Праздник чтения для детей и взрослых «День Ч» прошёл 10–13 октября в Усть-Куте и Иркутске. Авторы проекта – Центр немецкого языка имени Вильгельма фон Гумбольдта и магазин «Кукуля». Генеральный партнёр «Дня Ч» – Иркутская нефтяная компания. В 2019 году главной темой праздника, который проводился дважды, весной и осенью, стали визуальные искусства в литературе. В Иркутске весной побывали немецкий автор комиксов Мавил, обладатель самой престижной германской премии Макса и Морица, художник-иллюстратор, преподаватель Британской высшей школы дизайна Виктор Меламед, создатель и директор петербургского издательства «Бумкнига» Дмитрий Яковлев. Осенью в Иркутск приехали новосибирский учёный, автор научных комиксов о животных-микросупергероях Ольга Посух, известный писатель Нина Дашевская, автор графических романов «Полуночная земля», «Дневник штормов», «Книга тела» Юлия Никитина. Алёша Блау принял участие в дискуссии о визуальном искусстве, дал мастер-класс «Битва Карлавача» и рассказал, как создаются обложки для книг.

«Мне подсовывали бумагу и карандаши»

Алёша Блау родился в Ленинграде, а в 1991-м уехал жить в Германию, где получил образование художника-иллюстратора. Работал с Олегом Гаркушей, Оксаной Ярмольник (книга «Муська»), иллюстрировал «Фантастические приключения барона Мюнхаузена», вместе с поэтом и журналистом из Вены Хайнцем Янишем создал иллюстрированную книгу «Битва при Карлаваче».

– Как вы пришли к пониманию, что работа художника – это ваше?

– Я вырос в такой семье, моя мама была модельером. В доме всегда было много художников, мне довольно рано стали подсовывать бумагу с карандашами. С детских лет я много рисовал и постепенно пришёл к тому, что годам к 15-16 оказался перед выбором: заниматься дальше языками или живописью? Так как интересно было и то и другое – изучать языки и ИЗО. И я пошёл по художественной дороге. Меня интересовала иллюстрация, потому что я любил читать, мне очень нравились разные тексты. Чтение текстов вызывало какие-то картины в голове, я начал соединять их визуальными мостиками. В 1991 году я попал в Германию, в Гамбург, поступил в академию художеств и сразу стал заниматься иллюстрацией.

– Как вам удалось поступить в академию в Гамбурге, это очень сложно?

– На самом деле это было легче, чем у нас. Когда я был ещё в Ленинграде, не поступил с первой попытки в Мухинское училище. А второй раз пытаться уже не стал – рухнула Берлинская стена, у меня появился шанс поехать за границу, что я и сделал – искать всякие приключения и учиться. Конечно, очень интересно было быть одним из первых. Я уже говорил по-немецки, поскольку учился в немецкой школе, язык был для меня привычным. И были люди, знакомые, которые помогли сделать первые шаги в Гамбурге. Я мог где-то жить, потихоньку осваивался. Сразу попробовал поступать в академию, оказалось – удачно. Мой уровень подготовки, вполне обычный по тогдашним ленинградским меркам, оказался выше, чем у моих германских сверстников.

В Гамбурге я быстро попал в класс к замечательному профессору Рудигеру Штойе, мы подружились. У нас был замечательный класс по иллюстрации, очень дружная, весёлая компания. Наш профессор был очень любопытным человеком… Был и есть, я и сейчас с ним близко дружу. Я с удовольствием учился, проводил время с людьми, которые мне были интересны. Это было большое поле для экспериментов. Что такое проиллюстрировать детскую книжку? Это как дом построить или снять фильм – каждый раз по-разному. У тебя есть кусочек текста, он может быть коротким, может быть подлиннее, но это абстрактная и нематериальная вещь, как дуновение ветра. Нужно облачить его в какое-то тело в виде книги, и ты делаешь это каждый раз с нуля. Если ты это делаешь по-честному, то каждый раз ты должен создавать новую концепцию, понять, что за язык у автора, с которым ты имеешь дело. И найти моменты в своей жизни, в своём опыте, найти в себе переживания, которые созвучны этому тексту. Этот процесс довольно долгий, но очень интересный. И есть возможность самого себя удивлять каждый раз.

