Ночью по льду с включёнными фарами ездить нельзя, сразу заметит рыбоохрана с берега. Инспекторы с осени прошлого года выходят в рейды с омоновцами, а у тех – автоматы за спиной. Поэтому Роман (имя изменено по просьбе героя. – Ред.) гасит фары. Он называет себя рыбаком и никогда – браконьером. Ещё на берегу предусмотрительно скручивает с машины «стопари» – стоп-сигналы, чтобы не загорались, когда сдаёшь назад. После запрета на вылов омуля рыбалка на Байкале стала по-настоящему опасным занятием.

«По жизни я рыбак»

В темноте передвигаться по Байкалу нужно осторожно. Лёд в нынешнем феврале уже плохой, то и дело возникают пропарины. Ледяное полотно подтаивает снизу, становится тонким. Наступишь на такое место – провалишься. Машины уходят под лёд, в прошлом году было больше 50 случаев. Роман с напарником год назад тоже чуть не утонули. Хорошо, рассказывает герой, ехали с открытой дверцей и вовремя увидели, как лёд под машиной начал проседать. Водитель был опытный: вырулил, не растерялся.

Рыбаки считают, что риск оправданный. Шансов провалиться под лёд ночью гораздо меньше, чем попасть в руки инспекторов рыбоохраны днём. В последний раз Романа досматривали в январе, когда он ездил на иордань за святой водой. Попросили открыть «уазик», осмотрели багажник, заглянули во флягу. Рыбы не нашли.

Ещё с 2019 года инспекторы начали использовать дроны для поиска браконьеров. Опыт уже признан удачным. В феврале с их помощью задержали нарушителей особого режима, у которых было 360 хвостов омуля.

– Мы тоже ночью не по звёздам ездим, а технологии применяем. GPS называется, – усмехается Роман. – У меня берег точками отбит, прибор тоже. Прибор – это лунки, где сети стоят. Вот по точкам, значит, едешь. Один рулит, а второй его по GPS направляет.

Роман хорошо водит машину, он по профессии шофёр. Летом таксует – возит туристов из Горячинска до соседней Турки или Истока. Официально работает кочегаром в одной из местных гостиниц за 11 тысяч рублей в месяц.

– Но по жизни я не водитель и не кочегар, – говорит Роман. – По жизни я рыбак. Мы с детства рыбачили, отцы и деды рыбачили. Люди здесь всё ещё не привыкли, как можно жить на море и рыбу не есть. Если у нас рыбы нет, считай, и есть нечего.

«Никто никуда не исчез, мы просто шифруемся»

Под рыбой на Байкале понимают прежде всего омуль. Если речь идёт о других видах, так и скажут: щука, сорога, сиг, хариус, лещ. После запрета на добычу омуля желающих его ловить заметно поубавилось. Он сильно подскочил в цене и теперь по карману только туристам – от 250 рублей за хвост. Крупный стоит дороже – до 500 рублей. В Горячинске его продают летом, когда приезжают отдыхающие. Местные практически не покупают.

– Но никто никуда не исчез, мы просто шифруемся, – говорит рыбак Роман. – Все на телефонах сидят. Кто-то инспекторов заметил, всем звонит, предупреждает. А что делать? У всех семьи, дети. Кормить надо. Не могу я на свою зарплату в 11 тысяч жить.

Добытый омуль рыбаки сдают «купцам» – скупщикам рыбы, которые имеют собственную сеть поставщиков и продавцов. Омуль у рыбаков они берут по 200 рублей за килограмм. На рынке в Иркутске за кило мелкой рыбы берут 850 рублей. До запрета за килограмм омуля из 3-4 рыбин просили 350–400 рублей.

– После того как штрафы выросли, закупочная цена в полтора раза упала, – рассказывает Роман. – Никто не хочет рисковать. Ты рискуешь, и купец тоже рискует, пока эту рыбу довезёт. Для рыбака риск больше. Но, если купцу не сдашь рыбу по 200 рублей, куда ты её денешь? Сам есть будешь? Купцы это знают, поэтому договорились и держат цену.

Ловят рыбу в основном в Бурятии, а продают активнее в соседней Иркутской области. Здесь больше туристов и выше спрос. Поэтому добытый омуль везут в Иркутск.

Местная жительница Галина Калашникова всю жизнь прожила в Турке и всех рыбаков здесь знает лично. Но в январе омуль найти не могла, хотя очень старалась. Умерла свекровь, и омуль нужен был, чтобы поставить на стол на похоронах. Омуль был обязательной частью ритуальной трапезы у бурят, которые живут на Байкале. Сейчас 70% населения Прибайкальского района – русские. Но традиция осталась.

