал, что Харитонов – это мастер, величина в иркутской (да и не только!) журналистике, настоящая глыба.

Что характерно, сам Олег Иннокентьевич никогда не претендовал на роль многоопытного мэтра, знатока писательского ремесла или, боже упаси, ментора. Напротив, абсолютно со всеми он общался, как с равными: и по возрасту, и по жизненному опыту, и по журналистскому мастерству. Это, к слову, тонко чувствовала редакционная молодёжь, которая часто обращалась к нему за советом, профессиональной консультацией (а Олег Иннокентьевич, право же, был мудрым человеком и тонко разбирался в людях), а то и просто за добрым словом.

Знаю немало журналистов, которые считали и считают себя учениками Харитонова. Наверное, они имеют на это право. Однако сам Олег Иннокентьевич никогда не говорил «мой ученик» или тем паче «моя школа». Прежде всего потому, что был удивительно скромным и деликатным человеком, который не только стеснялся получать какие-то знаки общественного признания, но даже смущался, когда хвалили его книги или газетные материалы. Мне, если честно, бывало даже неудобно, когда он спрашивал: «Ты читал? Ну, что скажешь?»

Несколько лет назад Харитонову вручили знак Союза журналистов «Честь. Достоинство. Профессионализм». Как говорится – в самую точку: лучше про качества Олега Иннокентьевича, пожалуй, и не скажешь. Не было в его многолетней газетной практике ни дипломатичных экивоков, ни дрожи в коленках на подрасстрельной должности замредактора, ни желания кому-то потрафить. Честно говоря, мне не доводилось слышать, чтобы он разговаривал с кем-то на повышенных тонах, ругался или переводил стрелки на ненароком провинившегося сотрудника газеты – он не боялся брать ответственность на себя, но делал это без всякой бравады или выражения собственной значимости. При всём этом Олег Иннокентьевич был достаточно твёрдым, а порой и жёстким человеком, когда дело касалась отстаивания его точки зрения или принципов в целом. Он умел убеждать – и словом, и газетной строкой, и своим собственным примером. Потому, наверное, и стал одним из первых лауреатов областной премии «Интеллигент провинции».

Каким он был журналистом? А вы возьмите наугад любую из его книжек, полистайте старые газетные подшивки. Я начал, было, пересматривать его «Лучшую дорогу в нашей жизни», да так и не мог остановиться до последней строчки. Сейчас так не пишут: внешне незатейливо и даже просто, но вместе с тем тонко, с глубоким знанием дела, уважительно к своим героям… Вот ключевое слово – «душевно»! Все, кому посчастливилось знать Олега Иннокентьевича – по работе ли, по жизни, отмечали именно его душевность. Качество, не свойственное «акулам пера» и, кажется, давным-давно вышедшее из моды. Вот уж «акулой» Харитонов не был точно! Он был великолепным рассказчиком, но в то же время, как никто другой, умел слушать собеседника и понимать его.

Раньше мы часто пересекались с Олегом Иннокентьевичем: путешествовали на кораблике по Байкалу, сиживали за дружеским застольем, спорили о футболе, подтрунивали над приятелями и друг над другом, хохотали до упаду, грустили по ушедшим. С ним было по-домашнему просто и уютно. И теперь его будет очень не хватать…