– Но всякий раз хочется двинуться по какому-то шаблону…

– Хочется, конечно. Но на то мы такие сложносочинённые существа, что у нас есть тело, которое делает механическую работу, умеет и любит её делать. И есть интеллект, в его высших проявлениях он любит решать задачи творчески, каждый раз по-новому. И любая работа хороша ровно настолько, насколько человек находит возможность подходить к ней творчески. Мы должны не совершать одни и те же действия, повторяясь, а решать задачи каждый раз по-новому. Это же счастье, когда это получается. А получается, конечно, не всегда. Но, когда выходит, это окупает все моменты, когда ты страдал, что всё из рук вон плохо.

– На «Дне Ч» вы были заявлены как детский иллюстратор. Однако у вас есть любопытные недетские работы.

– Я иллюстрирую детские и недетские книжки, делаю плакаты и так далее – словом, всё, что можно назвать иллюстрацией. А с детскими книгами ты просто получаешь абсолютные полномочия, тебе выдаётся текст – и делай что хочешь, это очень привлекательный жанр. Можно фантазировать, можно делать всё что угодно. Но, конечно, я работаю не только как иллюстратор детских книг. В последнее время я писал свою собственную книгу, она вот-вот должна выйти. Это своего рода беседа художника с другими художниками о его любимой технике. Для меня это гуашь. Книга эта вроде бы и учебник, потому что я описываю историю красок, рассказываю всё о материале, бумаге, кисточках … Но она и не совсем учебник, потому что я пытаюсь донести мысль через анекдоты, через случаи из моей жизни. И рассказываю о своих техниках, которые сам придумал.

Когда я учился, таких книжек не было, я встречал художников и сам расспрашивал о том, как они работают. Но не было таких книг, в которых художник говорил бы о том, почему он ту или иную технику выбрал, и раскрывал бы какие-то свои секреты. Я бы многое тогда отдал, чтобы такая книга попалась мне в мои 15-16 лет. Ну вот, а теперь я сам сделал такую книгу для тех, кому это нужно сейчас. Это такое углубление в одну традиционную ручную технику, которую немножко оттеснила вся эта современная дигитальная история. То есть более простые техники оттеснили более сложные. А ведь эти старинные техники не очень сложные, но есть предубеждение, что они сложны, поскольку существуют техники ещё проще. Я посвятил этой книге два года моей жизни, и она сейчас выйдет на немецком, возможно, и на русском тоже выйдет, есть запросы от российских издательств. Вероятно, её напечатают и в Штатах, и в Китае, и в Испании. В книге очень много рисунков, и все они сделаны в технике гуаши. И все они мои. Есть картинки, взятые из моих предыдущих книг, есть и нарисованные специально для этой книги.

– Ведение рисованного «дневника» – это для чего?

– Я стараюсь каждый день рисовать в скетчбуке, описывая мою жизнь через рисунок. Людей, с которыми я встречаюсь, вещи, которые меня трогают, – всё это зарисовываю.

Иногда из этого вытекают какие-то проекты. Или что-то из этого я потом беру в книжки. У меня есть книжка зарисовок об одном необычном месте на юге Франции, это такое вполне себе райское место. Город называется Кап-д’ Aгде.

Там все ходят голые, это город нудистов. Там полностью запрещено фотографировать, остаётся описывать это место в словах, если ты писатель, или сделать это посредством рисунка. Я описал его рисунками. В первый раз я туда попал, приехав в гости к друзьям. Я очень удивился, всё это увидев. А ещё больше удивился тому, как это устроено. Есть места, где не очень удобно или не принято делать фотографии. А там это не просто табу, а совсем неприлично. Когда люди раздеваются, они чувствуют себя очень сильно уязвимыми. Из личного остаётся только кожа, которая на тебе есть, нет никаких социальных различий. Люди все милые, дружелюбные, потому что осознают свою уязвимость. И с фотоаппаратом ты будешь там ну совсем неуместен. А вот рисовать – совсем другое дело, никто не был против. И часто люди вели себя очень естественно, даже не замечали того, что я рисую.