– Пришлось красную рыбу в магазине брать, – рассказывает Галина. – Для себя омуль давно не покупаем. Если нет рыбака в семье, рыбу не едим. Когда муж был живой, рыбачил. Бывало, приедет с моря, целую ванну этой рыбы притащит. Вот и стоишь целый день её пластаешь – порешь да чистишь. Потом в деревянную бочку слоями уложишь, каждый слой солью присыпешь – и на лёд в подполье. Весь год эту рыбу ели. Вкусная она, ни с чем не сравнится.

«Никто не поднимает вопрос о снятии запрета»

Первый запрет на вылов омуля вводился в 1969 году и действовал шесть лет. Ещё семь лет после этого вылавливать рыбу можно было только в научных целях. Тогда эти меры принесли свои плоды. Промысловые запасы рыбы восстановились до 40 тысяч тонн. В октябре 2017 года запрет ввели снова – из-за того, что популяция сильно уменьшилась.

Например, в 1942 году на Байкале добыли 9 тысяч тонн омуля. Если погрузить их в вагоны грузоподъёмностью 60 тонн, получится целый поезд из 150 вагонов. В 2014 году официально выловили 839 тонн, то есть в десять раз меньше. По оценке Минприроды России, ещё столько же было выловлено неофициально. Но эта цифра может быть заниженной.

Сначала установили штраф в размере 250 рублей за рыбину. Эта мера не сработала, и с ноября 2018 года сумму подняли до 3640 рублей. В период нереста штраф увеличивается до 7280 рублей за хвост. Вес рыбины при этом не имеет значения.

Особо крупный размер, за который могут возбудить уголовное дело, начинается от 28 омулей, штраф за них больше ста тысяч рублей. Во время нереста наказание ужесточается. Для возбуждения уголовного дела достаточно одной рыбки. Наказанием может стать лишение свободы до двух лет.

По данным Байкальской межрегиональной природоохранной прокуратуры, в прошлом году возбудили 76 уголовных дел. У браконьеров забрали больше пяти тонн омуля.

Ущерб природе оценили в 12,8 млн рублей, говорит заместитель руководителя Ангаро-Байкальского территориального управления Росрыболовства Ринат Енин. Для сравнения: в 2018 году сумма составила 674 тысячи рублей. Правда, взыскивать деньги трудно.

– Браконьеры – это в основном местные жители, с которых и взять нечего, – отмечает Енин. – Но само количество браконьеров снизилось.

Учёные считают, что запрет был оправданным и уже даёт результаты. За последние два года увеличилось количество омуля, заходящего на нерест в реку Селенгу. На Селенгинском и Большереченском рыбзаводах заложено 670 млн икринок. Это в пять-шесть раз больше, чем в 2017 году. Значит, больше мальков вернётся в Байкал. Но даже сейчас это лишь четвёртая часть того, что закладывалось в 80-х годах прошлого века, когда заводы работали на полную мощность.

– Пока никто не поднимает вопрос о снятии запрета, – говорит декан биолого-почвенного факультета Иркутского госуниверситета Аркадий Матвеев. – Промысловый запас омуля нужно довести хотя бы до 30–40 тысяч тонн. По официальным данным, в прошлом году он составил 15–17 тысяч тонн, то есть половину нужного объёма. Для сравнения: перед введением запрета промысловый запас снизился до 10–12 тысяч тонн.

Сколько омуля в Байкале, учёные до сих пор не могут сказать точно. На этот счёт существуют две точки зрения. Иркутский Лимнологический институт Сибирского отделения Российской академии наук пересчитал рыбу при помощи гидролокационной съёмки. Этот метод позволяет сканировать толщу воды, словно рентгеном. Получилось, что запасы омуля уже сейчас составляют около 30–35 тысяч тонн, и нет особой нужды вводить тотальный запрет на вылов.

Госкомрыболовство за основу берёт оценку Байкальского филиала федерального государственного бюджетного научного учреждения «Всероссийский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии» (ВНИРО). Их методика более простая и менее затратная. Когда омуль заходит на нерест, по реке сплавляют сеть, а потом считают, сколько рыбы попало в неё за единицу времени. Так вычисляется среднее количество рыбы, заходящей на нерест. Исходя из этого, высчитывается общее поголовье. По данным, полученным в результате применения такой методики, промысловый запас омуля оценили в 15–17 тысяч тонн.

– Обе методики имеют свои изъяны, – отмечает биолог Аркадий Матвеев. – Нерестовые стада учитываются хорошо. Но омуль из-за непогоды может не зайти из озера, нерестовый период сдвинется. В итоге есть риск, что не весь омуль будет подсчитан. Эхолокационная съёмка, которую использует Лимнологический институт, – тоже хорошая современная методика. Проблема в том, что у лимнологов только одно судно. Пока оно исследует одну часть озера, омуль перемещается. Нет гарантии, что одно стадо не посчитают дважды.

