«Там тоже своя борьба»

Личность Александра Колчака не до конца понята, как и его сложная судьба, которая сегодня уже обросла мифами и клише. И каждый, кто соприкасается с его историей, не может остаться равнодушным, поскольку судьба адмирала – это часть нашей общей судьбы, ещё не до конца пережитой и осмысленной. Пытаясь понять Колчака, мы пытаемся понять себя. Нить от Колчака расходится надвое – на «наших» и «не наших», на эти нити нанизаны жизни прадедов, дедов, отцов. Нить колеблется и трогает больно.

Показ фильма «Адмирал Колчак. Незаконченная история» стал одним из основных событий книжного фестиваля «КнигаМарт», который проходил 13–16 марта в Иркутске. Он был организован Иркутской областной научной библиотекой имени И.И. Молчанова-Сибирского, фондом «Новый Альянс». Партнёрами фестиваля стали Иркутская нефтяная компания, министерство культуры и архивов Иркутской области и конкурс социальных проектов «Губернское собрание общественности».

– Почему были выбраны эти три города – Омск, Иркутск, Санкт-Петербург?

– Эти города связанны так или иначе с историей Колчака. Мы начали съёмки в Омске, на поезде отправились в Иркутск. А потом продолжили снимать в Питере. Хотя, честно говоря, направляясь в Питер, я думала, что мне расскажут про полярные экспедиции, про другую сторону его жизни, не связанную с гражданской войной, и что там всё однозначно про хорошее. Но оказалось, что в Петербурге такая же сложная ситуация, как в Иркутске и Омске. Там тоже своя борьба, и эта тема до сих пор болит. ​ Размещают, а потом снимают памятные таблички с именем Колчака, идут суды. В общем, это оказалось почти такой же горячей историей, как в Омске и Иркутске, разве что затрагивающей меньше людей. ​

Но для кино это как раз хорошо. Кино – это не научная статья, оно должно вызывать эмоции, сопереживание, только тогда зритель включается в историю. А сопереживание помогает понять героев, понять и почувствовать ход истории. Поэтому для фильма я искала людей, для которых история Колчака и вообще гражданской войны – это часть их собственной жизни, предмет страстного научного исследования либо краеведческого интереса. В иных случаях находился человек, не историк и не краевед, для которого Колчак почему-то был очень важен.

– Кто из Иркутска стал героем фильма?

– Я встретила очень много прекрасных, умных, хорошо знающих историю людей. Например, мы снимали историка Павла Новикова. Павел действительно многие вещи очень хорошо объясняет, понимает, и для меня это было очень важно. Задача фильма – понять Колчака, историю, судьбу. И разобраться, почему до сих пор это болит. Это должно было быть про нас сегодняшних. При этом нельзя было не рассказать собственно историю его жизни, потому что она – основа драматургии. Как я уже говорила, кино – это эмоциональная штука, мы должны сопереживать герою. И Павел очень хорошо на обе задачи работал. Он и про современность говорил, и рассказывал так, что история была связной и понятной. Благодаря Павлу я наконец поняла, как и почему, совершив, по сути, кругосветное путешествие, Колчак попал в Омск и как неотвратимо судьба его вела потом в последнее путешествие в Иркутск. И почему Колчак взял на себя эту роль Верховного правителя, по сути – политика, которая на самом деле ему была абсолютно не свойственна. Вообще никак. И, может быть, ему не надо было этого делать. Но бывают времена и моменты, когда человек принимает то или иное решение, которое в силу обстоятельств он не может не принять. И я надеюсь, что вот эту неотвратимость мне удалось передать в фильме. ​

– Вы бывали в камере Колчака?

– Да, конечно, я нашла тюремный музей в Иркутском СИЗО. Музей нам показал экскурсовод Олег Леонардович Никоноренко, председатель совета ветеранов СИЗО-1. Но это не была экскурсия, для него это, как и для других героев фильма, часть жизни. И ​ ты там прямо чувствуешь, что это та самая камера, где сидел Колчак и откуда его увели на расстрел. Мы с Олегом ходили на берег, где установлен крест. Он рассказал, что есть разные версии, где именно Колчака расстреляли, однако тело было брошено в реку, этот факт установлен. Эта камера, эта прогулка на берег, этот рассказ – очень сильная эмоциональная история.