Я сам старался рисовать незаметно, чтобы люди в моём присутствии не смущались или не делали что-то специально, так теряются непринуждённость, особое выражение лица. Бывало, я спрашивал: «Можно ли вас нарисовать?» И люди обычно соглашались. Для меня это был огромный опыт. Я тоже в какой-то момент разделся, потому что ты не можешь быть наблюдателем, ходить в одежде и рисовать обнажённых людей как ни в чём не бывало. Когда ты рисуешь вещи, которые тебя каким-то образом удивили, впечатлили, нужно сфокусироваться на чём-то долговременно. Если ты что-то делаешь с нуля, постоянно происходят новые открытия. Мы всё время присматриваемся к чему-то, к людям, к ситуациям, даже к разговорам, которые происходят вокруг нас. И если слушать, внимать, рассматривать, то ты углубляешься в мир, где ещё не был. Даже если ты рисуешь знакомого человека, ты открываешь, какая у него форма губ или как уложены волосы – вещи, которые обычно не замечаешь! А в незнакомом этого нового много больше. Когда ты приглядываешься, возникает огромное понимание. Это ценно.

«Эта красота осталась только на фотографиях»

Сейчас Алёша Блау задумал новую книгу. О месте, где прошла часть его детства, – о городе Нарва-Йыэсуу в Эстонии. Посёлок на эстонской стороне, граница проходит по реке Нарове. Здесь в своё время бывали художник Иван Шишкин, писатели Николай Лесков, Дмитрий Мамин-Сибиряк, Иван Гончаров, поэты Анна Ахматова, Игорь Северянин, Константин Бальмонт, Саша Чёрный, Борис Пастернак, Иосиф Бродский.

– После войны город Нарва и сама Нарва-Йыэсуу оказались сильно разрушенными, – рассказывает художник. – А был этот город совершенно замечательным, барочным. В нём жило много немцев, евреев, русских, эстонцев. Все жили столетиями вместе, была своя культура. Многое оказалось уничтожено войной, добито, когда Эстония была присоединена к СССР. Мне хочется сделать книжку о моих воспоминаниях об этом месте, когда оно было ещё цветущим курортом и что-то в нём даже напоминало Иркутск. У вас резные дома, и там были сотни прекрасных резных дач. Я видел в Иркутске ваши замечательные деревянные дома. Меня удивило, что у вас столько всего осталось. Меня поселили в интереснейший Дом Европы. Если пройти по улице Энгельса дальше, там стоят старенькие дома, я хочу пойти и их зарисовать… И вообще погулять по городу. Есть здесь что-то похожее на Нарву. Но там таких резных дач осталось, может быть, три или пять. А 200–300 пережили даже и войну, но сгорели в 1990-х годах… Они считались памятниками архитектуры, но реставрировать их у людей в 1990-е годы не было денег. А поджечь проще всего. И это чудо, эта красота осталась только на фотографиях, в памяти.

Там очень много историй, есть о чём рассказать. До революции туда приезжала вся аристократия Петербурга, а после войны – Ленинграда и Москвы. Художники, писатели, композиторы, певцы. Это место было очень насыщено культурой, но всё ушло вместе с замечательными дачами, которые там были. Однако там ещё многое витает в воздухе… Но сейчас это место – как курорт, застывший в межсезонье. Уже скоро будет 30 лет, как Советский Союз развалился, это место отошло Эстонии, но осталось застывшим между эпохами и может стать ничем. Там есть лакуны такие в пейзаже и в истории, которые легче изобразить с помощью рисунка. Это сложно, но мне это интересно, я хочу сделать об этом книжку.

– Это серьёзный, так скажем, взрослый проект. А детские будут ещё?

