Между книгой и книжулей
Как в Иркутске чуть не вызвали дух Ярослава Гашека
Модное слово «инфлюенсер» – человек, на мнение которого ориентируется значительная часть аудитории какого-либо сетевого «пузыря», – вошло и в книжный мир. Если раньше люди читали то, что предлагали им авторитетные фигуры – редакторы толстых журналов, критики, то теперь книга может получить ошеломительный успех только потому, что о ней рассказал блогер, причём не важно, будет это бук-блогер или бьюти-блогер. Во втором случае успех может быть даже сильнее. О том, как книжная культура трансформируется в этих условиях, рассказывали участники круглого стола фестиваля «Книгамарт». Название его было таким: «В Иркутске выступит литератор из Чехии Ярослав Гашек: кто виноват и что делать?».
«Жаль, что с нами нет одного объявленного участника фестиваля. Это ужасно обидно. Когда я рассказывал, что еду в Иркутск на фестиваль, просили передать ему привет, взять автограф, сделать селфи. На нашем фестивале должен был выступить Ярослав Гашек, но он не сможет», – так начал круглый стол российский критик, редактор, телеведущий, сооснователь электронной издательской системы Ridero Александр Гаврилов. «В Иркутск приедет Ярослав Гашек» – ошибка одного из федеральных СМИ, случайно «воскресившего» писателя, мгновенно стала мемом фестиваля «Книгамарт». И это событие как нельзя лучше показывает, как фейк, намеренный или случайный, может влиять на аудиторию сильнее, чем сотни продуманных слов о «значении чтения».
Гашек не приехал, но в работе круглого стола приняли участие литератор, автор книги «Время библиоскопов. Современность в зеркале книжной культуры» Юлия Щербинина, главный редактор журнала «Современная библиотека» Любовь Казаченкова, директор библиотеки имени Молчанова-Сибирского Лариса Сулейманова, учёные-филологи ИГУ, представители книготорговой группы «Продалитъ», иркутские писатели.
Гашек, восстань!
Когда учёные говорят о культуре – и о книжной культуре в частности, они употребляют слово «актор». Актор – это действующий субъект, им может быть один человек, или целая творческая группа, или коллектив. Главная функция актора – воздействовать на других. Это писатели, художники, кинематографисты. Собственно, они «делают культуру», а мы, публика, её потребляем. Долгое время публика была безгласной: писатель писал, читатель молча читал. Библиотеки, критики выступали посредниками: они что-то рекомендовали, имея беспрекословный авторитет, читатель внимал. Медиа весь этот процесс освещали.
«Сейчас поведение аудитории совершенно изменилось, – говорит Александр Гаврилов. – Ещё недавно она была молчаливой, а теперь это энергичная часть культурного процесса». Даже традиционные медиа, которые ранее были скорее площадкой для выступления авторитетов, теперь сами создают картину книжного мира. «В журналистах, которые на фестиваль «пригласили» Гашека, ничего плохого нет, – считает Любовь Казаченкова. – Есть такая форма пиара – провокация. Извините, но фишку про Гашека библиотека всё-таки взяла на вооружение… Была ли провокация раньше? В СССР было идеологическое общество – и попробуй попровоцируй. В мире информационной перенасыщенности журналисты вынуждены цеплять внимание именно таким способом, не очень хорошим. Вопрос в том, как воспринимать эту нашу сегодняшнюю действительность. Я предлагаю воспринимать с юмором». Однако, как заметил Александр Гаврилов, самое интересное не в том, что какое-то СМИ намеренно или по ошибке заставило Гашека «поехать» на фестиваль, а в реакции на это других участников процесса.
– В старой культурной сборке естественная реакция на такое следующая. Это либо подобное: «Что за идиоты? Мы не будем про них разговаривать», либо порицание: «Посмотрите, какие дураки!» Что является результатом и той, и другой коммуникационной стратегии? Разрыв коммуникации – там за стеной сидят те дураки, а тут мы сидим, другие дураки. Обсмеяв ситуацию с Гашеком, площадка фестиваля удержала на себе общественный диалог… И это правильно, потому что мы находимся в ситуации, когда культурные акторы меняются. Актором сегодня может быть живой великий писатель Сальников, мёртвый, но прекрасный писатель Гашек. Культурным актором может оказаться критик, журналист или тот, кто сейчас называется прекрасным в своей отвратительности словом «инфлюенсер». Явление возникло из «Инстаграма». Человек, которого каждый день готово лайкать определённое количество людей, наблюдая его жизнь, его котиков и его купленные трусы, и есть инфлюенсер. И, конечно, он является новым, довольно странным, на мой взгляд, типом культурного актора. Из прошлых веков мы вспомним знаменитого Джорджа Браммелла, денди, который прославился способом завязывания шейного платка. Между ним и «Инстаграмом» более 300 лет, и мы сейчас имеем дело с чем-то новым.