Чтобы получить объективные данные, съёмку нужно проводить сразу несколькими судами в разных районах озера одновременно. Но ни один институт на Байкале такими возможностями не располагает. Полное обследование рыбных запасов озера должны провести по федеральной целевой программе «Охрана озера Байкал». Срок её действия – 2012–2020 годы. Исследования по определению численности омуля запланированы на последний год. Учёные пытались добиться, чтобы это сделали раньше. Но у них ничего не получилось.

«Омуль поищет бычков и уплывает голодный»

Омуль исчезает не только из-за браконьеров. Для него становится всё меньше корма. Байкал захватывает опасная водоросль – спирогира. Она похожа на скользкую зелёную вату, состоящую из тысяч тонких ниток. Спирогира плавает на поверхности воды, покрывает донные камни. Впервые её обнаружили на Байкале в 2011 году около посёлка Листвянка, что в 70 километрах от Иркутска. Это самый крупный посёлок в береговой зоне, где больше всего туристов.

А спирогира обычно живёт там, где есть люди. Они строят турбазы с негерметичными септиками, пользуются стиральными порошками и моющими гелями. Бытовые стоки попадают в Байкал, а вместе с ними и биогены – азот, углерод, фосфаты. Это лучшее удобрение для водоросли.

Раньше спирогира жила только на поверхности, но сейчас опустилась вниз на 40 метров. На глубине трёх метров мечут икру маленькие байкальские рыбки – бычки-желтокрылки. В мае-июне желтокрылки откладывают икринки под камнями. В середине лета из них вылупляются мальки. В это время приходит омуль и поедает мальков. Он может питаться другой пищей, например байкальскими рачками. Но именно на бычках омуль быстро растёт и нагуливает жир.

Когда камни и песок покрыты спирогирой, бычок не может отложить икринки. Чем больше в Байкале спирогиры, тем меньше бычков. Омуль приходит на привычное место, поищет бычков и уплывает голодный. Ему приходится менять миграционные пути, искать другие виды пищи.

Пока спирогира продолжает своё наступление на Байкал. Осенью 2019 года никаких оптимистичных прогнозов по борьбе с ней не было. Несколько лет назад водоросль появилась на горячинском мелководье. Летом здесь традиционно жировал омуль. Теперь его почти нет ни в Турке, ни в Горячинске. Местные считают, что причина в строительстве новой набережной и речного порта.

– Когда сваи забивали, такой грохот стоял, наверное, из-за этого рыба и ушла, – говорит рыбак Роман.

Учёный-биолог Аркадий Матвеев к такой версии относится скептически.

– Строительство закончилось больше пяти лет назад. За это время миграционные пути омуля в любом случае должны были восстановиться, – считает Матвеев. – Подробные исследования в этом районе не проводились. Может быть, изменилась кормовая база. Именно так случилось на заливе Малое Море в средней части Байкала. Из-за спирогиры там исчезла желтокрылка, вслед за ней ушёл омуль.

– Ещё два-три года назад мы далеко в море не ходили, – подтверждает рыбак Роман. – Около Горячинска и Турки рыбачили. Сети ставили в девять вечера, а утром в пять часов поднимали. Добывали по 100–150 килограммов с перетяги. Перетяга – это несколько сетей по 100 метров, связанных между собой. Но это смотря в какое время. Если омуль идёт на нерест в Турку, закинешь сеть, две сигареты выкуришь, сеть уже полная. Теперь приходится уходить дальше, другие места искать.

«Эксперт был, пелядь от омуля не отличил»

Законодательный запрет на вылов байкальского омуля есть, а на его продажу – нет. Поэтому продавать рыбу можно, если докажешь её легальное происхождение. Один законный способ добыть байкальский омуль всё-таки существует. Но для этого нужно быть эвенком. Представителям коренного малочисленного народа разрешается зимой ловить по пять килограммов омуля на человека в сутки. Либо рыбачить на удочку.

Но, если документов нет, продавец тоже может оказаться фигурантом уголовного дела. Например, осенью природоохранная прокуратура проводила рейд по рынку в Улан-Удэ и выявила три точки с браконьерским омулем. Изъяли 336 килограммов омуля, возбудили уголовное дело, по которому проходят торговцы.

Частично торговля ушла в Интернет. В соцсети «ВКонтакте» даже при беглом просмотре можно найти более двух десятков сообществ по продаже омуля. Большинство из них выглядят заброшенными. Но администраторы вступают в личную переписку. Как правило, отвечают, что сами уже не занимаются рыбой, но могут подсказать, кто её продаст. Омуль продают на форумах, при помощи групп в мессенджерах.

