Эта история началась в июне 1941 года. В субботнем номере «Восточно-Сибирской правды», который вышел 14 числа, среди статей об арктической навигации, соревновании колхозников, пленумах районных комитетов ВКП(б) и санитарно-просветительской работе среди пионеров была заметка о нерадивых шофёрах, нарушающих правила дорожного движения, использующих казённые машины для личных целей и перевозящих безбилетников. Её написал начальник автоконтрольной службы областного управления автотранспорта Константин Скачко – состоявшийся, женатый 28-летний мужчина, у которого год назад родилась дочь.

В тексте для «Восточки» он рассказывал, что большинство аварий с участием грузовиков за первые три месяца 1941-го произошло по вине их водителей, сообщал о том, как 14 апреля два пьяных шофёра вывели из строя два автомобиля. Приводил и примеры того, как на борт машин, не предназначенных для перевозки пассажиров, брали «зайцев». «Служба все нарушения довела до сведения начальников автобаз, они передали дела в 3-е отделение милиции для привлечения к уголовной ответственности виновников, – заключал Константин Петрович. – Но до сих пор суда не было. И мошенники продолжают портить машины, наживаться за счёт государства. Областному прокурору нужно вмешаться и прекратить эту противогосударственную практику».

Чем дело кончилось, из одних газет того времени уже не узнаешь. Но заботы мирного времени в скором времени явно отошли на второй план: всего через восемь дней нацистская Германия напала на СССР. В июле Скачко призвали на фронт, а осенью 1942 года он вместе с большинством однополчан сгинул в Сталинграде. Последнее его письмо родным, которые жили в доме № 7 на улице Рабочего Штаба в Иркутске, пришло в январе 1943-го. Человеческую трагедию отодвинули на задний план масштабные исторические потрясения.

«Полк погиб дважды»

Окончательно подобные истории всё же не забываются. «Восточно-Сибирская правда» 3 февраля 1987 года опубликовала сообщение от иркутянки Эльвиры Филимоновой, просившей ответить тех, кто что-то знает о судьбе её отца Петра Просекина – уроженца села Харат, во время обороны Сталинграда командовавшего одной из рот 272 стрелкового полка. Пётр Петрович погиб в бою с фашистами 5 сентября 1942 года, был посмертно награждён орденом Красной Звезды.

Сведения об этом сегодня можно сравнительно легко обнаружить на портале «Память народа» или в обобщённом банке данных «Мемориал». Но даже цифровые технологии не позволяют закрыть все лакуны. «В 2015 году мы готовили книгу об участии иркутян в Великой Отечественной войне, – рассказывает старший научный сотрудник Музея истории города Иркутска имени А.М. Сибирякова, старший преподаватель кафедры истории России ИГУ Александр Ануфриев. – Сбор материалов к ней и составление исторической справки перед реконструкцией мемориала «Вечный огонь» стали толчком к тому, чтобы разобраться, какие боевые соединения были сформированы в Иркутске и ушли отсюда на фронт». На первый взгляд, их должно быть довольно много. Однако напрямую из Иркутска на передовую отправились только 46-я стрелковая дивизия и 272-й стрелковый полк внутренних войск НКВД.

«Мы добились того, чтобы на мемориале появилось название этой части, – говорит наш собеседник. – К сожалению, полк погиб дважды: первый раз – под Сталинградом, второй – уже после войны, когда во время пожара в архиве внутренних войск сгорел практически весь его фонд. Остались два дела, которые мне удалось посмотреть во время командировки в Москву. Первое – это список полка, где есть фамилии, но не указано, кто откуда призван. В областном военкомате документов о призыве того времени нет. Начал искать в базах данных «Память народа» и «Мемориал», в журнале боевых действий 10-й стрелковой дивизии внутренних войск НКВД. Из тех наших земляков, кого удалось найти, до Победы никто не дожил». Соединение формировали в Иркутске из солдат и офицеров, отвечавших за охрану железной дороги от Тайшета до станции имени Кагановича в Читинской области – современного Чернышевска в Забайкальском кране. Но тех, кто проходил срочную службу, в июле 1941 года, по всей видимости, оказалось недостаточно, поэтому под призыв попали и те, кто был старше. Так Скачко стал сержантом-связистом.