– Пока нет. Последнюю книжку я привёз сюда к вам. Это такая антивоенная вещь, которую я сделал со своим венским приятелем Хайнцем Янишем, – «Битва при Карлаваче». Сюжет такой: «красные» и «синие» начинают закидывать друг друга шапками, срывают с себя доспехи и остаются мужчинами в трусах, которые не понимают, кто из них «красный», а кто «синий». Полководцы призывают их в бой, но они не идут: живот подводит от голода, они вспоминают, что где-то есть дом, жена. Они все вместе устремляются на запах очага, хлеба и сосисок. Я придумал ещё такую предысторию, она идёт до того, как начинается текст. Я решил понять, с чего все началось, из-за чего они воюют. Это был тоже такой эксперимент.

– А мультики вам не хотелось делать?

– Я преподаю рисунок и иллюстрацию и в силу этого много времени провожу со студентами, в том числе с аниматорами. И я не понаслышке знаю, какой это каторжный труд, знаю цену каждой минуты анимационного фильма. Это чудовищная работа, нужны коллектив, командный труд. Мне всё-таки больше импонирует самому принимать решения, самому искать, находить что-то. Каждый из студентов обладает своим видением, своим творческим подходом, которые впоследствии часто совсем не нужны в анимации. Это отсекается по ходу обучения. Нужно очень многим вещам научиться, одинаковым для всех: как анимировать, как придумывать персонажей. И остаётся очень мало личного, того, что эти художники могли бы привнести в фильмы. Это никогда не было опцией для меня. Возможно, из-за того, что я слишком ленив, чтобы часами отрисовывать все эти фазы. КПД, с моей точки зрения, небольшой. Книгу делать намного проще. Даже комиксы намного энергозатратнее, я ими интересуюсь, рассматриваю их, знаю, кто что делает, но сам как-то не очень готов этому посвящать время.

– Чем отличается иллюстрация от комикса?

– Комикс – это рассказывание истории посредством множества картинок на одном развороте. А когда ты делаешь иллюстрацию, ты стараешься в одну картинку вместить как можно больше – целую, может быть, историю. Это другой жанр. Комикс – это промежуточный шаг к анимации. Если же ты иллюстрируешь классически, то в одну картинку с помощью разных ухищрений – атмосферы, намёков – нужно вместить то, что было до показываемого момента, что будет после. Тебе нужно просто вылезти из кожи, чтобы показать всё на одном листе. Это более сконцентрированный жанр. Если в комиксе человек на одной картинке сидит на стуле, а на другой – стоит у стойки бара, всё понятно. Но если картинка всего одна, надо показать его намерение встать – и показать так, чтобы зритель понял, что он именно встаёт, а не садится. Это очень интересно – помещать в одну картинку квинтэссенцию того, что ты хочешь сказать.

– Рабочих моментов много? Вы делаете эскиз, откидываете его?

– Да, очень много. Если я делаю книжку, я люблю посидеть, покопаться в себе. Иногда что-то записываю, что-то рисую. Надо вспоминать себя, что-то о себе… Что тебя лично тронуло в той истории, которую ты иллюстрируешь. И что ты готов рассказать из своей жизни на ту же тему. Это самое интересное, потому что рисовать корову, стул, стол может любой, этим ты никого не зацепишь. Интересны именно твоё отношение, твои личные переживания. У Бодлера один раз спросили, что такое гениальность, он ответил: «Способность быть в контакте со своими детскими эмоциями». Ни больше ни меньше. Мне сложно быть с ними в контакте, но я стараюсь, по крайней мере. Я делаю это, когда у меня есть время, когда текст резонирует во мне. Я люблю покопаться в себе. Чем больше я вложусь в картинку, тем больше она будет трогать меня самого и окружающих. И вложиться нужно не столько рабочим временем, сколько своими переживаниями. Это очень сложно: найти, чем ты можешь поделиться, а потом разбить это на 14 или 20 картинок. Придумать их, найти нужную технику. И они не могут быть отдельными, в них должен быть ритм, как в языке, потому что рисунок, серия рисунков – это визуальный язык.