Процессуальная революция

Прежде всего журналистам хотелось бы понять, чего следует ждать от очередных новаций судебной реформы, вступивших в силу в сентябре-октябре прошлого года. К примеру, отныне представлять интересы сторон в гражданских и арбитражных делах могут только адвокаты, граждане с высшим юридическим образованием или учёной степенью. Журналисты выразили опасения, что такая «адвокатская монополия» может привести к росту стоимости услуг для простых людей, пытающихся отстоять свои права в суде. Станет больше истцов, вынужденных самостоятельно искать доказательства правоты своей позиции и вести пикировки с противниками в зале судебных заседаний – их кошельки просто не позволят нанять в помощь юриста. Возражения свелись к тому, что профессиональное представительство должно помочь ускорить судебный процесс и добиться справедливых решений. Пока рано делать выводы, но мне вот как-то сомнительно, что это нововведение действительно облегчит работу большинству судей. Не будут же они, в самом деле, «отшивать» пожилых людей, которые, например, попытаются самостоятельно тягаться с тем же Пенсионным фондом? Придётся, наверное, служителю Фемиды делать судебные запросы, подсказывать старикам, куда идти за нужными справками. Но время покажет эффективность этой новеллы.

А вот необходимость другого нововведения – выделения апелляционной и кассационной инстанций в отдельные межрегиональные суды – сомнений ни у кого не вызвала. «Это скажется на совершенствовании судебной системы, повышении прозрачности правосудия и уровне доверия граждан», – уверен Владимир Ляхницкий. «Жалоба на судебный акт не должна рассматриваться в одном и том же суде. В системе арбитражных судов это правило действует уже более 15 лет, теперь его вводят для судов общей юрисдикции», – пояснил Батраз Алдатов. Он напомнил, что принцип расположения вышестоящих судов вне региона был предложен ещё графом-реформатором Михаилом Сперанским в 19 веке. Теперь точку в споре предстоит ставить не президиуму областного суда, как было до сих пор. Жалобы на судебные акты с октября прошлого года поступают на рассмотрение в апелляционный суд общей юрисдикции, расположенный в Новосибирске, и кассационный суд в Кемерове. «Такая перестройка судебной системы должна укрепить независимость судов, снизить коррупционные риски и влияние региональных властей на правосудие», – добавил Батраз Алдатов. И с этим не поспоришь.

Но есть и другая сторона перестройки. С появлением кассационных и апелляционных судов возросла нагрузка судей. Ведь пришлось поделиться частью судейского корпуса, работниками аппарата, материальным обеспечением.

Худой мир лучше доброй ссоры

Интересовало журналистов также мнение руководителей судов о созданном в конце прошлого года институте переговоров и судебного примирения. Как известно, уже утверждён список судебных примирителей – в него вошли судьи в отставке. Создана комната судебного примирения. Ожидается, что новые правила примирительных процедур приведут к снижению нагрузки судей. Батраз Алдатов несколько раз напомнил слова президента страны о том, что в России очень высокий уровень конфликтности. «Взять наш суд, – убеждал руководитель Арбитражного суда региона. – У нас около пяти процентов мировых соглашений от всех дел, в целом по России – ещё меньше, нет и четырёх процентов. А вот в Великобритании более 90 процентов процессов заканчиваются миром. В европейских странах этот показатель держится на уровне 70–80 процентов. Объясняется это прежде всего тем, что там очень дорогое правосудие. Проигравшая сторона может банкротом стать, если пойдёт до конца. Нужно учить стороны идти на уступки друг другу. Если субъекты экономической деятельности не смогли договориться между собой до суда, надо дать им возможность сделать это в судебном процессе».

Первый судья или первый администратор

– А вы видите разницу между вышестоящим судом и вышестоящей судебной инстанцией? – обратился к журналистам Владимир Ляхницкий. – С сентября прошлого года она огромная». Вступили в силу инициативы Верховного суда, направленные на повышение независимости судей. В первую очередь это касается перераспределения полномочий от председателей судов к органам судейского сообщества. «В частности, нас лишили возможности возбуждать дисциплинарное производство. Раньше, если ко мне приходили граждане и жаловались, что судья затягивает процесс или грубит, например, я назначал проверку и по итогам вносил представление в квалификационную коллегию, предлагая меру ответственности, а также принимал участие в заседании. Теперь решение вопросов наказания, премирования, увольнения, назначения на должность перешло в ведение органов судейского сообщества. И только Совет судей может принимать решение о наличии или отсутствии дисциплинарного проступка в действиях судьи.

– А какие функции остались у председателя суда? – поинтересовались, конечно, журналисты.