Полк в основном состоял из сибиряков: в тех же списках награждённых помимо уроженцев Иркутской области можно найти выходцев из Бурятии, Алтайского края, Новосибирской, Омской и Читинской областей, хотя есть в них и те, кто родился в западной части Советского Союза. Командир соединения Григорий Савчук, к примеру, был родом из Винницкой области. Вверенный ему стрелковый полк был одним из шести, включённых в состав 10-й стрелковой дивизии внутренних войск НКВД под командованием полковника Александра Сараева, которая была сформирована в Сталинграде в феврале 1942 года. В тот момент перед ней стояла задача обеспечить охрану общественного порядка в городе в тесном взаимодействии с контрразведчиками и местными милиционерами. Одна из рот 272-го стрелкового полка, например, подчинялась 2-му отделению милиции Сталинграда.

Среди прочего дивизия участвовала в мартовской зачистке города от преступного элемента. Выявили 187 дезертиров, 106 уголовников и девять шпионов. В остальное время её солдаты несли службу, типичную для внутренних войск с поправкой на военное время. Однако 10 августа, после того как вермахт разгромил Юго-Западный и Южный фронты, дивизию – 7568 бойцов – изъяли из состава войск правопорядка и безопасности, на правах пехоты подчинив напрямую командованию 62-й армии. Уже 23 августа 282-й стрелковый полк вступил в бой с нацистами в районе Сталинградского тракторного завода, а 272-й полк столкнулся с противником 31 августа. «Когда немцы прорвались к Сталинграду, дивизия оказалась самой боеспособной частью, и ею закрыли центр города, – отмечает Ануфриев. – Если бы немцы пробились и вышли к Волге, не было бы никакой обороны и никакого контрнаступления».

На Сталинградском фронте без перемен

В журнале боевых действий 62-й армии Сталинградского фронта за сентябрь порой трудно найти упоминания о 272-м стрелковом полке и других частях 10-й дивизии внутренних войск. Это легко объясняется указаниями о том, что с тем или иным соединением потеряна связь. После того как её восстанавливали и получали рапорты, в течение нескольких дней о положении дел на том или ином участке писали коротко: «Без изменений». В том самом смысле, что и у Ремарка. «Когда в сентябре наших откинули к Волге, возникла угроза, что немцы разорвут остатки 62-й армии на два отдельных района, – отмечает старший научный сотрудник Музея истории Иркутска. – Чтобы этого избежать, надо было дать возможность переправиться 13-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием Александра Родимцева. Но у [командующего армией генерал-лейтенанта Василия] Чуйкова уже не было для этого никаких резервов. Поэтому остатки 10-й дивизии положили для того, чтобы переправить Родимцева. Фактически они помогли спасти Сталинград».

Воины Родимцева переправились на правый берег Волги к утру 16 сентября 1942 года, заняли оборону и не допустили выхода немцев к реке. Но тем, кто ждал подмоги, нужно было продержаться две недели. Ввязавшись в начале сентября в бои на окраинах Сталинграда, 272-й стрелковый полк постепенно отходил в центр города. Об интенсивности и тяжести тех сражений написано немало, лишнее тому подтверждение – наградные листы на солдат и офицеров части. «3 сентября 42 года противник силой до батальона пехоты прорвал оборону левого фланга полка, – сказано в описании подвига Петра Просекина. – Тов. Просекин поднял свою роту в контратаку, в результате которой уничтожил до двух рот пехоты противника. 5 сентября 42 года умело организовал контратаку во фланг и тыл противника. В этом бою тов. Просекин погиб смертью храбрых». Когда отчаянно обороняешься, становится не до воинских специальностей. Повару 272-го полка Петру Васильеву, уроженцу Омской области, 5 сентября поставили задачу: уничтожить пулемётную точку немцев. И тот её подорвал гранатой. Начальник боевого питания Владимир Кузьмин, отвечавший за подвоз боеприпасов, во время немецкого прорыва 19 сентября схватился за противотанковое ружьё и подбил танк.