Я искала очень разных людей. Почитала вашу прессу и узнала, что против памятника Колчаку прошли суды и есть такой адвокат Олег Фёдоров. Не могу сказать, что согласна со всем, что он говорит. Но я понимаю его правду, у него есть свои аргументы, он очень здравый человек. И я ему безумно благодарна, это создаёт нужный объём фильма, жизнь вообще не чёрно-белая штука.

– Да, эта история известна в Иркутске, суды проходили эмоционально, даже казаки при полном параде, в форме на них являлись.

– Тут вот что ещё интересно и важно​: если сравнивать разные города и то, как судебные истории вокруг памятников и табличек развивались там, мы увидим большую разницу. Вы знаете, что в Омске так ничего и не поставили, никакого памятника, но есть своя история его установки – со сменой губернатора, проведением социального опроса об установке. И с решением – не ставить. А в Питере идут собственные суды. Там повесили табличку на доме, где жил Колчак, откуда он уходил в полярную экспедицию. Его решили увековечить как полярного исследователя. Никто не писал, что табличка появилась тут в честь героя гражданской войны или Верховного правителя. Но объявились люди, которые сначала залили её краской, а потом подали в суд. Я нашла тех, кто принимал судебное решение. Сама судья не захотела давать интервью, переключила всё на пресс-секретаря. Мы пришли в здание суда, там огромная такая статуя Фемиды стоит, пресс-секретарь показывает на неё и говорит: «Это наша, питерская, особая Фемида, посмотрите, она как-то иначе, чем у всех, изображена». И эта особая питерская Фемида сослалась на решение суда Забайкальского военного округа о том, что Колчак является военным преступником. В итоге эту табличку постановили снять. И в то же время Олег Фёдоров показывал мне решение вашей, иркутской, судьи. Это прекрасное решение: судья сказала, что в нашей стране имеют право увековечивать выдающихся деятелей вне зависимости от того, на какой стороне они находились во время гражданской войны!

Я понимаю, что в Иркутске много факторов сошлось, почему у вас тут памятник стоит, а в Омске нет. И эта чудесная история с пивом «Колчак» правда, мне кажется, сработала на очеловечивание образа Колчака. Конечно, с памятником ситуация непростая, с тем человеком, который его ставил. Но ведь он его поставил, и памятник стоит. И это уже часть города. Вот это было важно показать в Иркутске, для меня это была безумно интересная история.

– Вы говорили в одном интервью, что у вас были кадры с людьми, не вошедшие в фильм.

– Да, съёмок было очень много. Я хочу сказать всем, кто дал согласие на съёмки, огромное спасибо, я очень им благодарна. Например, ваша писательница, краевед Валентина Рекунова. Мы её записывали в библиотеке имени Молчанова-Сибирского. Она показывала нам газеты 1919 года. А через них ты понимаешь, как жили, что чувствовали самые обычные люди того времени, граждане той «белой» России, правителем которой был Колчак. Но запись интервью с ней не вошла в фильм. Не потому, что это было плохое интервью, а потому, что у фильма есть свои драматургические законы. Картина у меня начинается с Омска, и вся история с правлением Колчака рассказывается в Омске, а скачок в Иркутск туда не ложился, не оправдывался. Когда же мы по логике повествования фильма попадаем в Иркутск, там уже такие отступления лишние, драматургически всё идёт к этой проруби. Конечно, жаль, что прекрасные человеческие истории, рассказанные Валентиной Рекуновой, не вошли в фильм, но я хочу сказать, что всё это не было бесполезным, потому что во мне-то все эти истории остались. Когда я монтировала фильм, я их учитывала, это всё равно так или иначе проявилось в нём. Это вообще очень важно в кино: все встречи, которые были сделаны в процессе съёмок, даже не вошедшие в фильм, всё равно так или иначе входят в ткань фильма.

– А в омской части с писателем Антоном Сорокиным есть какая-то линия? Помните, его знаменитые «33 скандала Колчаку»?