– Из первого администратора я превратился в первого судью. Административные функции у меня забрали. На мне лежит только обеспечение процесса судопроизводства. Швабра, тряпка, компьютер, если говорить утрированно. Проанализировать судебную практику, довести статистику на общем собрании. И, конечно, святой обязанностью руководителя остаётся пресечение попыток оказать влияние на судью извне, обеспечение самостоятельности действий суда. Судью не может вызвать никакая вышестоящая инстанция, и я не могу вызвать судью по конкретному делу.

Прощай, телефонное право?

Батраз Алдатов подтвердил: с телефонным правом наконец-то покончено. Он, по крайней мере, в этом уверен. «Ещё лет 10 назад такая была психология: чтобы какой-то вопрос решить, надо выходить на губернатора, министра и так далее. Сейчас, если субъект экономической деятельности видит, что в отношении него проводится незаконная проверка или действия должностных лиц нарушают его права, он тут же обращается в суд. И суд признаёт действия должностного лица либо органа незаконными. Люди стали смелее».

Батраз Константинович не забыл упомянуть о необходимости следовать принятому в Европе принципу законного судьи. «Дело должно попасть к судье, который является специалистом в той или иной области. У нас в арбитражном суде более 100 специализаций. Кроме того, дело должно пройти через сито, минуя возможное влияние. С 1994 года в экономическом правосудии действует электронное распределение. В судах общей юрисдикции оно только вводится. Какому судье достанется на рассмотрение то или иное дело – не знает никто. Создана программа, которая учитывает специализацию судьи, его реальную доступность – не на больничном ли он, не в отпуске ли. Влезть в эту программу невозможно. Такая система и обеспечивает принцип законного судьи. В Европейском суде, кстати, именно с соблюдения этого принципа начинается рассмотрение конкретного дела».

– А если выявляется конфликт интересов, приходится заменять судью?

– Тогда распределение начинается по новой, но с исключением этого судьи.

Кстати, если судья не сообщил о конфликте интересов – это основание для подачи жалобы в квалификационную коллегию. Он может лишиться полномочий. По словам Батраза Алдатова, такие случаи были.

Журналисты с недоверием отнеслись к уверениям, что председатель не может надавить на судью в принятии решения. Батраз Константинович рассказал, что, когда Левченко был губернатором, он обратился с просьбой взять под личный контроль дела, связанные с лесом. «У нас на сайте суда есть раздел «Непроцессуальные обращения». Я обязан немедленно выставить там подобное обращение и наш ответ. Что и сделал. Вмешательство в конкретное дело – это же коррупционное нарушение. Скрыть его нельзя. По лесным делам, знаете, какие попытки давления были! Очень высокие должностные лица звонили. Я беру трубку, говорю: «Пожалуйста, слушаю вас, этот разговор записывается». Сразу кладут трубку. Даже если муж или сосед попросил судью разузнать что-то по делу, он обязан доложить об этой просьбе, хотя и ответил на неё отказом. Ведь проситель мог находиться в оперативной разработке. Выявят, что было такое обращение, а судья его скрыл – и с судьёй разберутся. На всех совещаниях про это не устаю повторять», – рассказывает Алдатов.

– А как с давлением общественного мнения на суд? Вы его признаёте?

На этот провокационный вопрос оба председателя ответили: «Мнение общества мы учитываем». Кстати, уже два года в районных судах проводятся заседания с участием представителей народа – присяжных заседателей. И здесь Иркутская область лидирует: у нас рассматривается больше уголовных дел с присяжными, чем в других регионах России. В 2019 году поступило 8 таких дел, по одному вынесен оправдательный вердикт, который сейчас обжалуется.

От Каина до наших дней

Ещё один острый вопрос журналистов вызвал спор: достигают ли назначенные судьями наказания заявленных в законе целей – исправить преступника и не допустить совершения им новых нарушений закона. «Тюрьма со времён Каина никого не исправила», – категорично заявил Батраз Алдатов. «Не суды должны заниматься борьбой с преступностью, и функция исправления преступников на судах не лежит», – поддержал коллегу Владимир Ляхницкий. Однако наказание, воспринимаемое осуждённым как безнаказанность, порождает преступность – с этой истиной спорить бессмысленно. Машина правосудия не должна двигаться на холостом ходу. Владимир Ляхницкий привёл статистику рецидивов. Ему самому она кажется «не такой уж печальной». Действительно, по всем параметрам (от простого рецидива до особо опасного) наблюдается снижение показателей. К примеру, в 2018 году 5468 осуждённых в Иркутской области совершили новые преступления в момент неснятой и непогашенной судимости, а в прошлом году «только» 4871 человек. Но не объясняется ли такой «успех» простым снижением количества осуждённых за год: ведь их число сократилось примерно на пару тысяч человек. Вопрос спорный, и аргументы служителей Фемиды меня, например, не убедили.