После того как 25 сентября немецкие танки окружили командный пункт полка и начали его расстреливать, батальонный комиссар Иван Щербина решил выходить из окружения. Бойцы в наличии – меньше сотни человек, в основном работники штаба, связисты, врачи и медсёстры. Сам Иван Мефодьевич получил смертельное ранение. Его похоронила врач Вера Рыбакова, которая благополучно дослужила до конца войны. Выжил и писарь Николай Некрасов, вынесший все оперативные документы штаба. Оказавшись вместе с однополчанами на берегу Волги, 26 сентября он дважды участвовал в контратаках. Остатки 272-го стрелкового, по официальным донесениям, уничтожившего не менее двух с половиной полков нацистов и подбившего 32 танка и 7 бронемашин, вывели из боя на следующий день. В живых остались 226 человек из 1498 – в основном служащие подразделений тыла.

Засада на связиста

Константин Скачко среди них не значился. «Вариантов два: либо он погиб в районе Опытной станции, либо, что более вероятно, в последних боях в центре Сталинграда, – рассуждает Ануфриев. – Погиб – это моё предположение – в момент, когда пытались установить связь с потерянными частями. Действовали просто: где-то перебит кабель – иди и восстанови. А там уже немцы, как по променаду, гуляют между отдельными очагами сопротивления». Самоубийственное задание, выполнить которое удавалось лишь единицам. Забайкалец Фёдор Ушаков, телефонист 272-го полка, только с 3 по 6 сентября под сильным артиллерийским огнём и бомбардировками с воздуха 17 раз соединял оборванный провод, чтобы сохранить связь с командным пунктом 10-й дивизии. Выполняя то же задание 14 и 17 сентября, он дважды попал в немецкие засады, но смог отбиться. Нацисты вполне могли подкараулить и его сослуживца Скачко. А может, того настигла шальная пуля или осколок.

Бойцы 272-го полка в это время дрались в окрестностях городского вокзала и площади Павших борцов – в одном из самых узнаваемых мест-символов Сталинградской битвы, не раз и не два воспроизведённом в кино и компьютерных играх. В том самом районе, где находился фонтан «Хоровод детей». Более того, медицинский пункт 10-й дивизии размещался в подвале центрального универмага Сталинграда, где 31 января 1943 года взяли в плен немецкого фельдмаршала Фридриха Паулюса. Сегодня здесь расположен музей «Память», который входит в состав музея-заповедника «Сталинградская битва». Один из выставочных залов – небольшое подвальное помещение – посвящён работе медпункта.

В том же здании находится отель «Старый Сталинград», где Ануфриев останавливался, когда в конце сентября – начале октября нынешнего года участвовал в международной научно-практической конференции «Военно-исторические аспекты жизни юга России XVII–XXI веков: вопросы изучения и музеефикации». Перед той поездкой Александр Валерьевич обнаружил на одном из интернет-форумов волгоградских краеведов фрагмент письма Софьи Скачко – дочери погибшего связиста – председателю президиума Верховного Совета СССР Клименту Ворошилову. В строящейся сложной конструкции – воссозданной истории иркутян, воевавших в составе 272-го стрелкового полка, – появился маленький, но очень ценный фрагмент.

«Решила просить Вас, товарищ Ворошилов, как родного отца»

Жена Константина Скачко, до войны служившая телеграфисткой, а затем ушедшая работать на пимокатную фабрику, умерла в 1943 году. Её сестра забрала трёхлетнюю Софью в свою семью. А в 1952 году девочку официально удочерила Ольга Скачко – сестра Константина, которая проживала в Осе. В 1955 году, пытаясь узнать судьбу погибшего брата, она отправила письмо на имя председателя президиума Верховного Совета СССР. «Товарищ Ворошилов! – писала Скачко в том письме. – Простите, пожалуйста, что я беспокою Вас, обращаясь к Вам со своей просьбой. Я взяла на себя смелость писать непосредственно Вам только потому, что я не знаю, к кому обратиться с моей просьбой».