«Позволить себе быть сложными»
Слово «инфлюенция», известное в русском языке с первой половины 18 века и первоначально означавшее некое мистическое воздействие планет, а потом просто «влияние», сегодня получило новое наполнение. Появился «инфлюенсер». Нынешний сетевой инфлюенсер может вовсе и не обладать никакими достаточными знаниям ни в какой из областей. Он может вообще ничего не знать, а заработать свою миллионную свиту песнями в ванной под душем. Что с этим делать, пока никто не знает. èèè
«В традиционном обществе, определим его как доинтернетное, кто был лидером мнений? – задаётся вопросом Юлия Щербинина. – Тот, кто был авторитетом. Вся традиционная культура держится на авторитетах и иерархии. Что происходит в современном мире? В интернет-пространстве равным правом голоса обладают школьник и профессор. Каждый может завести аккаунт в Сети и что-либо там говорить и писать. Происходит разрушение иерархии, и я не говорю о том, хорошо это или плохо, это данность. Меняется само понятие «авторитет».
Сегодня рекомендательной библиографией занимаются люди с тысячами подписчиков, тогда как функция библиотек в этом смысле утрачивается. Человек, снимающий себя на камеру и идущий по улице, подкупает. Его оценка чего-то, включая книгу, – личная, и именно этим она близка смотрящему. Тогда как библиотекарь-профессионал, решивший заняться бук-блогерством, чаще всего представляет собой унылую картину, и можно «засохнуть от скуки» на третьей минуте его спича. Обзоры в блогах непрофессиональны, выбор произведений очень печальный. Но сейчас профессиональным библиотекарям догнать мальчика с селфи-палкой очень трудно. Писатель, если он хочет сделать книгу популярной, или сам должен быть успешным блогером, или поручить «презентацию» книги известному блогеру. Эта ситуация возникала и раньше. Самый известный пример – книжный клуб телеведущей Опры Уинфри. В своём дневном телешоу Опра создала ежемесячный книжный клуб. Она называла одну книжку, которую все должны прочитать и потом вместе обсуждать. И после этого книжные магазины начали исправно рапортовать о рекордных продажах книг, все зрители Опры после передачи шли и покорно скупали объявленную книгу. Писатель Джонатан Франзен рассказывал, что визит Опры его «страшно обогатил и страшно опозорил». «Очень интересно, что сегодня эти «повелители аудиторий» тоже выступают как точка входа в литературные процессы», – говорит Александр Гаврилов. При этом на одном хайпе популярность не удержишь, блогам-миллионникам тоже нужна разная аудитория. И тут есть ресурс для развития.
«Абсолютный лидер телеграммного мира – канал «Рыжий лис» с десятками тысяч подписчиков, активно участвующих в розыгрышах книг, – рассказывает он. – Начинала его дама с коммерческой позиции – буду бить по площадям наибольшего интереса. По мере того, как росла её аудитория и она видела отклик, она позволила себе быть сложной. Сейчас видно, как она разыгрывает очень коммерческую книжку, походя останавливается на 2-3 очень коммерческих титулах, после чего, конечно, не Джойса своими словами пересказывает, но работает с очень серьёзной литературой. Именно эта разность позволяет ей удерживать на себе очень разные аудитории». Организатор Иркутского книжного фестиваля 2018 года Александр Верхозин напомнил, что количество лайков под постом – не показатель для коммерции, показатель – какой трафик идет с аккаунта. «Если у человека миллион подписчиков, но 100 с ним общаются – это ни о чём, – говорит он. – А если 500 и 300 общаются – это другой расклад».
Директор библиотеки имени Молчанова-Сибирского Лариса Сулейманова отметила, что библиотеки в новом, меняющемся мире становятся уже не площадкой, а функцией. На базе библиотек происходят встречи, акции, события, которые позволяют соединить два мира: классическое библиотечное понимание книги и книжной культуры и современность. Однако Александр Гаврилов напомнил: новый дивный мир иногда преподносит сюрпризы. К примеру, Третьяковская галерея с этим уже столкнулась: в попытках быть демократичной и идущей в ногу со временем она оказалась в центре серии скандалов.