В 2019 году впервые возбудили уголовное дело за продажу рыбы через Интернет. Трое молодых людей из Улан-Удэ создали группу в социальной сети «ВКонтакте» и через неё торговали байкальским омулем. Их вычислили сотрудники Байкальской межрегиональной природоохранной прокуратуры. Теперь мониторинг соцсетей входит в служебные обязанности прокуроров. Следствие ещё не закончено. Старший советник по правовому обеспечению Байкальского межрегионального природоохранного прокурора Наталья Рягузова говорит, что за продажу незаконно добытой рыбы парни могут получить реальные сроки до пяти лет.

На уличном рынке в Листвянке круглый год в продаже хариус, сиг и даже байкальский эндемик – голомянка, почти прозрачная из-за высокого содержания жира рыба. Местные жители её не едят, но продают туристам в качестве экзотического лакомства.

Омуль на рыбных развалах представлен во всех видах: солёный, свежий, вяленый, холодного и горячего копчения. На вопрос, откуда рыба, продавцы уклончиво отвечают – с севера. Под северным омулем подразумевается подвид, который водится в Арктике. Это промысловая рыба, добывают её в Якутии, в низовьях рек Лены и Енисея. На рынках в прибайкальских посёлках она появилась, когда запретили ловить местный омуль. Внешне отличается от байкальской более крупными размерами.

Больше похожа на байкальский омуль речная пелядь. До запрета на вылов омуля о её существовании на Байкале практически не знали. Но уже в октябре 2017 года она заполнила все прилавки на местных рынках. Отличить пелядь от омуля может не каждый. Обе рыбы принадлежат к отряду сиговых. У пеляди сплющены бока около плавников, голова круглее, а над верхней губой есть небольшой хрящевой нарост. У омуля голова крупнее, большие глаза и рот на острой, вытянутой мордочке ровно посередине. Но самое главное отличие – это вкус.

– Ой, девушка, я вас умоляю! У нас даже эксперт был с проверкой и омуль от пеляди не отличил, – белокурая продавщица на Центральном рынке Иркутска закатывает ярко накрашенные глаза. О недавней проверке рассказывает как о весёлом приключении. – А в Листвянке омуля вообще нет, там туристам одну пелядь продают. Везут сюда молодь из Новосибирска, потому что взрослая рыба гораздо крупнее нашего омуля.

В рыбном ряду около двух десятков прилавков. Омуль есть в каждой точке. Большинство продавцов говорят, что товар привезён из Якутии. У блондинки на ценнике тоже написано «Омуль северный».

– Мне нужен именно наш, байкальский омуль. В подарок везу, – легенда у меня неоригинальная, зато правдоподобная. С Байкала всегда везут кедровые орехи и омуль.

– Так это и есть байкальский, – продавщица указывает на горку крупного омуля, каждая рыбка примерно по килограмму.

Но в Байкале такая уже практически не ловится. Поэтому я не сдаюсь:

– Но там написано «северный» – значит, из Якутии?

– Северный – значит, с севера Байкала, северобайкальский, – убеждает продавщица. – Вот этот возьмите, он с икрой.

– Какая икра? Он же в конце лета и осенью нерестится. Значит, не свежий?

– Ладно, если подождёте, принесу со склада маломорочку-подлёдочку. Только вчера привезли с Малого Моря. Небольшой, зато недавнего улова, – предлагает девушка.

Я соглашаюсь на маломорочку. Похоже, что рыба на витрине лежит уже давно, солёный омуль успел подсохнуть. Брать такой не стоит, он сильно отличается по вкусу от свежепосоленного. На бывшем Горячинском рыбзаводе, который работал в посёлке в 1930–1960-х годах, из рыбы не вынимали внутренности, её солили кругляком в деревянных кадках, пересыпая слои дроблёным льдом. Мясо от этого получалось крепким, не водянистым. Посол назывался «культурка».

Продавщица приносит в полиэтиленовом пакете пять небольших рыбок. На прилавок капает пахучий рассол. Аромат свежепосоленной рыбы вырывается из пластика. Этот товар точно не успел нигде залежаться. Крупная рыба на прилавке стоит 1100 рублей за килограмм, рыба в пакетике идёт за 850 рублей.

– Байкальский омуль нельзя ловить, – я понижаю голос, как будто сообщаю какую-то тайну. – А если проверка? Как вы за него отчитаетесь?

– Ой, девушка, я вас умоляю! – продавщица снова закатывает глаза. – Людям на Байкале как-то жить надо. А по документам он у нас идёт как пелядь.

Настоящий омуль можно определить только на вкус. Подлёдочка оказалась настоящим омулем идеального посола. Но не факт, что байкальским. В последние годы в Братское водохранилище на Ангаре активно выпускают мальков. Они растут и уже образовали новую популяцию. Ценится такой омуль меньше байкальского, он может быть заражён опасными для человека паразитами. Отличается мелким размером. Пять штучек как раз вытянут на кило.

Совместно с проектом «Люди Байкала»