В тёплом доме по имени «Судьба»
От всех неприятностей «Восточка» всегда лечилась юмором. Может быть, не самым тонким, но уж как получалось….
Вот уже больше века людей думающих и неординарных притягивает сама атмосфера редакции. Можно купить дорогую мебель, украсить стены. Но атмосферу внутренней свободы и доверия за деньги не купишь. При всех идеологических догмах в областной партийной газете гуляла творческая вольница. Чем она была напоена – даже трудно сказать. Есть нечто, что создавалось на протяжении многих лет умами и сердцами моих коллег-газетчиков. С некоторыми из них посчастливилось поработать в восьмидесятых-девяностых годах.
Такие вот хохмачки
Помню, когда я впервые в качестве стажёра шла по длинному коридору редакции (это было ещё на улице Советской), увидела длинную стенгазету с четверостишиями и броскими карикатурами. Каждый узнавал себя, поскольку «головы» к рисованным разномастным фигуркам в стиле «Крокодила» приклеивались с фотографий. Газета могла иронически пройтись даже по редактору, в ту пору это был Валерий Никольский. А потом и по Геннадию Бутакову, тому тоже доставалось на орехи. Но всё как-то получалось без обиды, весело. Сам автор карикатур Олег Быков называл их «хохмачками». Некоторые потом вошли в его книгу «Карнавал и молитва», где между строк читалась благодарность автора за те встречи, что подарила жизнь. У меня перед глазами одна любимая, до боли узнаваемая «хохмачка», которая называется «Материал в номер». Комната, в углу на кровати сладкий сон видит жена. Второй час ночи. За столом в майке, обхватив голову руками, сидит несчастный и всклокоченный собрат по профессии, в глазах ни капли сна. Завтра на планёрке потребуют командировочный репортаж, а в нём пока только несколько строк. Как же это узнаваемо! У Быкова есть четверостишие:
Нет, вы о лёгких хлебах
не мечтайте,
Пташки-трудяги,
коллеги-газетчики,
Клюв свой раскрыл ненасытный
читатель:
Требует он без конца «человечинки».
С «человечинкой» в газете, подчиняющейся обкому партии, было не совсем просто. Читатель-то её жаждал, но суровые партийные установки далеко не всегда позволяли журналисту широкими мазками описать своего героя. Да и места на полосе часто не хватало. Думаю, по этой причине некомфортно чувствовали себя в газетной юности Валентин Распутин и Александр Вампилов. Они сразу переросли газету, почувствовав в себе писательское дарование. А её нужно понять и полюбить в лаконичном естестве с вечной оглядкой на объём материала.
Медаль «Проходимец»
Лучшие журналисты, как могли, боролись с казённым словом, по крайней мере пытались это делать. Получалось не всегда. И как жаль, когда самые живые рассказы, байки, воспоминания гуляли больше в редакционных коридорах, высекали искры в междусобойчиках. Мои коллеги были удивительными рассказчиками, щедрыми на массу редких деталей.
А всё из-за первоисточных впечатлений, как сказал однажды журналист «Восточки» Юрий Скоп. Только немногое из этого драгоценного материала попадало в газету, что-то навсегда оставалось за кадром. Слушать такие истории от Геннадия Бутакова, Бориса Новгородова, Валентина Арбатского, Бориса Абкина, Эдгара Брюханенко было в радость. Однажды нашему бессменному водителю Михаилу Сахаровскому предложили возить высокое начальство с гораздо большей зарплатой, чем в редакции. Он отказался, прикипев за многие годы командировок к тем, с кем в дороге не соскучишься.
Крыло «Восточки» по-своему ощущала и ребятня пишущих мам и пап. С детьми проводились конкурсы, устраивались новогодние представления. Когда однажды редакционная машина сломалась, выручили гаишники: с ветерком отправили деда Мороза и Снегурочку по адресам, где их ждали. И кто-то повзрослевший из той малышни сегодня хранит кругляш из напиленного сушняка с надписью «Проходимец». Такая медаль на шпагатной верёвке вручалась участникам семейных лыжных походов.
