– Эхо топоров, которые рубили вековые реликтовые деревья в «Туколони», долетело уже до Москвы. Мы все видели кадры, сделанные с квадрокоптера после так называемой санитарной рубки. Деловой, здоровый лес вырублен, больной и горелый – стоит. Как же получилось, что суд фактически признаёт рубку законной?

– Мы не можем комментировать решение суда. Однако, на наш взгляд, в судебном процессе был серьёзно нарушен принцип состязательности сторон. Помните, до 2018 года у нас существовали министерство лесного комплекса и Служба по охране и использованию животного мира. Министерство управляло лесами и регулировало их освоение, а служба эту деятельность контролировала и природу охраняла. Так вот, рубки в «Туколони» пытались назначить ещё в 2017 году. Но служба их не согласовывала, полагая, что для этого нет оснований. Тем не менее рубки всё равно начали производить. Тогда служба подала иск об оспаривании договоров по реализации заготовленной древесины.

Но в 2018 году служба была реорганизована указом губернатора и присоединена к министерству лесного комплекса. После этого рубки легализовали уже по факту. Все юридические права службы по наследству перешли к министерству. Так и получилось, что в одном процессе министерство выступает истцом и ответчиком. На последнем заседании, 8 мая, оно фактически попросило отказать в удовлетворении иска, поданного ещё службой. И суд отказал – признал договоры продажи древесины законными. Но мы считаем, что это не точка в деле, а запятая. У природоохранной прокуратуры имеется процессуальное право обжаловать решение суда, и мы намерены им воспользоваться. По этому вопросу мы занимаем принципиальную позицию.

– Нелогично, что функции контроля и управления сосредоточены в одном ведомстве. Ведь невозможно одной рукой рубить, а другой – охранять.

– Это, однозначно, неправильно. На последнем экологическом общественном совете, который у нас проходил в декабре, об этом говорилось очень много. Выводы, сделанные широким кругом специалистов, мы направили в правительство региона. Конечно, мы ратуем за то, чтобы служба по охране животного мира была восстановлена в том или ином виде. Нынешняя ситуация провоцирует различные коллизии, одну из которых мы могли наблюдать в арбитражном суде 8 мая.

По этому поводу могу сказать одно: мы активно занимаемся проверками и будем свои усилия только наращивать. В этом году, например, планируется увеличивать объёмы санитарных рубок в области. Однако Рослесхоз уже проверил 160 лесопатологических актов и отменил 52 из них, даже не выезжая на место. Грубо говоря, 52 лесных участка уже спасли. Когда специалисты Рослесхоза побывают на месте, я уверен, ещё часть актов не устоит.

Но система всё равно осталась, и мы это прекрасно понимаем. Санрубки приносят большой доход. Учёные говорят: если всё будет идти так же, как сегодня, через 15 лет мы потеряем леса как здоровую, способную к самовосстановлению систему. Это очень опасная тенденция. И «Туколонь» – это просто яркий пример, иллюстрация того, как работает порочная система.

– Суд попытался разобраться, насколько законно назначение рубки в «Туколони». Для этого была назначена комиссионная экспертиза, которая подтвердила, что лес больной. Одновременно существует заключение Рослесхоза, в котором однозначно говорится: не было оснований для проведения рубок. Насколько я понимаю, комиссионная экспертиза и заключение федерального органа – документы не сопоставимые по глубине проработки и масштабу проведённой работы?

– Акт Рослесхоза, на который мы опираемся, был отклонён судом по формальным признакам. Это тоже повлияло на итоговое решение суда. Тем не менее для нас это также принципиальный вопрос.

Комиссии Рослесхоза потребовалось около десяти дней, чтобы в вегетативный период осмотреть участок и затем сделать свои выводы. Документ очень солидный – объёмом около 100 страниц. Уровень компетентности комиссии таков, что сомневаться в оценках не приходится. Например, председателем комиссии выступал начальник Управления лесного надзора Федерального агентства лесного хозяйства, в комиссию входили заместитель начальника департамента лесного хозяйства по СФО, начальник отдела контроля и анализа использования лесов, контроля за оборотом древесины Департамента лесного хозяйства по СФО. Всего в работе участвовало более 20 человек, помимо руководителей. И комиссия подтвердила, что сплошная вырубка не требовалась.

С другой стороны, мы имеем исследования красноярских экспертов в составе пяти человек. Причём в суде выяснилось, что на место выезжали только два из них, да и то не в вегетативный период. Специалист, который оценивал повреждённость древостоя вредителями, вообще заявил, что оценку проводил по фотографиям. Лесопатолог, который сделал заключение о том, что лес был болен, всё проверил за день.

Затем на основе исследований красноярских коллег своё экспертное заключение сделали специалисты из Братского университета. Так вот, братчане вообще не выезжали в лес, поскольку там лежал снежный покров. Мало того что выводы были сделаны на основе чужих исследований, в суде эксперты подтвердили, что им был дан не полный объём материалов. Кстати, в «Туколони» кругом стоит лиственница, она сбрасывает листву на зиму и её состояние вообще не определишь в это время года. Все исследования должны проходить в вегетативный период. Когда мы начинаем спрашивать, почему исследование проведено в такое неурочное время, выясняется, что это предусмотрено договором об оплате услуг.