– Нет, не сложилось. К сожалению, у меня было ограниченное количество времени. А из Москвы я её не увидела, никто мне про него не рассказал. То есть я уже приехала, узнала про Сорокина, но там уже было всё плотно, надо было как-то договариваться с музеем, где была выставка писателя. Но это было бы интересно. Если бы я знала заранее, я бы придумала, как это снять.

«Когда всё это переходит в мифологию, так лучше»

История жизни адмирала Колчака – это ещё и история самоидентификации как для отдельных людей, так и для целых городов. Где-то он практически забыт, где-то является значимым для отдельных групп и личностей, а где-то является основой для большого мифа о городе.

Омск навсегда, например, останется столицей «белой» России, пусть ненадолго, но столицей. А Иркутск стал тем местом, где стоит ему памятник. Так и не появившийся в Омске.

– По ощущениям, отношение к Колчаку в Омске, в Иркутске, в Петербурге должно быть разным.

– Да. В Омске оно абсолютно полярное. На самом деле, омичи Колчаку должны быть безумно благодарны, потому что, собственно говоря, это сейчас основа для гордости за город. Достоевский, его пребывание в этих краях – это уже совсем далёкая история. А события с Колчаком повлияли на развитие города. Но травма гражданской войны там настолько сильна, что до сих пор отдаётся эхом. Есть коммунисты, есть «условно белые». Но всё сложно, потому что очень многое переплетено, очень многое неоднозначно. Я доехала там до Тары, города в Омской области, это места крестьянских восстаний. И там, казалось бы, должна быть понятна их правда. Я попросила найти стариков, у которых родители могли в этом участвовать и которые пострадали от колчаковцев. Но они что-то рассказывали, а ты понимаешь, что зритель, особенно молодой, им не поверит: они столько раз ​ при советской власти выходили перед пионерами и рассказывали одно и то же, что это уже какая-то наложенная память, они помнят, что надо говорить, а не то, что было на самом деле. И говорят этим мёртвым советским языком. Фокус был ещё вот в чём. Когда пришло колчаковское правительство, Колчак, по словам одного из историков – участников фильма, был таким «непредрешенцем», он говорил, что не отвечает за тот строй, который будет. Сейчас необходимо отбиться от Ленина и Троцкого, а потом будет собрано Учредительное собрание или ещё какой-то орган, и он решит, как будет развиваться Россия дальше. А пока всё подчиняется старым законам и ту землю, которую крестьяне захватили во время революции, нужно вернуть назад. А потом началась мобилизация крестьян, это понятное явление, красные тоже так делали. Крестьяне уходили в леса, приходили казаки, пороли партизан и расстреливали зачинщиков. Понятно, что не лично Колчак делал это, но тем не менее в памяти людей отвечает за всё это Колчак. Там была прекрасная хранительница местного музея, которая говорила: «Представляете, какое унижение для мужчины, что его выпороли? И пусть это не Колчак, но ведь он же главный! Значит, он за это отвечает. Тяжела ноша». И при всём сочувствии и уважении к Колчаку ты понимаешь, что это правда. В исторической памяти остаётся именно это.

– А какие ощущения от Иркутска?

– В Иркутске почему-то, как мне показалось, линия раздела идёт больше не по политическим взглядам, а по семейной истории. Я так понимаю, кто-то здесь, в Иркутске, потомок крестьян, а кто-то – дворян. И здесь больше какая-то такая родовая история, как мне показалось. Огромную роль сыграли и история с пивом «Колчак», и то, что в тюрьме есть музей, и то, что памятник стоит… ​ Поэтому в Иркутске, мне кажется, всё ушло из жёстко идеологизированной истории в какую-то более человеческую составляющую.

​ – У нас просто много мифологии, связанной с Колчаком. В моей семье, в частности, есть легенда о том, что у моей прабабушки на дворе останавливался Колчак.