Был в «Восточке» свой вокально-инструментальный ансамбль «Петит-Булак», в переводе с французско-бурятского – «Маленький ручей». К тому же петит был известен как типографский шрифт, поэтому всё оказалось к месту. По юбилеям и праздникам пели разные подходящие моменту песенки, часто собственного сочинения. И, конечно, старожилы вспомнят доморощенное произведение, да что там – драму «Золотое руно, или Путешествие аргонавтов». Туда вместились сценки из редакционной жизни, командировочные скитания, гонорарные страсти и много чего ещё. Такой сумбур преподносился с античным пафосом. Драма с героями в белых простынях была исполнена в конференц-зале Дома печати, похожем на амфитеатр. Особый восторг коллег вызывали слова верховной жрицы (газету возглавляла тогда Елена Яковлева):
Понатащили всякого руна,
Его не втиснешь ни в одну газету…
Эта фраза стала у нас летучей. У журналистов принято подтрунивать над своими материалами, называть очерки заметками и не видеть ничего обидного в слове «макулатура». Да и саму редакцию мы называли конторой. Однажды в Старом Акульшете Тайшетского района я познакомилась с мастеровым человеком, который имел обо всём своё мнение. Он был многолетним подписчиком нашей газеты, что меня, как автора, очень обрадовало. «Восточка» была у него везде: на стуле, в чуланчике, ею была обклеена стена за печкой, в неё же завёрнуты какие-то вещи. После чаепития и долгой беседы по тонкой тропочке среди сугробов я отправилась в дальний угол огорода, где обособленно стоял известный домик. И там на внушительном ржавом гвозде увидела ровные прямоугольники своей родной газеты. Этот факт совсем не покоробил – эко открытие! Только заставил философски усмехнуться: снег, мороз, звёзды, гвоздь – это жизнь во всех её проявлениях.
Трое суток шагать? Ой, не надо!
Помню все песни, которые мы пели на своих больших и малых праздниках. Даже при пустых магазинных полках столы накрывались всегда. Где-то что-то доставали, резали тоньше. Через дорогу в столовой погубленного потом авиационного училища заказывали пирог с рыбными консервами и даже торт в виде олимпийского мишки. Как же хорошо сиделось! Однажды придумали, чтобы каждый пришёл с какой-нибудь вещью, которая ему дорога. Заядлый книжник Бутаков принёс старинную книгу сибирских рассказов, Людмила Бегагоина разложила свою коллекцию редких монет, Бетти Преловская показала кофточку, которую сама связала.
Что мы пели? Была такая связка песен, которые звучали всегда. «Стоит над горою Алёша» по традиции выводил редактор. Потом шли песни Пахмутовой про палаточный Братск и ЛЭП-500. Романс «Сад был умыт весь весенними ливнями» давался с трудом, но самые высокие ноты вытягивала Ливия Каминская. А вообще сильных голосов ни у кого не было. Да и своей журналистской песни как-то не случилось. Страна пыталась подарить нашему брату «Трое суток шагать, трое суток не спать». Но уж больно песня получилась пафосной, с толикой неправды, которой и так хватало в жизни.
Мгновение счастья
После застолий – конечно, не с компотом – была проблема добраться до дома. Несмотря на близость международного аэропорта, улица Советская в позднее время суток представляла собой достаточно глухое место, где с большим трудом можно остановить попутное такси. Настоящим подарком для тех, кто жил в микрорайоне Солнечном, был автобус № 24. Он один шёл без пересадки прямо до их дома. И у меня родилась лёгкая песенка:
Двадцать четвёртый подходит,
Жёлтенький, как медальон,
Друзей моих садит, увозит
В Солнечный микрорайон.
Покуда распахнуты двери,
Возьмите с собою меня,
Мне хочется тоже поверить
В скромный выигрыш дня.
Пусть вьюга по стёклам кидает
Вселенского холода ртуть,
Проталины наших дыханий
Не в силах она затянуть!
Да, в день рождения нашей газеты цветы расцветают только дома. Но на фоне нынешних житейских проблем почему-то хочется ещё вспомнить, как «Восточка» выезжала на Байкал. Плыли по морю в каютах с ковриками Богородицы на стене. И кружились в ночном вальсе на палубе. Когда смотрели вниз, казалось, что вода живая, тяжёлая, наполненная неведомой нам информацией. А потом была поездка на «Мотане» по Кругобайкальской железной дороге. Три вагончика медленно покачивались вдоль скал и тоннелей, принося с ветерком запах спелой земляники. Под это качание нашу команду немного сморило. Да вот же вы все, мои дорогие! Вижу вас, как сейчас…
Интересно, что спустя несколько лет я решила приготовить напиток, который мы пили у костра на берегу Байкала. В чистой покупной воде заварила чабрец и курильский чай. И что? Не было даже намёка на ту благодать, что мы тогда испытали. Видать, каждое мгновение счастья наполняют тысячи флюидов, в едином букете они собираются лишь однажды…