Генеральная прокуратура нас поддержала и подтвердила правоту Рослесхоза и сделанные им выводы.

– Благодаря вмешательству прокуратуры вместо 500 гектаров, отведённых под санитарное мероприятие, в «Туколони» было вырублено только 160 гектаров. Что сейчас происходит с тем лесом, который не попал под топор. В каком он состоянии?

– Тот лес, который не срубили, сейчас находится в идеальном состоянии. Он зелёный и по некоторым показателям стал даже лучше, чем был. Если бы там действительно возник какой-то серьёзный болезнетворный очаг, к настоящему моменту от леса уже ничего бы не осталось. Проблема в том, что вырубленная зона находилась как раз на розе ветров, где природное равновесие особенно легко нарушить. Убираешь на одном участке лесные насаждения, а на соседнем деревья ветром начинает валить. Мы выезжали туда с учёными, они предупреждали: лес будет валиться, затем начнёт деградировать почва. Восстановиться лесу будет практически невозможно.

– Разве не помогут лесопосадки?

– Их необходимо проводить в обязательном порядке. Однако нужно понимать: это север, где лес растёт очень медленно. Тем временем окружающие участки будут неумолимо деградировать. Сейчас кое-кто уже пытается спекулировать на этой теме. Я слышал, как люди защищают решение по санрубкам, а в качестве аргументов приводят фотографии с падающим лесом. Могу сказать одно: я падающего леса в «Туколони» не видел, но учёные предупреждали, что так и будет. И причина не в том, что лес больной. Причина в том, что здоровый лес вырублен, нарушена экосистема, и теперь страдает окружающая территория.

На самом деле сейчас основная задача – оградить «Туколонь» от любых воздействий и начать восстановление. Я бывал в заказнике раньше и видел, насколько хорошо там была поставлена работа по наблюдению за животными. Мне доводилось просматривать фотоловушки, например. Каждый раз восхищали огромное биологическое разнообразие, буйство красок. Животных было очень много, в том числе краснокнижных. Это уникальное по своей красоте место – даже с туристической точки зрения. А получилось, что к живому заказнику с его богатейшим природным разнообразием отнеслись потребительски, приравняв к месторождению ценного сырья – древесины. Это отношение в итоге и стало решающим.

– Но санитарные рубки в принципе – это ведь нормальный, рабочий механизм?

– Мы не против выборочных санитарных рубок, проведённых по всем правилам. Это делается так: клеймится больное дерево, потом вырезается и вытаскивается без повреждения экосистемы. Но это такая невыгодная, трудоёмкая и затратная работа, что органы лесного хозяйства ею не занимаются, к великому сожалению. Заработать на ней невозможно, поэтому государство выделяет финансирование на эти мероприятия.

Когда проводятся санитарные мероприятия, нам всегда отвечают, что бюджетных средств недостаточно, поэтому нужно позволить исполнителю работ выйти на самоокупаемость. В итоге, чтобы удалить одно сухостойное дерево, по самому лучшему лесу прокладывается огромная дорога шириной 13-16 метров. Такие факты мы постоянно выявляем и можем констатировать: они введены в систему, которая нас возмущает.

Наносится колоссальный вред природе. Вырубая здоровую древесину и оставляя больную, лес просто обрекают на деградацию. В итоге учёные констатируют: санитарное состояние лесов ухудшается. А если оно ухудшается, сам собой напрашивается вывод: надо рубить ещё больше. Всё, круг замкнулся.

– На санитарные рубки в «Туколони» тоже были получены бюджетные средства. А потом якобы больная древесина продана по цене деловой.

– Мы видели несколько договоров, там речь идёт о десятках миллионов рублей. Спросите любого предпринимателя, и он подтвердит, что никто не станет покупать горельник, больной лес. Фитосанитарный контроль с таким лесом не пройдёшь, китайские покупатели его моментально отбраковывают. Поэтому весь смысл этих санитарно-оздоровительных мероприятий в том, чтобы найти место, где есть какие-то признаки повреждения древесины, и назначить там рубку. Это может быть закопчение коры, могут быть какие-то жучки. Но скажу вам по секрету, жучки вообще-то в лесу живут, это их дом. Вопрос в том, является ли их количество критическим. Бывает, возникает очаг, а потом меняются погодные условия, ещё что-то происходит, и вспышка гаснет. Лес – это живая, саморегулирующаяся система.

Мы говорим, что в Слюдянском районе сложилась критическая ситуация с очагом бактериальной водянки, гибнут кедрачи. Задаём вопрос министерству лесного комплекса, где акты лесопатологического обследования территории? Оказывается, акты вообще не составлены. Этот лес никому не интересен.