«Не понравился мне ваш Куинджи»
«Последний год для Третьяковской галереи в Москве был прямо ужасным. То «Ивана Грозного…» порвут, то Куинджи свистнут, то свою картину на стену повесят, то акцию современного искусства проведут: разрисованный мужчина в стрингах бродит по залам, – рассказывает Гаврилов. – Молодец, он теперь может утверждать, что его акция происходит в сакральной Третьяковской галерее. Однако общественность и государство стали спрашивать: «Что происходит?» В Третьяковке ответили: «Ну мы очень старались, чтобы к нам ходили, какой-то процент тех, кто к нам ходит, в контакте с реальностью, и получилось вот это». И разговор про скучную библиотеку и нескучную отчасти рядом с этим. Мы все мечтаем, чтобы библиотека была нескучным местом, функцией, сервисом. Но рано или поздно придут и «Ивана Грозного…» порвут. И что делать-то с этим? В какой-то момент то движение, которое казалось Третьяковке привлекательным, совершенно вышло из-под контроля».
Понятно было, от чего бежала Треть-яковка. От унылой карательной функции советского учреждения искусства, карательной советской музейной практики: «А ну, приди сюда строем, чеканя шаг, и следуй мимо нашего «Ивана Грозного…». Это, естественно, вызывало отторжение. Однако на смену «культурным прапорщикам» пришли «добрые воспитатели». Утрата всякой кураторской воли выглядит так: «Ой, вы все такие клёвые, приходите к нам все, и лисица, и волчица». А в итоге приходят действительно все, в том числе и мужчины в стрингах. И сама Третьяковка, и государство, и общество смотрят на эту ситуацию как на требующую урегулирования. Где баланс между унылой менторской казармой и развесёлым хиппанским сквотом, в который рискуют превратиться культурные учреждения, идя в ногу со временем? Проще говоря, где то прекрасное райское место между «Берегите книгу!» и «Книжулей месяца»? И кого пускать на свою площадку? Ведь сейчас каждый, у кого есть аккаунт в Сети, хочет быть и писателем и критиком. И расхожая фраза: «Пока не было Интернета, никто не знал, какой ты дурак», – на самом деле не точная. Пока не было Интернета, ты мог осознавать, какой ты дурак, сейчас массовые лайки могут полностью оградить тебя от ощущения, что ты дурак. Более того – коллективный «дурак» может вознести одну книгу на пьедестал, а другой обеспечить место в мусорной корзине.
– В борьбе за лидерство в культурном поле акторы готовы использовать любые средства, – считает Юлия Щербинина. – И присваивать себе функции, прежде им не свойственные. Для того, чтобы узурпировать эту условную «культурную власть», они готовы выступать в разных совершенно им не свойственных ролях. Сейчас очень много самостийных писателей. Если я пишу в «Фейсбуке», почему бы мне не издать книгу? И сервисы позволяют это сделать легко. Я могу объявить себя художником, раздеться и топлесс выступить в Третьяковке, заявив, что это акт творчества.
Однако акт приобщения к «культурке» доступен и любому, кто просто посетил выставку. «В Третьяковке очереди. Человек домой пришёл и у себя в «Фейсбуке» пишет: «А мне не понравился Куинджи», – продолжает Юлия Щербинина. – Без аргументов. А они и невозможны без культурного бэкграунда. Ради этого он готов отстоять очередь. Конечно, можно сказать, что у него нет квалификации, компетенции и профессиональных навыков для таких оценок. Но это принципиально иная культурная ситуация, такое было невозможно ещё 10 лет назад, в доинтернетную эпоху это был нонсенс. Проблема в том, что люди берут на себя такие функции, статусы и роли, которых раньше не было. Сейчас блогер аккумулирует в себе сразу несколько функций: он швец, жнец и на дуде игрец. Это данность, не хорошо, не плохо. В таком мире мы живём. С одной стороны, прекрасно, что любой человек сейчас может высказать своё мнение. Сейчас открытое общество, и демократические свободы дают нам право высказываться. С другой стороны, мы имеем то, что имеем. Люди зачастую идут на выставку, только чтобы написать пост: или «Я в восторге от Куинджи, а меня отговаривали», или «Мне он не понравился».
Александр Гаврилов напомнил, что такое бывало и раньше, в доинтернетную эпоху. «В этом смысле очень интересно смотреть на картины мировой известности в музеях. Когда весь музей условно пустой, а рядом со «Звёздной ночью» Ван Гога стоит очередь селфующихся, потому что единственная задача – дойти до «Звёздной ночи», сделать селфи», – говорит он. Это часть человеческой природы. На ресурсе «Прожито» можно почитать дневники людей прошлого и увидеть «абсолютно фейсбучные посты». Люди точно так же реагировали на фильмы, великие произведения, как сейчас рядовой пользователь соцсети. «Единственное, что нас отделяет от них, – о современных мнениях мы узнаём мгновенно», – говорит Гаврилов. Так или иначе, но частное непрофессиональное мнение о книге ранее так и погибало в узком кругу, а теперь может сыграть главную роль в её успехе или неудаче, как и рецензия высоколобого критика. И с этим придётся считаться.