– Когда всё это переходит в мифологию, так лучше. Это уже следующая стадия, и она какая-то менее острая. Если же говорить про Питер, то там на самом деле, конечно, для большинства людей история Колчака достаточно безразлична, это что-то из учебника истории, как и в Москве. В Москве никого не волнует история гражданской войны, её там не было никогда. Был город, а вокруг была гражданская война, «кольцо фронтов», как мы изучали в школе. В столице другие болевые триггеры. Это, конечно, 1937 год. Конечно, это Великая Отечественная война. Сталин может быть триггером. А в Питере для меня было неожиданностью, что есть ещё какие-то люди, которые вот так же яростно спорят между собой о Колчаке. Я нашла людей, которые вешали мемориальную табличку на доме, где жил Колчак. Это активисты движения «Белое дело». Они занимаются восстановлением исторической памяти, ищут могилы участников белого движения. Тут всё понятно и закономерно. Но вот что совершенно неожиданно для меня было – директор музея Арктики и Антарктики, которая не так давно пришла на эту должность и ей досталась уже готовая экспозиция, в которой есть информация и о полярных походах Колчака, вдруг сказала: «Мы снимем из экспозиции его портрет, потому что, во-первых, Колчак лишь один из полярных исследователей, не самый лучший, а во-вторых, то, что он потом творил в Сибири, всё перечёркивает». Я нашла в хронике санкт-петербургского канала запись митинга, на которой ярый коммунист кричит: «Какой Колчак, зачем нам Колчак? Его место в проруби!»

Мы встретились с человеком, который судится с теми, кто вешал табличку. Он просто с пеной у рта доказывал, что Колчак преступник. А активисты, которые «за» Колчака, мне показали фото, как эту табличку кто-то облил краской, и рассказали, как они эту краску оттирали. То есть вот там где-то, в недрах Питера, такого красивого и культурного, какие-то свои бои идут. Я думаю, что они гораздо меньшее значение имеют, чем в Иркутске или Омске. Но они есть. Я нашла в Питере военного историка, который рассказывал про военные дела Колчака. Я спросила, почему всё-таки эта история так болит и столько людей так горячо о ней спорят. И он рассказал старый советский анекдот. «Едут бабушка с внуком в автобусе при Брежневе. Внук спрашивает: «А Сталин хороший или плохой?» Бабушка отвечает: «Плохой». «А Хрущёв хороший или плохой?» – «Хороший». «А Брежнев хороший или плохой?» – «Умрёт, узнаем». И с Колчаком так же – сто лет пройдёт, и тогда поймём, какой он». Я говорю: «Так ведь сто лет прошло». А историк отвечает: «Значит, жив».

«Это была безумно крутая история»

Елена Демидова снимает в Сибири и на севере не первый год. В 2007-м появился фильм «Ковчег», это история, снятая в поезде от Уренгоя до Адлера. Режиссёр работала на съёмках двух фильмов в Бурятии (в одном фильме в качестве оператора, второй – авторский), несколько лет снимала картину на Ямале. Она признаётся, что Сибирь привлекает её характерами, необычными судьбами людей и тем, что она не похожа на Москву.

– Как появляются идеи – снять фильм на Ямале, в Бурятии? Привлекают места?

– Скорее люди. На Ямале я снимала историю про вахтовиков, фильм назывался «Мужской выбор». Мне кажется, это очень важная вещь. Кино – это ​ же тоже такое исследование реальности: что с нами происходит, как мы живём. Тогда это интересно. Мне это было любопытно, потому что полстраны у нас ездит работать вахтовым методом, деньги-то в основном есть только в Москве и на севере. И в Москве многие работают вахтовым методом, но на севере для кино интереснее – там ещё газ, тундра и красота природы. И, конечно, интересно, что один мужчина остаётся в своей деревне, валяется под сломанным трактором и пьёт, а другой поехал на север, чтобы заработать для семьи. Он возвращается с деньгами, и это, казалось бы, хорошо. Но он долгое время живёт без семьи, и возникает куча всяких историй. И поварихи находятся, и у жены кто-то может появиться. И дети растут без мужского воспитания. Это был интересный проект, мы снимали его в копродукции с норвежцами и финнами около трёх лет. У меня было несколько экспедиций, я сама стала там как вахтовик. Истории героев там достаточно драматичные. Фильм вышел, у него была хорошая фестивальная история, его видели в разных странах, и мне кажется, что это было не зря.