Нужно понимать, что все санитарные рубки проводятся без конкурсов. Лесхозу спускается госзадание на выполнение работ. Но у лесхоза нет денег, нет техники, нет людей. Например, в «Туколонь» весь лесхоз можно было отправить, и он всё равно не смог бы справиться с таким объёмом. Поэтому лесхоз привлекает стороннюю организацию, а порой не одну, заключает с ней договор, согласно которому исполнитель работ забирает «спиленный хлыст у пня». Мы начинаем выяснять, что такое «спиленный хлыст у пня», почему кто-то приедет и заберёт его. При этом ни о какой выборке больных деревьев речь вообще не идёт.

Рослесхоз указал, что все функции по проведению санитарных мероприятий лесхоз должен выполнять самостоятельно, без привлечения третьих лиц. Проверить эту схему очень тяжело. Уход от конкурентных процедур всегда очень закамуфлированный, определить наличие нарушений можно лишь по косвенным признакам. Казалось бы, продать «хлыст у пня» – это формальное нарушение, а на самом деле за ним стоит теневая схема заготовки древесины.

– Уже вступил в силу приказ Рослесхоза о переводе всех лесов заказников в категорию защитных. Что это даёт? Теперь там вообще нельзя проводить рубки?

– Лесным кодексом предусмотрено, что защитные леса не должны потерять свои функции даже при проведении санрубки. То есть они в любом случае должны сохраниться именно как леса, полностью вырубить их нельзя. Я считаю, что дело по «Туколони» послужило катализатором для принятия этого решения.

Отныне уровень защищённости заказников будет выше. Не секрет, что по северам были заключены договоры на промышленную заготовку древесины в заказниках. Теперь они не могут быть исполнены. Кстати, у предпринимателей всегда есть возможность предъявить неустойку органам власти.

Лучше предотвратить рубку, чем потом доказывать, что она была необоснованной. Пни очень быстро начинают разрушаться. И когда так называемые специалисты приезжают и без должного изучения делают какие-то поверхностные выводы, настоящие учёные очень возмущаются.

– Почему же они молчат? В рамках процесса по «Туколони» произведена комплексная экспертиза, на основании которой суд признал законной санрубку. Никакого возмущения со стороны научного сообщества не слышно.

– Вы оцените схему, о которой идёт речь. Её размеры, финансовую ёмкость и так далее. Многое станет понятным без слов. Специалисты говорят: «Если мы сейчас выступим, то до дома не дойдём». Противодействие ощущают все, и специалисты в том числе.

Сейчас любого специалиста попроси дать заключение по санрубке, и он ответит: «Лучше я уволюсь, но выступать не буду, извините». Достаточно случаев, когда люди делали компетентные заключения по санрубкам, а потом быстро увольнялись, и мы уже не могли их снова привлечь к сотрудничеству.

– Ещё в марте на комиссии по экологии и природопользованию Законодательного Собрания заместитель министра лесного комплекса заявлял о том, что подготовка к пожароопасному сезону профинансирована на 15%. По словам чиновника, причина этого в нехватке финансирования, которая, в свою очередь, вызвана тем, что минлесу не дают проводить санитарные рубки. Вы можете прокомментировать эту информацию?

– Я бы сказал, что это недостоверная информация. Действительно, в министерстве возникли финансовые потери, после того как Рослесхоз отменил 52 акта ЛПО. Но мы, проверяя ОГАУ «Лесхоз Иркутской области», увидели, что денежные средства от санрубок на пожары шли в очень ограниченных объёмах. Сейчас можно услышать такое мнение: санрубки запретили, поэтому тушить пожары будет не на что. Ничего подобного. Мы лесхоз проверили полностью, и его финансовая деятельность для нас прозрачна. Более того, мы проверяли их не одни, а совместно с Контрольно-счётной палатой Иркутской области и Рослесхозом. На пожары шла определённая составляющая дохода от санрубок, но она не была ключевой. В любом случае это несопоставимо с тем, что выделяется федеральным или областным бюджетами. Ну снизили лесхозу объёмы вырубок и размеры премии, пожары от этого никто тушить не перестанет.

По результатам проверки мы приняли меры реагирования, внесли представление в адрес правительства области, информация направлена в генеральную прокуратуру, в Рослесхоз. В результате Рослесхоз стал активнее работать в этом направлении. Куда шли денежные средства – это отдельный вопрос. Руководитель ОГАУ «Лесхоз Иркутской области» покинул свой пост.

– Отказ арбитражного суда признать незаконными договоры по продаже древесины из «Туколони» может хотя бы косвенно повлиять на уголовное дело, связанное с назначением рубки в заказнике, одним из фигурантов которого является заместитель министра лесного комплекса Алексей Туги?

– Это совершенно разные дела. Однако я могу предполагать, что министерству важно доказать в арбитражном суде, что рубка была назначена законно. Это ещё один аргумент в пользу того, что министерство не может быть истцом и ответчиком в этом деле одновременно.