Хотелось бы привести ещё несколько цифр для полноты картины о состоянии преступности в регионе. Знаю, что суды за неё ответственность не несут, но статистика, возможно, будет читателям интересна. В 2019-м за особо тяжкие преступления (в основном убийства, изнасилования) осуждены 609 человек – на 104 меньше, чем в предыдущем году. Женщин на скамью подсудимых попало меньше на 238. Не остановили их ни маленькие (до трёх лет) дети – 93 мамочки против 119 годом ранее, ни беременность – на криминал решились 14 дам в интересном положении (в 2018-м было на одну меньше). 495 несовершеннолетних и 204 пенсионера тоже не удержались в прошедшем году от криминальных «подвигов». Но более склонными к противоправным действиям оказались наши земляки, что называется, в самом расцвете сил – в возрасте от 30 до 49 лет, их на скамью подсудимых попало 6790 (за год сокращение составило 10 процентов).

«Есть повод для гордости»

Владимир Ляхницкий перечислил сразу несколько таких поводов. Во-первых, Иркутский областной суд стал донором для судов других субъектов по нескольким крупным направлениям. «Разработанные нашими специалистами программы электронного правосудия, обеспечивающие техническую работу по распределению дел, контролю, пожелали использовать у себя второй кассационный суд, обеспечивающий Москву, Ленинградский, Ульяновский областные суды. Пресс-служба Иркутского областного суда заняла в прошлом году третье место на Всероссийском конкурсе. За шесть лет существования номинации «Судья года» дважды победителями конкурса становились представители иркутского судейского корпуса: Николай Кулик в 2015 году и Людмила Симанчева – по итогам 2019-го. Иркутское отделение Российского объединения судей (организация, занимающаяся общественными проектами) заняло третье место в рейтинге. Сами видите, мы ни в чём не уступаем другим регионам – ни в работе, ни в общественных делах», – с гордостью говорит председатель областного суда.

Без пяти минут новосёлы

Доступное и качественное правосудие невозможно без создания достойных условий – как для работы судей и сотрудников аппарата, так и для тех, кто отправляется к Фемиде в поисках справедливости. Так совпало, что в ближайшее время новосёлами готовятся стать и Иркутский областной суд, и Арбитражный суд региона. Экономическое правосудие отправляется сегодня в двух зданиях, где работают около 300 человек. «Среди арбитражных судов наш занимает по величине 6-е место в России. В новом здании предусмотрено 13 тысяч квадратных метров, поделённых на две зоны: присутственную, где рассматриваются дела, и специальную – для судей и аппарата, вход туда гражданам будет воспрещён», – поясняет Батраз Алдатов.

А Иркутский областной суд намечает новоселье уже через полгода. «В октябре мы собираемся из четырёх зданий, занимаемых сегодня, переехать под одну крышу, – делится ближайшими планами Владимир Ляхницкий. – От арендуемых помещений откажемся, а историческое здание на улице Пролетарской, напротив цирка, передадим Управлению Судебного департамента или Кировскому районному суду Иркутска – это пока не решено». Он рассказал, какие создаются условия для удобства маломобильных граждан, зачем нужны залы, приспособленные для больших процессов, где на скамье подсудимых занимают места сразу по 20 человек. Центральный вход нового суда будет открыт только для посетителей. К сожалению, вопрос с парковками до сих пор не решён, видимо, сотрудникам и посетителям придётся ставить свои автомобили во дворах.

Но это не единственная капля дёгтя в бочке хороших строительных новостей. На возведение областного суда ушло четыре года, за это время несколько устарела логистика, появились новые технологии электронного правосудия, приёма граждан, не предусмотренные проектом. Затраты на строительство Иркутского областного суда сравнительно невелики, считает Владимир Ляхницкий: полтора миллиарда рублей плюс 300 миллионов на технику и мебель. Нижегородский суд, к примеру, обошёлся казне вдвое дороже, хотя область меньше нашей.

