С почтением к пернатым
Для фотографирования дикой живности, в том числе и птиц, профессиональная маскировка – дело, конечно, важное, нужное, полезное. Но о-о-очень хлопотное. Мне терпения не хватает даже на изготовление примитивной накидки из подножных трав и веток, не говоря уж о сооружении стационарной засидки. И сделать фотопортрет пичуги какой, или суслика, или хотя бы большой ярко-синей стрекозы тоже хочется. Поэтому я приспособился маскироваться… неподвижностью.
Соседи из параллельного нам животного мира боятся в первую очередь чего? Движения! Силуэт человека их, конечно, тоже напрягает. Но не сильно и ненадолго. В Иркутске на набережной Ангары на вашу голову иркутские голуби не садятся, а на голову императора Александра Третьего – с превеликим удовольствием. Он же на постаменте не шевелится. И огородные пугала на дачных участках через час после установки превращаются в прекрасные насесты для отдыха птиц, больших и маленьких.
Вот и я минувшим летом в Мандархане (это бухточка и местность на побережье байкальского пролива Малое Море), чтобы сфотографировать диких уток с утятами, стал изображать из себя не то чтобы императора, но какой-никакой, а памятник. Только не стоящий, а (для максимального комфорта) сидящий. Выбрал на берегу прибрежного озерца, отделённого от Байкала песчаной косой, укромное местечко с хорошим обзором. Устроился поудобнее. Слева, справа и за спиной лиственничный лес по крутому склону высоко в гору поднимается. А прямо передо мной – водная гладь, поросшая осоками и озёрным камышом. Там в травяных зарослях (я это накануне видел) несколько утиных выводков прячутся.
В моём возрасте не шевелиться – задача проще некуда. Только с глазами справиться не могу. Они у меня туда-сюда, туда-сюда. Потому что красиво. На Байкале, слышу, прибой: волны по пологому песчаному берегу громко шуршат. Будто дышит сонное озеро. А передо мной гладь зеркальная, неподвижная. Как раз солнце из-за горы выглянуло и давай предрассветный чёрно-белый мир участок за участком в яркие цвета красить. Бросит луч, куда ему нравится, и это место, которое секунду назад гравюрой виделось, в картину маслом превращается.
Наблюдаю за солнечными опытами со светом и жду, когда утки-мамы бдительность потеряют и ко мне на нужное расстояние приблизятся, чтобы семейный портрет на снимке получился. Я их уже вижу сквозь стебли камыша. В одном месте вроде хохлатая чернеть благодаря жёлтому глазу самочки угадывается. Правее – большой выводок кряквы, прародительницы практически всех домашних уток. Утята в разных выводках очень разных размеров. В одном уже практически взрослыми утками смотрятся, в другом – пуховички подросшие. Утки вроде не так уж и далеко, но пока осторожничают. За камышом да осоками держатся. Нетерпеливые утята, бывает, выплывут на открытое место, но из травы им тут же строгое: «Кря!» И утята, даже большие, послушно возвращаются в укрытие.
Обратив всё своё нетерпение на воду, не сразу заметил повторяющийся шорох где-то справа, в лесочке, куда невысокое солнце своими лучами ещё не дотянулось. Но тут к шороху добавился ещё и звук негромкий. Не то чтобы писк или свист, а вроде как кто-то позвал негромко: «Эй…» Правда, голосом нечеловеческим. Осторожно, не поворачивая головы, скосил глаза в сторону звука и на обломанной лиственничной ветке всего-то метрах в трёх от себя вижу окрепшего, уже неплохо оперённого, но пока ещё по-детски нескладного птенца горихвостки. Чуть наклонил голову, рассматривает меня с любопытством. Взгляды встретились, и горихвостка-подросток, вместо того чтобы испугаться, вроде даже обрадовался. Оживился. Махнул длинным хвостиком с уже хорошо заметными оранжевыми перьями и перепорхнул поближе.
Понимаю прекрасно, что улыбнуться клювом нельзя и что вообще никакие эмоции на неподвижной птичьей мордахе рассмотреть невозможно, но в тот момент мне показалось, я даже был уверен, что любопытный птенец хоть и робко, с заметной опаской, но всё-таки «улыбался», выражая дружелюбие и даже осторожную готовность к контакту. Он был в том возрасте, когда летать уже научился неплохо, но добывать пищу ему, скорее всего, ещё помогают родители. Внимательно осмотрел ближние деревья, кусты, траву и обильно торчащие из земли камни, но ни родителей, ни братьев-сестёр любопытного птенца не увидел. Похоже, отбился от выводка.
Убедившись, что птенца моё присутствие не пугает, я медленно, без резких движений повернулся к нему всем корпусом, поднял к лицу фотоаппарат. Он в ответ несколько раз махнул хвостиком. Не повилял, как это делают собаки, и не потряс, как трясогузки, а помахал вверх-вниз, как взрослая птица. Я сделал несколько снимков «крупняком». Встал и сделал небольшой шаг к нему. Птенца это не насторожило. Он слетел с ветки вниз, едва ли не под мои ноги, на голую землю, исполосованную корнями деревьев. Вновь взлетел на ветку корявой лиственницы. Цвет оперения у него ещё не вполне сложился для взрослой птицы. И растущие пёрышки пока ещё чуть топорщатся, но треугольные белые «зеркальца» на сложенных крыльях подсказывают, что это птенец горихвостки сибирской.
Род горихвосток не особо велик: 14 видов на всю планету. В России обитают шесть из них. Причём в европейской части страны обитают только два вида, зато все шесть, по данным барнаульского орнитолога Алексея Эбеля, можно встретить в Зауралье – у нас в Сибири и на Дальнем Востоке. Сибирская горихвостка в этом числе не самая распространённая. Считается, что в Прибайкалье, как и на большей части территории России, обыкновенная горихвостка встречается чаще.
Фотографируя дружелюбного птенца-подростка, стал уже беспокоиться из-за отсутствия его родителей. Неужели действительно потерялся? Впрочем, несколько раз он прерывал фотосессию, улетая куда-то. Всегда – ненадолго. Минут на 5–10. И возвращался. Появилась надежда, что никакой он не потеряшка и летает как раз к своему выводку, к родителям на скорый перекус. Тем более что горихвостки и родители-то особо заботливые, внимательные. Орнитологи пишут, что они лучше многих могут выхаживать птенцов других птиц. Тех же кукушат, к примеру, которых родные мамаши даже не видят, подбрасывая яйца в чужие гнёзда. А горихвостки их не только высиживают, но и выкармливают наравне со своими, заботятся, учат летать. Такие своего не потеряют.
У меня к горихвосткам отношение особое – уважительно-почтительное. Не только потому, что они, будучи очень красивыми, летом ещё и поют прекрасно едва ли не круглыми сутками. И не только потому, что каждое лето пара горихвосток регулярно инспектирует мой дачный участок, выявляя и уничтожая вредителей. Есть тому ещё много веских причин. Но важнее, что не я один, а многие люди и даже целые народы испытывают к горихвосткам особое уважение. В 2015 году по инициативе Союза охраны птиц России горихвостка стала одним из символов нашей страны. А в племени индейцев ковичан, живущих на территории современной Канады, с незапамятных времён существует легенда о том, как горихвостка подарила людям огонь.