Все предыдущие инстанции были пройдены безрезультатно. Ещё в январе 1952 года Ольга Петровна просила сотрудников Сталинского районного военного комиссариата Иркутска помочь в розыске своего брата. Там ответили, что в имеющихся списках призванных в годы Великой Отечественной военнослужащих – значительную часть документов уничтожил пожар – нет сведений о Константине Петровиче Скачко. По действовавшей в те времена методике стали искать свидетелей, которые подтвердили бы сам факт его призыва. Их показаниями было подкреплено заявление, которое переправили в отдел по персональному учёту потерь сержантов и солдат Советской Армии Министерства обороны СССР. Но из Москвы пришёл тот же ответ: сведений о призыве Константина Петровича Скачко нет. Поскольку того отправили служить во внутренние войска, в военкомате подготовили прошение в Управление МВД СССР по Иркутской области, которое и вручили Ольге Петровне. Но начальник главка в ответе на него сообщил, что сведениями о призванных, независимо от рода войск, располагает военкомат, в который и нужно обращаться. «Я, товарищ Ворошилов, очень устала от этого «хождения по мукам», – сетовала Скачко.

Речь между тем шла в буквальном смысле о вопросе жизни и смерти: детям погибших солдат полагалось пособие от государства, в отличие от семей тех, кто считался пропавшим без вести. «Я, товарищ Ворошилов, очень опасаюсь того, что со мной что случится (у меня миокардит сердца, воспаление позвоночных нервов), девочка останется одна – без всякой материальной помощи», – писала Ольга Петровна. Теми же страхами делилась сама Софья Скачко. Старшеклассница из Осинской средней школы отправила письмо по тому же адресу, что и её тётя: «Москва, Кремль, председателю президиума Верховного Совета СССР Клименту Ефремовичу Ворошилову». Излагала она ту же историю, что и Ольга Петровна, но под своим углом. «В 1941 году мой отец ушёл на фронт защищать нашу Родину от немецких захватчиков, от этой нечисти, оставившей многих детей без отцов и матерей, – рассказывала Софья. – Мы с мамой провожали папу на вокзал, папа всю дорогу нёс меня на плече. Перед отходом поезда он поцеловал меня и маму и наказал маме о нём не печалиться, работать в тылу так же, как он будет бить немцев на фронте, беречь дочку, а мне наказал расти и дождаться папу с победой. Папа был уверен, что против немцев вернётся с победой домой, и мы заживем ещё лучше, ещё краше».

Характерными для того времени фразами, возможно, почерпнутыми из газет и продиктованными учительницей, которая вызвалась помочь, обрисовывалась типичная для многих семей ситуация послевоенных лет. Небольшие деньги от государства хоть и стали бы неплохим подспорьем для жизни в селе, но стремление установить судьбу отца значило гораздо больше. «Живу я хорошо, особенно не нуждаюсь, – заключала Софья. – Но мне обидно, что я не получаю за папу пособия. Больше обращаться нам с мамой (Ольгой Скачко, удочерившей девочку. – Авт.) не к кому; мама сама много ходить и нервничать не может, а поэтому я сама с помощью учителей решила просить Вас, товарищ Ворошилов, как родного отца, помочь мне в назначении пособия за отца, погибшего во время Отечественной войны. Прошу не отказать».

Делу дали ход. Письмо Ольги Скачко – сестры погибшего связиста, не его дочери – пошло по инстанциям в Министерстве обороны и Министерстве внутренних дел. Факт призыва Константина Скачко на военную службу был признан, но сам он по-прежнему числится пропавшим без вести. Смена статуса сегодня, через 78 лет после Сталинградской битвы, вряд ли что-то даст с официальной точки зрения. Но ценность права на историческую правду и память потомков не измеришь аршином постановлений, распоряжений и регламентов. «Конечно, хотелось бы найти Софью Скачко, если она ещё жива, или внуков и правнуков Константина Скачко, – резюмирует Ануфриев. – По нашим подсчётам, из Иркутской области в полку было минимум пятьдесят человек, у каждого наверняка есть родственники. Пытаемся отыскать и потомков солдат из Бурятии, на Алтае и в Оренбургской области нескольких нашли». И это не поиск ради поиска – воспоминания и архивные документы лягут в основу книги о бойцах 272-го стрелкового полка. На её издание к осени 2021 года выделен грант по итогам конкурса «Губернское собрание общественности». Возможно, она станет первой в цикле книг о воинских соединениях, связанных с Иркутском.

Совместный проект «ВСП» и Думы г. Иркутска