– Фильмы о Бурятии – это интерес к восточной культуре? Или что-то личное уже связывает вас с этой территорией?

– Бурятия – моё любимое место в Сибири. На первый фильм я попала нечаянно – в качестве оператора документальной камеры. Это был экспериментальный, игровой и одновременно документальный фильм, назывался он «Прикосновение ветра». Такая была история про московскую актрису, которую играла Юлия Ауг.​ Если смотреть сериалы, то она играла в «Екатерине» императрицу Елизавету. Я-то её знаю по артхаусным фильмам, которые на самом деле не очень известны широкому зрителю. Её героиня приезжает в Бурятию, она ищет своего бывшего возлюбленного, который с ней учился в Москве и уехал на родину. Она смертельно больна, у неё есть дочь от него, и она ищет папу, чтобы передать ребёнка. В результате она попадает не к нему, а к его брату, и он открывает ей Бурятию. Я снимала Юлю и прекрасного бурятского актёра Эдуарда Жагбаева, солиста Бурятского театра оперы и балета. Это была безумно крутая история, потому что Юля реально тоже открывала для себя Бурятию, и всё это было переплетено в одном фильме, сосуществовало – реальная Бурятия и Бурятия из игровой части фильма.

Я тогда впервые там побывала, увидела Иволгинский дацан, увидела Хамбо Ламу Итигэлова. Я поняла, что мне страшно интересно будет снимать фильм об Итигэлове, потому что это про устройство мира. Есть некое чудо, которое произошло, которое даже сами ламы до конца не понимают и сейчас ещё находятся в состоянии, когда они это осмысливают. И это предмет документального кино, это интересно. Потому что лет через двадцать всё будет записано по полочкам и снимать будет нечего в кино, ну, может быть, можно будет статью написать. А тут ты людям сопереживаешь и себя с этим всем сопоставляешь. Мы долго искали финансирование, это должно было созреть и вызреть. Ну, если по-буддийски судить, и я должна была созреть для этого фильма. Прошло несколько лет, и в 2018 году мы получили президентский грант. Руководителем проекта был Кирилл Разлогов, известный киновед и кинокритик. Кино мы сняли, сейчас оно есть в Интернете в открытом доступе. ​ А история Колчака была таким естественным продолжением, потому что было интересно что-то сделать ещё про Сибирь, другую какую-то историю.

– По сути, судьба Колчака – это судьба человека, взявшего не свою ношу…

– Трудно сказать однозначно. Тогда, в той Сибири, было намешано слишком много факторов, включая и иностранные, чтобы Колчак мог что-то сделать. Была страшная борьба интересов, у чехов была своя история, которая связана с отчаянным желанием вернуться из разрушающейся России на родину любыми путями. Важный фактор, что Колчак был человеком морским, а не сухопутным. И мне многие собеседники, историки говорили, что ему не надо было сдавать Омск, а если его сдавать, то отступать до ближайшей станции в тайге, где всё равно одна дорога – только вдоль железнодорожных путей, там можно долго стоять и сдерживать врагов. Но он принял решение отступать до Иркутска. Туда уже было эвакуировано правительство, и казалось, что это такой островок стабильности. ​ Но всё вышло совсем не так, в этой истории было много игроков – и большевики, и меньшевики, эсеры, и Москва – как бы ни была она далеко, но свою игру вела. Интересы эти и обстоятельства сложились так, что его предали.

Я всё-таки не историк, не буду здесь пересказывать, историки в фильме рассказывают это точнее и лучше. Скажу только, что в этом очень важно разбираться, об этом надо говорить, это наша история, из которой нужно извлекать уроки. А ещё важнее – почувствовать эту историю, понять не словами, а через сердце. Кино – это всегда какие-то такие вещи «про почувствовать». Про Сибирь, про людей, про его судьбу. На самом деле мы все в каких-то похожих ситуациях можем оказаться, мы не верховные правители, но в собственной жизни делаем какие-то выборы, ошибаемся, берём на себя то, что нам не свойственно. Подчиняемся чьему-то влиянию, а потом из этого может получиться катастрофа. Это обычная такая человеческая жизнь, человеческая судьба, это безумно интересно и важно.