За помощью к четвёртой власти

Конечно, речь на встрече зашла и о проблемах взаимодействия судов со средствами массовой информации. Журналисты озвучили свою претензию: уже больше 10 лет в Управлении судебного департамента нет пресс-секретаря, который помогал бы представителям прессы наладить связь с районными, городскими судами и мировыми судьями. Владимир Ляхницкий твёрдо заверил, что проблема будет решена уже в этом году: к осени появится объединённая пресс-служба. «Мы без журналистов существовать не можем, надеемся с вашей помощью укреплять доверие к судебной власти», – заявил председатель областного суда. Наши собеседники считают, что на авторитете суда сказывается падающий уровень доверия к государству – ведь суд по Конституции является органом государственной власти. Нам рассказали, что сегодня кандидату в судьи приходится пройти через очень жёсткие фильтры: предстоит выдержать многочисленные проверки всех родственников и свойственников вплоть до седьмого колена на наличие судимостей, имущества, доходов и расходов, на предмет возможного конфликта интересов будущего судьи. «Я часто выступаю перед студентами юридических вузов, приглашаю к нам на работу. На практику к нам в суд приходят студенты – с ними беседую. Но все хотят в прокуратуру, в таможню попасть», – сетует Батраз Алдатов.

«Дела на тачках возят»

Начинающие юристы прекрасно понимают: во дворцах правосудия их ждут не только высокий статус и солидная зарплата (если, конечно, после пяти лет работы в аппарате назначат на должность судьи). По словам Батраза Алдатова, сегодня судья арбитражного суда в месяц должен окончить около 80 дел, а в производстве их ещё больше – сотни. «Лет 10 назад, – вспоминает Батраз Константинович, нагрузка составляла 22-23 дела. А дела у нас бывают по 200–300 томов, таких сотни, особенно по таможенным, налоговым спорам. Сейчас одно дело есть – около 500 томов. Иногда можно увидеть, как их на тачках возят по коридору. Если будете проезжать в субботу, воскресенье мимо здания Арбитражного суда, то увидите: везде окна светятся, люди работают. Сроки поджимают. Но качество правосудия остаётся высоким: в 2019 году отмены во всех инстанциях составили всего 1,1 процента дел».

Оказалось, что и Владимиру Ляхницкому тоже есть чем похвалиться: «Среди судов общей юрисдикции мы стабильно занимаем лидирующие позиции – как по России, так и по Сибирскому федеральному округу. У нас лучшее качество правосудия. Так, по уголовным делам стабильность приговоров после обжалования в среднем по России составила в прошлом году 96,98 процента, в СФО этот показатель – 97,35, а у районных судов Иркутской области без отмен рассмотрено 99,19 процента уголовных дел». К этим «убойным» цифрам Владимир Владиславович добавил ещё один штрих. Выяснилось, что и нагрузка у наших земляков в мантиях значительно выше, чем у их коллег в других регионах – 3,9 против 2,9 поступившего уголовного дела на судью в месяц.

Цена правосудия

– Граждане всё чаще идут в суд для разрешения своих конфликтов. Какова цена правосудия в прямом, денежном выражении? Сколько, например, стоит один судодень? – поинтересовались журналисты.

Оказалось, в этом ведомстве затраты считать не принято. «В принципе, понятно, что суд – очень дорогое дело. Присяжный заседатель, например, получает 700 рублей в день, если дело рассматривается с его участием, а ещё конвой, приставы, аппаратура, право потерпевшего на копии всех материалов многотомного дела. Это всё в копеечку выливается. Но такова цена демократичности нашей судебной системы», – говорит председатель областного суда. От Батраза Алдатова мы получили более конкретный ответ: «В экономическом правосудии день работы обходится примерно в два миллиона рублей. Мы подсчитывали. Кроме зарплаты судей и сотрудников аппарата сюда входят затраты на заказные письма – их только по делам о банкротствах несколько тысяч в год приходится направлять, плюс тысячи бандеролей. Добавьте к этому коммунальные платежи за содержание двух зданий, стоимость охраны. Не забудьте про бумажные расходы: следователи, оперативники порой по 10–15 делам копии решений требуют, с утра до вечера их штампуют».

Тут случился небольшой спор: так ли уж необходимы некоторые дорогостоящие судебные процедуры, инициированные как раз журналистами? К примеру, мы узнали, что аудиозапись процесса, введённая по требованию общественности, обходится в целом по России в сумму до двух миллиардов рублей. За это платит налогоплательщик. А пользуются дисками несколько человек. Теперь предстоит ввести ещё и видеозапись судебных заседаний. «А что будет, если каждого хирурга заставить оперировать под камерой, в школе записывать каждый шаг учителя? Цена ошибки в этих профессиях тоже высока», – начали было рассуждать руководители судов. Но тут вспомнили о протоколах 1937 года в три странички – протоколах расстрела, и спор прекратился. Все согласились, что цена правосудия измеряется не только в денежных единицах.